На протяжении двух лет, с 1812 по 1814 год, в городе Перми жил в ссылке граф Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839). Он известен как великий реформатор, основатель российской юридической науки и теоретического правоведения. Сперанский занимался вопросом реформирования государственно-правовой системы России, однако воплотить их в жизнь не удалось из-за сопротивления привилегированного сословия. В итоге Сперанского обвинили в связях с Наполеоном и отправили в ссылку. В этой публикации, взятой из «Памятной книжки и адрес-календаря Пермской губернии на 1891 год», рассказывается о пребывании Михаила Сперанского в Перми.
Знаменитый изгнанник, прибывши в Пермь 23 сентября 1812 года, оставил её 19 того же месяца 1814 года.
С приезда, недели три, Сперанский имел отводную квартиру у купца Н.Л. Попова. Затем всё прочее время жил в нанятом на собственный его счёт помещении у наследников купца Иванова. Дом первого из этих хозяев сохранился до ныне и занят губернской почтовой конторой. Ивановский дом, сломанный за ветхостью в 1837 году, стоял на Торговой улице, на углу Верхотурского переулка.
Не излишне будет сказать несколько слов о прежнем порядке управления в Перми, невыгоды которого довелось испытать злополучному царедворцу. Богдан Андреевич Гермес носил только титул начальника губернии. Все важнейшие дела он предоставлял решать правителю канцелярии и отчасти другим чиновникам, а мелкие – супруге своей Анне Ивановне. Губернатор и мужской ареопаг положительно не знали, что им делать с Михайлом Михайловичем, а потому рады были, когда её превосходительство взяла гостя в собственное ведение.
В Высочайшем указе, при котором доставлен государственный секретарь, было предписано Гермесу: «иметь Сперанского под строгим присмотром». Какой смысл заключался в этих словах? Анна Ивановна настояла придержаться буквы. На основании такого изъяснения, в переднюю Михайла Михайловича были посажены два будочника. Городничему Грену и частным приставам Максимову и N вменено в обязанность посещать, без церемоний, во всякое время дня, квартиру ссыльного и о том, что увидят или услышат здесь, рапортовать, куда должно, т.е. губернаторше. На вопрос одного близкого человека: «с какой целью наряжаются будочники?» – её превосходительство дала ответ: «так себе, – пускай г. временщик, при виде караульных солдат, поймёт конец свой роли».
На первых порах после приезда Михайло Михайлович пробовал было завести знакомство с высшим классом жителей Перми и встретил неудачу: никто не отплатил ему визита. Правда, некоторые чиновники желали соблюсти вежливость, но отказались от намерения, боясь навлечь на себя гнев со стороны губернаторши. Архиерей Иустин Вишневский, человек робкий, последовал примеру мирян. Между духовенством нашёлся, однако, смельчак, который дерзнул принимать Сперанского у себя и навещать его: это был соликамский игумен Иннокентий, короткий друг купца Н.Л. Попова.
Стеснив изгнанника внутри квартиры и отлучив от общества, Анна Ивановна не удовольствовалась этим и пошла далее. У неё родилась мысль предать мнимого врага отчизны публичному поруганию. Слуги губернаторские, раздавая мальчишкам лакомства, научили негодяев гоняться за Сперанским по городу и кричать: «изменник! изменник!» Ребята охотно исполняли наказ. Особенной ревностью в таком преследовании, к сожалению, отличались воспитанники гимназии.
Ещё об одном оскорбителе надобно упомянуть. Некто Воронин, выгнанный из службы чиновников, прикидываясь помешанным, нередко являлся пьяный перед окнами ивановского дома, садился на надолбы и распевал во всё горло псалом: «На реках вавилонских»…
Вполне равнодушный ко всему, что творили злоба и глупость, Михайло Михайлович почти ежедневно отправлялся гулять в предместье Слудку, – значит пересекал Пермь из конца в конец. Сделав по слудской набережной два, порой три тура, он останавливался против старой консистории и, оперевшись на трость, подолгу и задумчиво смотрел, или по крайней мере показывал вид будто смотрит, на печальную картину камского заречья.
Слудяне, вечно трудящиеся над выделкой кож, не беспокоили посетителя их слободы; украдкой поглядывали из окон на величавую фигуру петербургского генерала и дивились, что он не держит себя столбом, как наши господа, при поклонах, делаемых ему мимоидущими семинаристами. К чести этих юношей, исконных постояльцев Слудки, должно сказать, что они, вероятно , по совету наставников, взирали с благоговением на славного изгнанника и были почитателями того, кого нагло обижал целый город.
Вельможи, по мнению света, неспособны к дружбе: равных они не терпят, низших презирают. Как другие, а Михайло Михайлович, кажется составлял исключение.
Искренней его приязнею могли похвалиться три пермяка: хозяин первой квартиры Н.Л. Попов, игумен Иннокентий и Д.Е. Смышляев. Попов был разорившийся купец, кое-как перебивавшийся крохами прежнего состояния. Игумен Иннокентий, хотя числился соликамским, но постоянно проживал в Перми, по должности преподавателя семинарии и члена консистории. И тут ненависть силилась прервать добрую связь. Под видом благожелания, многие говорили Иннокентию: «напрасно вы, отец, сближаетесь с человеком, который находится в опале. Наживёте беды!» – «А мне, монаху, что за дело до политики?.. Вижу к себе внимание Михайла Михайловича и обязанностью христианина почитаю воздавать ему за честь честию» – отвечал благородный инок и продолжал посещать ссыльного.
Смышляев же, тогда ещё далеко не богаты человек, каким сделался под старость, ссудил, без всяких залогов, Сперанского 5000 руб., суммою, по старому времени, весьма значительною. Этого пособия Михайло Михайлович не забывал до самой своей смерти. Под конец пребывания в Перми, Михайла Михайловича окружала толпа поклонников, но он, конечно, умел ценить их ласку.
Любопытны обстоятельства перемены в сношениях между Сперанским и Гермесом. Некоторые из чиновников, сознавая крутость мер начально принятых Анною Ивановною, и побаиваясь за супруга её, предложили последнему спросить, где подлежало, как разуметь личные права состоящего под строгим присмотром? Губернатор послушался. На представление его министр полиции Балашев уведомил довольно лаконически: «разуметь сосланного государственного секретаря как тайного советника». Нетрудно вообразить смущение пермский властей. Прежде всего, по тайному их мановению, исчезли будочники-швейцары и провалился куда-то и Грен с приставами.
Сам Богдан Андреевич, чтобы загладить вину перед обиженным, прибегнул к хитрости. Дождавшись первого высокоторжественного праздника, Гермес облегся в мундир и со свитой старших чиновников, тоже при форме, едет парадно, на поклон к обитателю ивановского дома. Народ не без удивления смотрел на такой кортеж, предполагая что либо недоброе для Сперанского. Теперь будем говорить устами г. Баранова, участника в церемонии:
«Михайло Михайлович принял нас очень просто. Помню, он сидел за письменным столом, одетый в шлафрок. На проздравление наше тайный советник ответил, едва приподнявшись со стула, лёгким наклонением головы. Тут только поняли мы наши грехи против него! Чувство стыда смешалось в нас с чувством страха. Визит, естественно, был непродолжительным. Откланявшись, мы уехали по домам и после долго не заводили в своём кругу речи про настоящий урок. Впоследствии Михайло Михайлович ни словом, ни делом не высказывал уже никому своего неудовольствия; напротив, весьма любезно принимал участие в общественных собраниях даже сам, как бы давнишний пермяк».
Перевод Сперанского в Новгородскую губернию истолкован был самым выгодным для него образом: решено, что государственный секретарь опять возвращается ко двору. Оптимисты пермские чаяли себе, за хлеб-соль, всякого блага. Не оптимисты же призадумались, памятуя кое-какие нехорошие вещи.
Наступило 19 сентября 1814 года. Весь губернский чиновный синклит, с Гермесом во главе, явился к отъезжающему для пожелания благополучного пути. Из посторонних находились помещик Х.Е. Лазарев и отец Иннокентий. Провожали до заставы. Здесь Михайло Михайлович, выйдя из экипажа, поблагодарил компанию за честь, которую сделали ему, перецеловался со всеми провожающими и садясь вновь в возок, взял за руку близ стоявшего игумена и сказал: «прощайте, добрейший отец Иннокентий! Если я буду когда-либо счастлив, и вы будете счастливы!» Скромный инок на сей раз не придал этим словам никакого особого значения: через 12 же лет он вспомнил о них, когда неожиданно получил место настоятеля псковского монастыря, затем викарную кафедру в Москве, наконец архиепископство на Волыни.
Источник:
Из бумаг Ф.А. Прядильщикова. Кое-что о пребывании Сперанского в Перми // Памятная книжка и адрес-календарь Пермской губернии на 1891 год. – Пермь, 1890.
Читайте также: