М. Сомов. Описание Уфы (1864 г.)

Предисловие М.И. Роднова

Идею найти и опубликовать полный текст записок М. Сомова предложила замечательный историк нашего края – Инга Михайловна Гвоздикова. Специалисты – историки и краеведы давно знакомы с этой работой, но полной подборки «Оренбургских губернских ведомостей» за 1864 год не сохранилось ни в Уфе, ни в Оренбурге. И в 2007 году, когда планировалась очередная моя командировка, по настоянию Инги Михайловны было решено найти все записки М. Сомова. В конце года, получив почтой ксерокопии и микрофильм с заказанными номерами всех статей М. Сомова, пришлось потратить немало сил, чтобы прочитать довольно плохо напечатанный и ещё хуже откопированный текст. С помощью современных компьютерных технологий удалось восстановить абсолютно все фрагменты работы М. Сомова. А затем встала ещё более сложная задача, хорошо знакомая историкам и краеведам, где опубликовать этот материал.

Попытки выйти на толстые журналы успеха не принесли. История нашего любимого города власть предержащим даром не нужна, по крайней мере сейчас, пока ещё не уничтожена вся старая часть Уфы. Помогли добрые люди. Неожиданно мне предложили поместить материал М. Сомова в самом гламурном городском журнале «Уфа». Договорились моментально. Но, как говорится: «в действительности всё не так, как на самом деле». Замысел опубликовать ПОЛНЫЙ текст М. Сомова провалился. Редакция решила давать материал с сокращениями. Видимо, это было неизбежно. В работе М. Сомова очень много статистических, специфически научных моментов, которым, действительно, не место в глянцевом рекламном журнале. Нужно сказать спасибо редакции «Уфы», которая своей публикацией привлекла внимание общественности к этому забытому, но интересному труду.

Далее вниманию читателей предлагается текст моего комментария из первого (февральского) номера журнала «Уфа» за 2008 год. Ещё раз повторим, что текст М. Сомова даётся в точном авторском варианте со всеми авторскими сносками.

М.И. Роднов

ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ ЛЕТОПИСЦЕВ ГОРОДА УФЫ

Впервые через полтора столетия вниманию читателя предлагается уникальное «Описание Уфы» М. Сомова, созданное в 1864 г. и опубликованное в единственной газете, издававшейся тогда в Уфе – «Оренбургских губернских ведомостях» (в нашем городе находилась гражданская администрация во главе с губернатором). А если учесть, что тираж ОГВ в то время был микроскопическим – 200 – 300 экземпляров, рассылавшихся по большей части различным правительственным учреждениям [Сафонов Д.А. Периодика Оренбургского края. Вып. 1. Оренбург, 2004. С. 132 – 133], то журнал «Уфа» впервые представляет массовому читателю полную публикацию этого уникального свидетельства современника.

Оренбургские губернские ведомости

Ценность работы М. Сомова заключается в том, что наш город тогда только вступал в эпоху бурного развития, впереди будут резкое увеличение численности населения, строительство роскошных особняков, начало многоэтажной застройки вокруг Верхне-Торговой площади. Уфа шестидесятых годов XIX столетия это тихий провинциальный городок и благодаря М. Сомову до нас дошли очаровательные предания, сценки простой жизни уфимцев, обычаи и предрассудки горожан.

Эпоха великих реформ, начавшаяся отменой крепостного права в 1861 г., пробудила огромный интерес общественности к истории и современности своего Отечества. Центром объединения немногочисленной уфимской интеллигенции, сообщества первых краеведов, историков-любителей являлись «Оренбургские губернские ведомости», в неофициальной части которых публиковались разнообразные краеведческие, просветительские, статистико-экономичеcкие материалы. Редактором неофициальной части ОГВ в 1864 г. служил инспектор уфимской гимназии, старший учитель законоведения Пётр Николаевич Чоглоков (фамилия иногда писалась и как Чеглоков). Видимо, по его инициативе для читателей ОГВ был заказан очерк по истории и современному состоянию Уфы. Автором являлся также педагог из уфимского уездного училища Михаил Митрофанович Сомов, коллежский асессор. Священником (законоучителем) в этом училище был известный церковный краевед Павел Петрович Желателев. Интересно, что материалы о медицине для очерка М. Сомова представил врач Николай Александрович Гурвич, только начинавший свой славный путь статистика-исследователя Уфимского края. Читатель в «Описании Уфы» познакомится с одной из первых работ молодого Н.А. Гурвича. Добавим, что, скорее всего, братом автора являлся коллежский секретарь Дмитрий Митрофанович Сомов, в 1864 г. служивший в уфимской градской полиции (помощник пристава третьей части) [Адрес-календарь Оренбургского края. На 1864 год. Оренбург, б. г. С. 128, 160 – 162]. Видимо поэтому в «Описании Уфы» встречается немало информации, полученной в полиции.

Рядовой учитель, М.М. Сомов, выполнил работу очень профессионально. Он использовал практически всю имевшуюся тогда литературу о нашем крае, взяв за основу известные дневники Ребелинского. М. Сомов собирал сведения у уфимских старожилов, записывал предания и легенды, постарался дать подробное описание современной ему Уфы, рассказать о жизни простых горожан. Нельзя не оценить живой, эмоциональный язык рассказчика.

Получилось впечатляющее по объёму исследование. В десятом номере ОГВ за 7 марта 1864 г. увидел свет первый очерк М. Сомова, и лишь в № 52 от 26 декабря он закончил своё повествование. Как всякий внимательный краевед, М.М. Сомов начинает с возникновения Уфы. Автор придерживался версии основания Уфы в 1574 г. Подробно он останавливается на дорусском периоде истории. М. Сомов обращает внимание, что ставка ногайского наместника располагавшаяся на территории современной Уфы также именовалась Уфой (второй вариант Туратау – просто город). Вообще М.М. Сомов пытается проверять своих предшественников, сопоставляет их труды с сохранившимися среди уфимцев преданиями и собственным пониманием прошлого.

В этой связи обращает внимание термин «Старая Уфа», уже в середине XIX в. закрепившийся за районом города за речкой Сутолокой. Почему же именно там была «Старая» Уфа, ведь кремль и основная часть домов первопоселенцев находились у Белой, до Сутолоки. Тем более, что в 1860-е гг. вокруг Нижне-Торговой площади (район современного Монумента Дружбы) сохранялась историческая, такая же «старая» застройка. Возможно, в появлении и локализации «Старой Уфы» на Усольской горе отразились почти не сохранившиеся до наших дней предания о ногайской ставке, которая располагалась на известном Чёртовом городище на крутом берегу Уфимки, там же был Терегулов луг (по имени жестокого пастуха-ногая) – открытые пространства (район совр. улицы С. Перовской и соседних), наиболее пригодные для кочевников-ногайцев, в отличие от перерезанных оврагами прибельских склонов. М.М. Сомов сообщает ещё одну интересную подробность: возле Покровской церкви существовал небольшой мост, соединявший улицу Успенскую (Коммунистическую) с Сибирской (Мингажева) и назывался он также ногайским. Конечно, ногайская ставка – Уфа – вряд ли имела значительные постройки. Ногаи-мангыты считаются «классическими» кочевниками с почти полным отстутствием городских центров. Но, возможно, первые поколения уфимцев находили какие-то следы их пребывания и в памяти горожан земли к востоку от кремля, за Сутолку, в сторону Усольской сопки и Уфимки были связаны с неким (ногайским?) «старым» городом, Старой Уфой. Внимательное изучение материалов М.М. Сомова, его авторской интерпретации, даже того, о чём он не посчитал нужным упомянуть, открывает массу новой информации, заставляет по новому взглянуть на историю нашего славного города.

М. Сомов

ОПИСАНИЕ УФЫ. 1864 год

[Примеч. Считаю долгом упомянуть, что при составлении описания Уфы, всё относящееся к истории города, извлечено мною частию из Топографии Оренбургской губернии и Истории Оренбургской Рычкова (изд. 1762 и 1759 г.), частию из рассказов старожилов, более же всего из записок В. Ан. Рембелинского [в первых двух номерах газеты фамилия «Ребелинский» неверно показана в форме «Рембелинский» – М.Р.], снисходительно переданных мне его зятем П. В. Поляковым. Фамилия Рембелинских существует в Уфе уже много лет, и представители этой фамилии, предки Г. Рембелинского, бывшие личными свидетелями многих событий, имели обыкновение записывать их в свою домашнюю памятную книгу; автор же записок, продолжавший и сам это обыкновение, всё это собрал и составил нечто целое]

Географическое положение города и расстояние его от столиц. Уфа, губернский город Оренбургской губернии, лежит под 54° 43° с. ш. 73° 35 в. д. и расположен на правом высоком берегу реки Белой, версты три или четыре ниже впадения в неё реки Уфы; расстояние её от С. Петербурга 1986 вёрст, от Москвы 1512 вёрст.

Время основания и первоначальные обитатели Оренбургской губернии. Основание Уфы положено было в 1574 году, в царствование Иоанна Васильевича Грозного, по просьбе башкирцев, коренных обитателей здешней местности [Топография Оренб. губернии, Рычкова, Ч. II. стр. 193].

Местность, занимаемая ныне Оренбургской губерниею, обитаема была в древности разными азиатскими народами; последними же обитателями её, до водворения в ней русских, были башкирцы и одноплеменные с ними ногайцы. Башкирцы сначала находились в подчинении у разных ханов. Одни из них, жившие за рекою Уралом и называвшиеся зауральскими, находились в зависимости от Сибирских ханов; другие, населявшие лесистые местности этих гор, назывались горскими и подчинялись ханам ногайским; третьи, обитавшие по рекам Ику и Белой, именовались бельскими и были подвластны царям Казанским. Наконец один султан из поколения старинных ханов, именем Алказар, усилившись, подчинил своей власти всех башкирцев. Покорённые башкирцы однакож не вдруг смирились и долго оказывали непослушание и буйство; почему хан, для обуздания их, употреблял самые жестокие меры [Наприм. отпускал им пищи на двор по одному котлу; отбирал их имущество, скот и даже людей; не позволял им владеть землёю и переходить за реку Белую; на занимающихся же звериным промыслом наложил тяжёлый ясак: по лисице, бобру и кунице на каждого человека], которыми башкирцы приведены были в крайнее истощение и бедность [Топография Оренб. губер. Рычкова, Ч. I. стр. 84].

Причины основания Уфы. По покорении Казанского царства царём Иваном Васильевичем IV, башкирцы, населявшие Оренбургский Край, узнав о хорошем обращении Русских с покорёнными татарами, 1555 г. добровольно вошли в подданство России и обложены были ясаком, но более умереннейшим, чем прежде, который в тогдашнее время состоял из мёду, звериных шкур и живого разного рода скота. Ясак этот в назначенное время башкирцы обязаны были доставлять в Казань и возили его туда зимой на лыжах; но как подобная доставка, в следствие значительного расстояния, представляла большие затруднения, то башкирцы и просили Русское Правительство устроить внутри их кочевья укрепление, которое могло бы служить как складочным местом для их ясака, так и для того, чтобы в случае нападения на них старинных их врагов и соседей Киргизов и Сибирских царевичей, они могли оттуда получать скорую помощь и защиту. Русское правительство, найдя место это удобным как для заселения, так и для устройства крепости, согласилось исполнить их желание [Топография Рычкова. Ч. II. ст[р]. 195].

Пристань в Уфе

Первоначальное заселение города башкирцами и ногайцами. Место, занимаемое Уфой, как сказано выше, давно уже заселено было башкирцами и ногайцами, хан которых имел здесь своё становище. По преданию, слышанному Рычковым от одного известного ему старшины Кудряс Муллакаева, здесь был прежде город, называемый Туратав [Это слово составилось из двух слов: тура – стоит, таф – гора, стоящий на горе], который простирался вёрст на десять в длину, от реки Уфы до Белой и до того места, где в последствии устроена была русская засека. Население его вероятно не соответствовало такому огромному пространству, если принять в соображение обычай татар и башкирцев строиться широко и привольно и без всякого соблюдения симметрии. Строения башкирцев и даже становище хана были деревянные, отчего и не осталось никаких следов их существования, кроме курганов; но и те, назад тому несколько десятков лет, срыты и даже признаков их не осталось. Становище хана находилось на возвышенном и живописном берегу реки Уфы, которое в настоящее время называется Чёртовым городищем, а прежде именовалось татарским [Топография Оренб. губернии Рычкова. Ч. II. стр. 194].

Башкирцы жили в Уфе только зимой; на лето же уходили кочевать в места, удобные для пастбищ их скота. Последний владетель этого города, Ногайский хан Тиря-Бабату-Клюсов, в подданстве которого состояли все Ногайцы и 12 Минских волостей башкирцев, плативших ему ясак куницами и мёдом, имел обыкновение летом тоже откочёвывать к реке Дёме, вёрст за 50 от Уфы, где были у него две стоянки, одна при озере Большом Азирате, а другая на речке Ислате [В деревне Тереме Белебеевского уезда ещё и до сих пор, как говорят, видны остатки древней каменной мечети или памятника]; зимою же возвращался опять в Уфу.

Легенда о змее. Но так как, говорит предание, в Уфе стал будто бы являться из близлежащей пещеры огромный змей, который, приползал в город, заражал своим ядовитым дыханием и пожирал много людей [Не послужило ли основанием этой легенды то обстоятельство, что в окрестностях Уфы, в прежние времена, водилось много ужей и змей, которых даже и теперь ещё, говорят, много можно встретить около чёртова городища], то хан со всеми ногайцами бросил Уфу и окончательно поселился на Дёме; а оттуда, по получении вести о взятии Русскими Касимова и о намерении их идти на Казань, удалился в прикубанские степи [Топография Оренб. губер. Рычкова. Ч. II. стр. 195].

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 7 марта)

Местность, занимаемая Уфой. Город Уфа расположен на довольно высокой горе (500 фут. над уров. моря), понижающейся только к речке Сутолоке, на месте очень неровном и перерезанном многими довольно глубокими оврагами. Рычков (в Топографии Оренб. Губ. Ч. II. стр. 196) замечает, что такая местность представляла ту выгоду, что защищаемая отчасти природой, она удобно могла быть укреплена искусственно с той стороны, которая не представляла природных преград. В самом деле, здесь течение рек Уфы и Белой образует обширный полуостров, необмываемый водою только на северо-востоке. Значительную часть этого полуострова занимает в настоящее время город.

Первое заселение города. Первое население города образовалось из переведенцев разных великорусских губерний, которые, по тогдашнему обычаю, исправляли службу конных и пеших стрельцов; потом из пеших учреждены были солдатские полки; конные же сперва назывались стрельцами, а потом служилыми казаками. Затем сюда же переведено было несколько польской шляхты и дворян, из которых в последствии сформированы были две роты драгун и одна иноземная. Этим переселенцам отведены были около города, на пространстве 30 вёрст от него, участки из башкирских земель, где из них образовались потом сёла и деревни [Топография Оренб. губернии Рычкова. Ч. II. стр. 195, 196 и 198]. Башкирцы же, в первое время основания Уфы, жили зимой около города в землянках, а летом откочёвывали вёрст за 10 от него; потом, по отведении, как сказано выше, ближайших участков к Уфе русским переселенцам, стали уходить и далее, но всё же на незначительное расстояние, чтобы, при нападении на них неприятеля, можно было воспользоваться защитой из вновь основанной крепости [Топография Рычкова. Ч. I. стр. 86].

Название города. Рычков говорит [Топография его же. Ч. II. стр. 194], что название возникающему городу дано было не новое, а принято прежнее старинное, которым именовали свой город Ногайские ханы, и что название это произошло от реки Уфы, на берегу которой была стоянка хана и большая часть строений ногайцев и башкирцев. Это же обстоятельство было причиной и того, что город получил своё имя не по реке Белой, которая гораздо значительнее, а по Уфе. Но, кажется, что, при объяснении его слова, вероятнее всего принять мнение одного из наших ориенталистов, который предполагает, что оно произошло от татарского – упе – возвышенность, изменившееся со временем в слово Уфа. Это очень правдоподобно, если принять в соображение, что становище хана, как сказано выше, было на возвышенном берегу реки Уфы, которая и сама потом могла получить это же имя; прежде же река эта, вероятно, называлась (как ещё и теперь иногда называется башкирцами) Кара-Идель – Тёмная река, в отличие от цвета реки Белой. Название Уфы, может быть, прежде давали одному ханскому жилищу, тогда как самый город мог именоваться Туратав (а позже Казань-тав), как его называет Рычков в другом месте.

Прибытие стрельцов и первоначальное устройство крепости и города. Сначала отправлено было в 1574 году для заселения Уфы две роты стрельцов; строителем же города назначен был боярин Иван Нагой [История Оренбургская Рычкова. Глава 2, стр. 213, примеч. 7]. Прибывшие стрельцы избрали себе места удобные как для жилищ, так и для огородов и садов; начальствующие же лица расположились ближе к реке Белой, где устроено было несколько деревянных домов для помещения воеводы, его канцелярии, арсенала и хлебных магазинов. Все эти строения обнесены были деревянным полисадом с двумя деревянными высокими башнями; под башнями устроены были ворота, из которых одни, с приезда из Казани, назывались Казанскими, а другие, со стороны реки речными. Чрез эти ворота был въезд во внутреннюю крепость или кремль. Внутри кремля в последствии находились: каменная соборная церковь, провинциальная канцелярия, гауптвахта, цейхгауз, воеводский дом и тюремный острог. Кремль, со всеми внутренними строениями сгорел в 1759 году от молнии; причём и самый собор был сильно повреждён. Самый город основался на том же месте, где был прежде башкирский, только ближе к рекам Сутолоке и Белой. Он был тоже обнесён деревянною стеною с шестью воротами, носившими следующие названия: – Казанские, Спасские, Ильинские, Фроловские, Сибирские и Успенские, давшие своё имя и улицам, от них идущим.

Устройство засеки. Потом устроена была засека. Она была сделана таким образом: вырыт был, на пространстве 10 вёрст, ров у реки Уфы, недалеко от Уфимского перевоза, и оканчивался у реки Белой, близ нынешнего Магометанского Собрания. Следы его, заросшие кустарником, говорят, ещё и теперь можно видеть за городом [Остатки его, идущие по направлению театрального бульвара ещё в 1821 году существо­вали]. В средине вала выстроена была для проезда деревянная башня, где содержался караул и откуда производились разъезды для наблюдения за кочевниками. Внутри засеки вмещался не только город, со всеми его внутренними укреплениями, но и часть полей, принадлежавших жителям [Топография Оренбургской губернии Рычкова. Ч. II. стр. 196 и 197. Записки Г. Рембелинского].

Число домов, построенных при основании города, и образование улиц. Город вскоре после основания заключал в себе: 100 домов, принадлежавших стрельцам, 165 – казакам, 70 – москвичам, 16 – пушкарям и 80 – гостинной сотне, состоявшей из торговых или посадских людей. В последствии времени, с увеличением народонаселения, город распространился и образовал следующие улицы: 1) Казанскую, которая вела прямо с приезда из г. Казани к Кремлю и Казанской башне [Казанская дорога шла прежде через Вавилов перевоз на Мензелинск]; 2) Фроловскую – по имени Фроловской часовни; 3) Ильинскую, где теперь Ильинская церковь; 4) Сибирскую, ведущую к старому Сибирскому тракту, который шёл прежде через село Богородское на Симский завод; 5) Московскую, – по имени заселивших её выходцев из Москвы; 6) Усольскую, где теперь Женский Монастырь; 7) Будановскую; 8) Сергиевскую, по имени Сергиевской церкви и 9) Посадскую, находившуюся на нижней площади под старым собором и заселённую людьми торговыми или посадскими [Из записок Рембелинского].

Устройство города и его распространение при наместниках и губернаторах. Учреждение герба. В таком положении город Уфа находился во времена воеводского и комендантского управления, т. е. до определения Военных Губернаторов, из которых первым был в 1739 году Тайный Советник Неплюев. Воеводы Уфимские состояли под ведением Казанских губернаторов, и город назывался провинциальным; со времени же учреждения Уфимского наместничества, получил название наместнического [Уфимское наместничество разделялось на две области – Уфимскую и Оренбургскую; к первой принадлежали города: Уфа, в которой большею частью жили наместники, Бирск, Мензелинск, Бугуруслан, Белебей, Стерлитамак и Челяба; ко второй – Оренбург, Верхнеуральск, Бузулук и Сергиевск]. Открытие наместничества происходило в 1785 году, и первым наместником назначен был Генерал-Поручик Иван Варфоломеевич Якобий, который одновременно с этим открывал и Симбирское наместничество и получил титул Генерал-Губернатора Уфимского и Симбирского. Открытие наместничества совершилось по сооружении домов наместнического и губернаторского. Первый выстроен был на месте нынешнего Архиерейского дома; второй же на прежней торговой площади, против старого собора. Оба дома были деревянные; но последний (губернаторский) в 1798 году сгорел, вместе с купеческим гостинным двором. При наместническом доме были выстроены наместнические присутственные места, состоящие из двух деревянных корпусов; один из них, помещавший наместническое управление, в 1794 тоже сгорел, а другой, вместе в наместническим домом и со всеми службами, в 1800 году, при первом Епископе Амвросие, поступил в духовное ведомство. При губернаторском доме находились все уездные присутственные места, в последствии тоже истреблённые пожаром [Из записок Рембелинского].

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 14 марта)

Старая Уфа

Во время открытия наместничества квартировало в городе значительное количество регулярного войска, и в том числе Оренбургский драгунский полк, которые и участвовали при церемонии открытия; для совершения же молебствия приглашён был Вятский Епископ Лаврентий, в ведении которого тогда состояло Уфимское духовенство. С этого же времени город Уфа получил наместнический герб – на серебряном поле бегущую куницу. В 1797 году герб этот переименован в губернский, состоящий из щита, разделённого полосою, изображающего р. Урал, на двое: вверху, на голубом поле изображён выходящий из реки двуглавый орёл с тремя коронами, а под ним Андреевский крест, данный городу Оренбургу манифестом 1774 года, за выдержанную осаду против Пугачёва. В нижней же части щита поместили прежний герб – на серебряном поле бегущую куницу [Из записок Рембелинского].

При первых наместниках к улучшению города ничего не было сделано, кроме некоторых предположений к составлению на его устройство планов. Только при наместнике, Генерал-Поручике Вязьмитинове (бывшем в последствии Министром Полиции и Главнокомандующим в С. Петербурге), начата была постройка моста через Белую, и поставлены уже были два звенья плотов из брусьев, сплочённых в три ряда, но почему-то не состоялась. Потом составлялись на перестройку города многие планы и сделаны были разные предположения к увеличению значения его. Из последних заслуживает особенного внимания то, которым предполагалось сделать город Уфу складочным местом всех азиатских товаров, покупаемых и вымениваемых на Оренбургской линии, которые потом сплавлять по реке Белой во все города империи и дать Уфе наименование Азии. Но это предположение, по случаю кончины Императрицы Екатерины, осталось не исполнено [Из записок Рембелинского].

Далее, по преобразовании в 1796 году Уфимского наместничества в Оренбургскую губернию, Уфа из наместнического города переименована в уездный, а Губернское Управление переведено в 1797 году в Оренбург. Во время существования города уездным никаких перемен в наружности его не произошло; но с назначением его снова в 1802 году Губернским, он начал постепенно распространяться [Из записок Рембелинского].

Первый план на город и дальнейшее его распространение и улучшение. В 1819 году город получил Высочайше утверждённый план, составленный и присланный сюда из Петербурга архитектором Госте. Этот план заключал в себе, кроме старого поселения города и остатков прежнего вала, всю возвышенную равнину, простиравшуюся тогда от конца улиц Фроловской, Ильинской, Казанской и Сибирской на запад до Нижегородки. Всей земли вошло в этот план 611 десятин. На перестройку города ассигновано было правительством 200,000 руб. асс., которые потом положено было взыскивать с жителей в продолжение 10 лет по 10 процентов в год. Однакож устройство его по новому плану началось не ранее 1821 года, именно после второго большого пожара в Уфе. С этого времени город стал заметно распространяться и улучшаться, кроме впрочем стороны, лежащей по левую сторону Сутолоки; образовались правильные и широкие улицы, две большие площади и стали появляться каменные здания. До этих же пор город имел улицы узкие, неправильные и дома деревянные; из каменных же зданий существовали только древний каменный собор и денежная кладовая – нынешние казачьи конюшни около собора, почти одновременно с ним построенные. Первые появившиеся здания, кроме вышеупомянутых, были: гимназия и тюремный замок за городом [Оба эти здания выстроены были дурно, а потому и существовали не долго], семинария, здания уездных и губернских Присутственных мест, два корпуса солдатских казарм, одна сторона гостинного двора, Магистрат с градской Думою [Кажется этот дом ранее всех других выстроен] и два частных дома. Для сообщения же через овраги, прорезывающие город, устроены были земляные дамбы на ассигнованные на этот предмет Александром I в 1820 году 100000 руб., а чрез Белую начал с 1836 года существовать мост на плашкоутах. После появились многие другие каменные здания [Из записок Г. Ребелинского]. Что же касается до сооружения храмов, то об них будет сказано ниже.

Разделение города на две части и отличительные черты каждой. Город Уфа, как сказано выше, расположен на довольно высокой горе и прорезан восемью довольно глубокими оврагами, с текущими по ним ручьями. Один из этих оврагов, находящийся вне города, за Семинарией называется Черкалихиным оврагом. Народная молва утверждает, что там совершилось убийство одной женщины, по имени которой и получил этот овраг своё название. По одному из подобных оврагов, имеющему направление от севера к югу, течёт речка Сутолка, получившая название от быстрого своего течения в весеннее время; слово Сутолка составилось из двух ногайско-татарских слов: – су – вода и тилак – бешеный. Есть поверье, что в 12 день после того, как, по местному выражению, начнёт играть Сутолка, трогается Белая; но, кажется, что явления этого ещё никто не поверял. В обыкновенное же время она не заслуживает названия речки, – это не более, как ничтожный ручей. Замечательно, также что в Мае месяце 1824 года в берегах её, у того места, где была прежде мельница казака Горбунова, найдены были огромные мамонтовы клыки; но куда они девались, не известно.

Сутолкою город делится на две неровные части: старую – меньшую и новую – большую часть. Старая Уфа, лежащая по левую сторону Сутолки, сохранила и до сих пор ещё всю физиономию древней Уфы: имеет узкие, неправильные улицы, маленькие деревянные домики, с обитателями по большой части из бедного сословия мещан и крестьян. Новая же часть, находящаяся по правую руку Сутолки, отличается от первой более правильным расположением и значительною шириною улиц, обилием каменных и лучших деревянных домов и сосредоточением всех почти общественных и казённых зданий и большей части храмов. Обе части соединяются идущим через Сутолку каменным, простой постройки, мостом.

Пространство города, разделение на части, число церквей, улиц, домов и проч. Весь город имеет длины от востока к западу версты три, ширины от севера к югу версты полторы. Всей земли в городской черте 7 вёрст 50,100 кв. сажен [Материалы для статистики России, в статье: Географич. обозрен. Оренб. края. Я. Ханыкова]. В полицейском отношении город разделяется на три части, из которых одна (3-я) приходится на старую Уфу. Площадей считается, немощёных 3; кварталов 13; больших улиц 12, переулков 40; мостов каменных 2, деревянных 6; земляных дамб через овраги 4; церквей (считая и монастырские) каменных 12, деревянных 3, домовых 4; монастырей 2; мечеть 1; деревянный римско-католический кресток 1; домов казённых каменных 16, деревянных 3; общественных каменных 4; церковных и монастырских, каменных 5, деревянных 2; домов частных каменных 59, деревянных 1961; магазинов для склада товаров, казённых каменных 1, деревянных 3, частных деревянных 3; гостинных дворов 2; лавок общественных деревянных 136, частных каменных 48, деревянных 73; театров общественных 1; полицейских будок 9. Всего домов каменных 132, деревянных 2191. Учебных заведений: гимназия 1; женское училище 1 разряда 1; уездное училище 1; приходских 2; семинария 1; училище для девиц духовного звания 1; благотворительных заведений: больниц, губернская 1, при тюремном замке 1, при семинарии 1, при арестантских ротах 1, военный лазарет 1; богадельня 1; дом умалишённых 1; детский приют 1; тюремных замков 2; рабочий дом 1; воинских казарм 3; гауптвахта 1; пороховых погребов 1; магазинов: казённых винный 1, соляной 1, провиантский 1; гостиниц 5; кафе-ресторанов 1; постоялых дворов 7; кондитерских 2; рейнских погребов 3; портерных лавок 1; питейных заведений 110; водочных магазинов 2 [Из полицейских сведений за 1863 и 1864 годы].

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 21 марта)

Описание старой Уфы. Чтобы сделать обозрение главных достопримечательностей города, т. е. храмов и других зданий и предметов, сколько нибудь заслуживающих внимания, удобнее начать со старой Уфы. Старая Уфа расположена на возвышенности, называющейся Усольскою горой, спускающейся покато к речке Сутолке и круто к тому мысу, который образуется течением рек Уфы и Белой. Этот мыс покрыт частию мелким лесом, частию лугами и небольшими озёрами, и почти постоянно в весеннее время заливается водою. В прежнее время он был покрыт дремучим лесом, в котором много водилось диких зверей и в том числе медведей и, кроме того, славился отличными поёмными лугами [Из рассказов старожилов].

Самое возвышенное место Усольских гор над этим мысом называется Усольскою сопкой [Её также называли Каменной горой]. На ней в прежнее время устроена была каменоломня, где казаки Уфимские добывали очень крупный плитняк; но теперь никаких углублений и неровностей вовсе здесь не заметно и она сделалась, как утверждают, значительно ниже против прежнего. Один из губернаторов, именно Квашнин-Самарин (в 1782) имел обыкновение целое лето, начиная с Мая месяца, проживать на этом месте, в нарочно для того устроенных, обитых холстом палатках. К нему, на эту гору, по воскресеньям и праздникам съезжалась вся Уфимская знать, где обедала и веселилась [Не по его ли приказанию сопка эта выровнена].

В старой Уфе, как выше упомянуто, улицы по большой части чрезвычайно узкие, особенно переулки, между которыми часто встречаются – не шире двух сажен; дома в ней тоже маленькие, деревянные или вернее – простые крестьянские избы; каменных частных домов, кажется, нет ни одного. Здесь сохранились ещё названия самых старинных улиц города, между которыми всех длиннее Усольская, идущая от моста на Сутолке вверх по горе до конца города. Одной стороной на эту улицу выходит нынешний Уфимский женский монастырь во имя Благовещения, на месте которого находился первый мужской Успенский монастырь, с двумя принадлежащими ему деревянными церквами: одной холодной, большой с хорами, во имя успения Божией Матери (эта церковь впоследствии за ветхостию сломана) и другой маленькой, тёплой, во имя Богоявления, перенесённой в недавнее время на кладбище старой Уфы; древняя же деревянная колокольна, принадлежавшая к монастырю, тоже сломана. Первый мужской монастырь имел в своём ведении несколько сот душ крестьян, населявших сёла Чесноковку и Дуванеи, и существовал с 1682 по 1762 год, в последнем же году был упразднён. Наружным памятником его существования остался вделанный прежде в главу упомянутой выше древней колокольни крест с изображением ангела, вырезанного из железа и раскрашенного, который был устроен в виде флюгера и мог действием ветра обращаться во все стороны. Об этом ангеле есть предание, которое рассказывает, что во время осады Уфы Чикою лицо этого ангела, несмотря ни на какой ветер, постоянно обращено было к стороне Чесноковки, где тогда находились мятежники.

Женский Благовещенский монастырь. Настоящий женский монастырь образовался из бывшей Бетькинской общины [Село Бетьки – Мензелинского уезда на берегу Камы] Мензелинского уезда, переведённой потом в Уфу. Община эта старанием и ходатайством первой игуменьи Филареты в 1828 году обращена была в Благовещенский 3 классный монастырь; монастырь обнесён каменною, с небольшими башнями по углам, стеною, спускающеюся к реке Белой уступами. Над главными воротами монастырской ограды построена маленькая, каменная церковь Св. Александра Невского. Над церковью возвышается башенка с упомянутым выше изображением ангела, перенесённом сюда с древней деревянной колокольни; кругом церкви идёт открытая галерея. В этой церкви сохраняются два довольно замечательные креста: один большой серебряный с многими частицами мощей, сооружённый в 1732 году Архимандритом и настоятелем первого мужеского монастыря Германом, а по смерти его и по уничтожению этого монастыря, хранившийся в церкви Богоявления и наконец доставшийся этой обители; другой, меньший, в форме орденского креста, тоже с мощами, пожертвован, при самом основании женского монастыря, Митрополитом Московским Филаретом [В крестах хранятся частицы мощей многих святых]. Внутри монастырских стен заключаются все прочие здания (большою частию деревянные), принадлежащие монастырю и главный храм во имя Благовещения, соединённый крытым ходом с Усольскою улицей, но ещё до сих пор вполне не оконченный. Он довольно обширен и светел; имеет высокие и красивые окна и украшен пятью главами.

В конце Усольской улицы существовала прежде древняя деревянная Воздвиженская церковь с отдельною тёплою во имя Архангела Михаила; но в 1805 году обе эти церкви со многими обывательскими домами сгорели.

Другая улица, идущая от моста влево, называется Сергиевскою; на ней находится маленькая деревянная церковь Св. Сергия Радонежского, после Троицкой, самая древняя в городе и беднейшая из приходских. Исключая упомянутых улиц здесь есть ещё две старинные – московская и будановская.

Кроме того в старой Уфе существует ещё одна местность (прежде предместие города), замечательная исторически. Это – Золотуха [Золотое – ухо]. Она находится у подошвы Усольских гор, круто спускающихся к вышеупомянутому мысу между Уфой и Белой; она получила название своё по следующему обстоятельству. В 1735 году, во время третьего башкирского бунта, город обложен был со всех сторон бунтовщиками, так что жителям Уфимским нельзя было выезжать из города за необходимыми для продовольствия припасами и выгонять скот на пастбище. Но обитатели Золотухи помогли Уфимцам, доставляя им хлеб, дрова и сено, которые добывали они с мыса, и тем отвратили большое бедствие – голод. В следствие этой заслуги дано было ей вышеозначенное название, имеющее тоже значение, что и золотое дно.

На самой крути горы лепится несколько домишек, мимо которых идут только тропинки. Место это имеет характеристичное название – стрижовых нор.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 28 марта)

Город Уфа. Старое фото

Новая Уфа. Старая Уфа соединяется с новой, как сказано выше, мостом через Сутолку. Пройдя этот мост, открывается довольно ровное пространство – самая низменная часть города, – занятое частию набережной улицей и продолжением Фроловской, частию застроенное лавками, хлебными магазинами, частию заваленное брёвнами и частию открытое.

Прежний торговый рынок и древняя Троицкая церковь. Место это занято было прежде старым торговым рынком и посадскою улицей, и тут же находилась древняя деревянная Троицкая церковь с двумя приделами (Божией Матери Псковской и Св. Чудотворца Николая), прекрасно украшенная снаружи и внутри, но в 1797 году сгоревшая от молнии, ударившей в самую главу церкви; в это же время двумя другими ударами пробило в соборе среднюю главу и свод церковный и опалило весь иконостас в холодной церкви, а у Воздвиженской загорелась колокольна [Из записок Ребелинского].

У самого берега реки Белой, несколько пониже моста, с незапамятных времён существовала деревянная часовня, причина постройки которой неизвестна; но так как ещё в недавнее время открываемы были там могилы и попадались человеческие кости, то надобно предполагать, что часовня эта устроена была на городском приходском Троицком кладбище.

Старый собор. Довольно крутым подъёмом соединяется с описанной местностью другое более возвышенное пространство, на котором красуется церковь Св. Троицы, древнейший в настоящее время из храмов Уфы. Неправильная, небольшая площадь около храма занята была в старину кремлём, внутри которого церковь эта и находилась.

Троицкая церковь, небольшая и низкая, построенная в стиле древних русских церквей, состоит из двух неравных между собою частей, соединённых между собою, из которых, передняя, более возвышенная и украшенная пятью главами, и есть собственно сохранившаяся часть древнего собора; остальная же – новейшей постройки. Внутренность церкви, не смотря на сделанные в разные времена поправки и переделки, сохраняет ещё и теперь отпечаток древности. Первое отделение храма, имеющее низкие своды, заключает в себе два придела: правый – во имя Св. и Чуд. Николая, левый – во имя Смоленской Божией Матери; передняя же главная часть храма во имя Св. Троицы, очень мала, но выше первой; свод имеет шатрообразный. В иконостасе, отличающемся простотою украшений, по правую сторону плоских дверей, находится большая древняя икона Смоленской Божией Матери [Список с древней чудотворной в Смоленске], принесённая в Уфу шляхтой Смоленской, при самом основании города; царские врата, тоже довольно древние, вырезаны, как утверждают, из цельной дубовой доски, работы, впрочем, довольно простой. Кроме этого из древних вещей здесь сохраняются ещё бронзовое паникадило и серебряные лампады перед нижним ярусом икон в иконостасе. На противоположной стене от иконостаса устроены хоры, ход на которые идёт из алтаря левого придел. Колокольна, принадлежащая к церкви, довольно красива и стоит отдельно.

Об основании этого храма и дальнейшей его судьбе сохранилось несколько сведений, нелишённых интереса и с которыми не будет излишним познакомить читателя.

Первая церковь в городе. Ранее старого собора, при самом основании города, существовала на месте его, в кремле, первая церковь в Уфе, во имя Казанской Божией Матери; церковь эта в 1576 году от грозы сгорела, а с нею вместе одна башня кремля, часть палисада и воеводская канцелярия [Из записок Ребелинского].

Сооружение Смоленского собора. По прибытии в Уфу Смоленской шляхты, вместо церкви Казанской Божией Матери, начал воздвигаться ныне существующий старый каменный собор во имя Смоленской Божией Матери, который и освящён был в 1579 году. Почему эта, единственная в то время в Уфе церковь, названа была с самого начала соборною, – неизвестно. А что её действительно так называли, так это видно, как говорит Г. Ребелинский, из грамоты царя Феодора Иоанновича, где сказано, что для братии Уфимского собора отводится за рекой Белой, вместо жалованья, часть лугов на тысячу копен [Но сохранилась ли эта грамота и где она находится Г. Ребелинский не упоминает].

Спустя почти сто лет после его построения, в 1679 году, пристроен был к нему с правой стороны, усердием дворян Артемьевых [Род которых ещё до сих пор встречается в Уфе], другой тёплый собор, низкий и тёмный, во имя Св. Апостол Петра и Павла. В последствии именно в 1685 году к этому последнему, тоже с правой стороны, пристроен придел Св. Чудот. Николая на деньги, пожертвованные сотником Курятниковым. В 1759 году, во время пожара от грозы, который, как сказано выше, истребил кремль, в обоих соборах сгорели крыши и иконостасы, исключая иконы Смоленской Божией Матери и царских дверей. После пожара во всех трёх приделах устроены были новые иконостасы и крыши. Все иконы в холодном соборе писаны были художником Захарьевым, человеком жизни строгой и воздержанной, от трудов которого существует ещё и до сего времени местная икона Спасителя, по правую сторону царских дверей. В записках покойного Ребелинского сказано, что Захарьев, по тогдашнему благочестивому обычаю, пред началом трудов, постился четыре недели, чтобы исполнить с благоговением и успехом предначинаемую работу. На эту икону наследниками протоиерея Фрагранского в 1815 году сделана была серебряная позолоченная риза [Весом 7 фун. 84 золот. и ценой в 1000 руб. ассигнациями]; а на местный образ Смоленской Божией Матери устроена подобная же дворянином и заводчиком Иваном Евдокимовичем Демидовым. Ранее же этих украшений для икон нижнего яруса пожертвованы были в 1775 г. упомянутые выше серебряные лампады купцом Иваном Игнатьевичем Дюковым, прославившимся своим мужеством и распорядительностию во время Пугачёвского бунта. Иконостас, повреждённый снова пожаром 1816 года, ещё раз был возобновлён и позолочен купчихой Маврой Жульбиной, которая устроила также серебряную позолоченную ризу на икону Казанской Божией Матери. Бывший соборный колокол в 133 пуда слишком, перенесённый после в новый собор, перелит был в 1785 г. из старого разбитого в пожаре колокола, с присоединением к нему пожертвованной меди. Переливка его происходила здесь в Уфе в нарочно для того устроенном заводе, находившемся на том месте, в овраге, чрез который теперь сделана, из Казанской улицы в Кладбищенскую, земляная дамба, ближайшая к Троицкой церкви.

Соборная колокольна, построенная одновременно с собором и от времени пошатнувшаяся, в 1772 году, по распоряжению бывшего тогда протоиерея Якова Неверова, сломана по самый нижний ярус, заключавший в себе кладовую, замечательную тем, что после освобождения города от осады, содержались в ней пред казнию главные бунтовщики Чика и Губанов. Со времени сломки колокольни до возведения настоящей, колокола висели на столбах; ныне же существующая колокольна сооружена в 1799 году. В нынешнее положение собор приведён в 1824 году, в год посещения Уфы Императором Александром I. В то время отломан был старый тёплый собор Петра и Павла с приделом Св. Николая Чудотворца и трапеза холодного собора; вместо же этого устроена настоящая тёплая с двумя приделами: с правой стороны – Св. Апос. Петра и Павла, а с левой – Св. Чудотв. Николая; крыша в соборе, вместо прежней деревянной, сделана железная. Всю эту перестройку взялся совершить Чухломский 2 гильдии купец Юдин за 25 т. р., с прибавлением к этому собственного капитала до 5 т. рублей.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 4 апреля)

По сооружении в Уфе нового кафедрального собора, описанный нами, древний утратил своё прежнее значение и в 1842 году обращён в приходскую церковь. При этой перемене в нём остались все местные иконы и с тем вместе древняя Смоленская икона, древнее бронзовое паникадило и серебряные лампады; прочие же церковные утвари, а также и Чудотворный образ Казанской Божией Матери и большой колокол перенесены были в новопостроенный собор. Потом, по распоряжению Епископа Иоанникия старый собор переименован был в церковь св. Троицы, вместо Смоленской, а левый придел обращён во имя Смоленской Божией Матери [Из зап. Ребелинского].

Три предания о древнем соборе. С древним тёплым собором связаны три предания, рассказанные в записках покойного Ребелинского и нелишённые интереса, как характеризующие некоторым образом, суеверные понятия прежнего времени.

В 1739 году в Ноябре месяце, при воеводе Феодоре Ивановиче Новикове, в тёплом Петропавловском соборе случилось вот какое событие. По древнему обыкновению тела усопших не оставляли в домах, как это делается ныне, а выносили на ночь в церковь, в которой они и оставались до дня погребения. Таким образом тело одной женщины внесено было во время вечерни в тёплую соборную церковь. По окончании вечерни священник с причтом ушёл домой и собор остался под надзором сторожа, который истопил печки, по обыкновению, лёг спать за одну из них, находившуюся близ входных дверей. Так как в церкви было жарко, то он спал не крепко и вдруг услышал шорох и лёгкий стук. Привыкши спать с мёртвыми, сторож не испугался, и предположил, что шум этот производят мыши; но всё-таки, желая в этом удостовериться, он встал, зажёг свечку, осмотрел церковь и, не найдя ничего подозрительного, опять лёг на своё место. Однакож нарушенный сон к нему не возвращался и чрез несколько времени он опять услышал шорох и стук; опять встаёт, зажигает свечку и снова осматривает церковь. Не найдя по прежнему ничего, но твёрдо убедясь, что слышанный им шум происходит от шагов человека, сторож принял это за проделки мертвеца и, смелый от природы, решился подстеречь; почему за печку уже не ложился, а отворив у неё заслонку, в самом устье её прилепил к карнизу зажжённую свечку, и притворив неплотно заслонкой печь и закрыв собою проходящий оттуда свет, стал ждать, что будет дальше. Времени прошло немного, как шорох и стук опять послышался. Сторож тотчас отворяет заслонку и свет от свечки прямо падает на стоящий в церкви гроб и на стоящего при нём человека. Сторож, нисколько не испугавшись, бросается прямо на него и, смяв под себя, решается в таком положении ожидать прихода священника или кого нибудь из причетников к заутрени. Будучи уверен, что смятый им человек, есть мертвец, потому что в борьбе с ним был им искусан в плечи и грудь; он размышлял, что если эту борьбу оставить и дать знать об этом происшествии звоном в колокол, то мертвец в это время успеет улечься в гроб и таким образом, лишив его доказательства, подвергнет за ложную тревогу наказанию. Вот почему и принял он вышеозначенное решение. В таком положении сторожем проведена была вся ночь до самого прихода священника к заутрени. Священник, подойдя к дверям и видя, что они ещё заперты, постучал в дверь и получил от сторожа отзыв: я слышу, батюшка, – Вставай же скорее, сказал священник, а я пойду отблаговещу за тебя. – Кончив благовест, он возвращается и, нашед дверь ещё запертой, стучится вторично и опять получает ответ: слышу, батюшка, да нельзя встать. Да почему? – спрашивает священник. – Да потому же, что нельзя встать. – Перекличка эта продолжалась до рассвета. Многие из богомольцев собрались же на паперть; стеклось потом много и любопытных; но дверь церковная не отворялась. От сторожа все уже слышат один и тот же ответ. Доложили наконец об этом воеводе, жившему против собора, по прибытии которого вопросы снова повторились сторожу и снова получили прежний ответ. Тогда приняли следующую меру: в дверь церковную, которая была деревянная, продолбить отверстие против внутреннего засова, чтобы можно было отодвинуть этот засов. Так и сделали. Дверь отперли; вошли в храм и что же увидали: – покойника в гробе, сторожа, искусанного во многих местах до крови и лежащего на здоровой и крепкой старухе, которая и взята была в Воеводскую канцелярию. На допросе она показала, что уже не в первый раз закрадывается в церковь в то время, когда в ней находятся покойники; входила же она в церковь во время вечерни и пряталась за сундуки и киоты, и в заутреню выходила, не возбуждая ни в ком подозрения. Причина, влекущая к этому, была, как она сама объяснила, надобность в зубах мёртвого человека, которые, выбивая или выдёргивая, она употребляла по преданию на излечение разных болезней и особенно лихорадок. – По исследовании всего этого, наряжен был суд и, по определению его, преступница получила должное наказание.

В 1771 году в Марте месяце, в том же тёплом соборе стал слышаться в сводах его колокольный звон (или гул, подобный звону), который начинался от холодного собора и проходя по своду к приделу св. Николая Чудотворца, там оканчивался, потом снова начинался. Он слышался более всего во время заутрени и особенно в чтение шестопсалмия и так громко, что заглушал чтение, которое и приостанавливалось на этот раз. Чем ближе приходило время к лету, тем чаще звон возобновлялся и громче слышался. Свидетелем этого явления был целый город. Наконец тогдашний протопоп собора Неверов донёс об этом своему Епархиальному начальству в город Вятку. Бывший тогда Вятский епископ Лаврентий уведомил об этом с своей стороны Оренбургского Военного Губернатора Рейнсдорфа, по распоряжению которого был прислан из Оренбурга в Уфу, для освидетельствования соборного свода архитектор. Архитектор нашёл, что звон в своде происходит от креста слабо утверждённого в главе, выходящей из свода, и что крест, будучи колеблем ветром, производит звук, подобный колокольному звону, который и разносится по своду. В следствие этого крест был снят, глава разобрана до самого свода и тогда нашли, что связи под крестом положены были крестообразно и что крест, упираясь в них нижним своим концом, от колебания ветра, производил описываемый звон. Об этом открытии тогдашним воеводою Борисовым и протоиереем Неверовым донесено было начальству. Глава же по прежнему была сложена и тот же крест утверждён в главе, только с предосторожностью, чтобы никак не касался связей. Однакож, не смотря на эти предосторожности, звон и после этого слышался неоднократно и продолжался до самого Октября месяца 1772 г., т. е. до начатия осады города единомышленниками Пугачёва; в это же бедственное время прекратился; почему современники и сочли звон предзнаменованием Пугачёвского бунта.

В 1797 году, во время сформирования в городе, по Высочайшему повелению, Уфимского мушкетёрского полка, при протоиерее Василье Михайловиче Фрагранском и городничем Надворном Советнике Павлове, некоторые из граждан, офицеров и солдат означенного полка начали разглашать, что им несколько раз, в ночное время в тёплом соборе виделся огонь, который казался не похожим на обыкновенный, происходящий от свечей, а как будто от постоянной молнии. Рассказы об этом сделались почти общими и опять понудили начальство города к донесению; однакож обстоятельство это на сей раз разрешилось тем, что предварительно поручено было на рассмотрение людям опытным и благоразумным. Последние, исследовав, что в старину в тёплом соборе погребено было множество тел умерших знатных лиц и что, сверх того, собор этот пристроен был к холодному чрез сто лет после его построения, на месте, занятом прежде кладбищем, нашли, что представлявшийся свет был ничто иное, как фосфорическое испарение, происходящее от мёртвых тел. Этим удовольствовались и толки прекратились; свет же в соборе впоследствии исчез.

В нескольких шагах от старого собора находится второе, такое же древнее здание города. Это – так называемые ныне казачьи конюшни – не большое ветхое, каменное, построенное из плитняка здание, служившее в старину денежной кладовой.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 11 апреля)

От Троицкой церкви идёт одна из главных улиц города – Казанская, которая хотя особенно и не отличается от прочих улиц ни красивыми и большими зданиями, ни шириною или прямизною своего направления, но не смотря на то, её предпочитают другим улицам, и потому преимущественно здесь встречается в праздничные дни значительное скопление гуляющих и катающихся; только летом, когда пыль и духота заставляют искать прохлады, она пустует [Предпочтение это, кажется перешло к ней по наследству, потому что, если верить старожилам, она и прежде, т. е. несколько десятков лет тому назад, избиралась главным местом для прогулок; но тогда она действительно была лучшею улицею, по сравнению с другими, хотя и не имела ещё настоящей величины]. Улицу эту прежде несколько украшала чугунная решётка, отчасти отделявшая её от соседнего оврага; но в настоящее время она сламывается и место застраивается по большой части не очень красивыми домиками. При начале Казанской улицы, почти против здания 1 части, существовал в старину первый женский Христорождественский монастырь, с церковью Рождества Христова, переведённый в 1777 году, при последней игумении Таисии, в Вятскую Епархию в город Слободской, где и поныне именуется там Уфимским Христорождественским монастырём; церковь же Рождества Христова в 1816 году сгорела, а другая, тёплая Св. Иоанна Предтечи находившаяся при первой, перенесена ещё в 1800 году во вновь основываемый тогда мужеский Успенский монастырь [Описание Оренб. губернии Черемшанского, стр. 126; Записки Ребелинского]. На средине улицы стоит одна из церквей Спасская, с двумя невысокими колокольнами, примыкающими к главному корпусу с двух сторон полукруглой колоннадой. Она воздвигнута на месте древней деревянной тоже Спасской, с отдельною тёплою Св. Николая Чудотворца, сгоревшими в пожаре 1816 года, вместе с соседними обывательскими домами.

Торговая площадь. Казанская улица тянется по косвенной линии до обширной торговой площади, имеющей форму квадрата, каждая сторона которого равняется, предположительно, саженям 80. На ней находятся: гостинный каменный двор, ещё не вполне оконченный, плохие ярмарочные деревянные ряды, гауптвахта и на южной стороне два бульвара, из которых один только засажен небольшими деревцами. Первоначально бульвары устроены были на северной и южной сторонах, но в настоящее время северные уже не существуют. Против гостинного двора недавно устроен бассейн очень хорошей воды, проведённой посредством водопровода из ключа, находящегося вблизи Архиерейского хутора, версты за две от города [Водопровод устроен на деньги, пожертвованные иногородним купцом Першиным]. Впрочем водопровод этот или первоначально был устроен плохо, или небрежно поддерживается, но только теперь он находится в незавидном состоянии и едвали просуществует долго, если не примут мер к его поддержанию; притом же и воды в нём бывает не всегда в достаточном количестве, да и та берётся только летом, зимой же по малому углублению в землю водопроводных труб, замерзает. А между тем это вещь весьма благодетельная для горожан, особенно недостаточных, которые, живя далеко от реки и не имея лошадей, должны довольствоваться водой колодезной, часто плохой.

Торговая площадь окружена частию деревянными, частию каменными домами, не отличающимися ни величиною, ни наружным видом, исключая только дома дворянского собрания, единственного здания в городе, замечательного по своей красивой архитектуре; но жаль, что прочие надворные строения деревянные и очень ветхие не гармонируют с ним. Кроме того дом значительно обезображивается пристроенным к главному подъезду крытым деревянным крыльцом, что-то в роде большой и неуклюжей будки.

Из других общественных домов на площади находятся только низкое, небольшое и довольно старое здание Градской Думы, с трёх-оконным флигелем; сверх того, здесь же можно найти и лучшие гостиницы.

Вообще торговая площадь представляет далеко не красивый вид. Деревянные лавочки, окружающие гостинный двор и внутри его находящиеся, по местам наваленные брёвна, навоз, остающийся после базарного дня, и непроходимая грязь в ненастье – вот её отличительные черты. В двадцатых годах, когда площадь эта, хотя ещё и бедно застроенная, имела более отрадный вид, чем теперь, т. е. вместо навозу и грязи, покрыта была ковром зелени; тогда она служила местом гульбища, куда по временам собиралась повеселиться вся тогдашняя Уфимская знать. Это делалось таким образом. На площади устраивались деревянные скамьи, ставились столы с разными закусками и сластями, являлся незатейливый оркестр музыки, и тогда начиналось полное веселье. Молодёжь пела русские песни, играла в горелки, плясала русские пляски и т. п. Люди же пожилые или беседовали между собой, попивая пунш, или играли в карты [Из рассказов старожила].

Улицы идущие от площади. От торговой площади направляются девять улиц, с каждой стороны по три, исключая южной, где находятся три переулка. От восточной, кроме упомянутой Казанской, идут ещё следующие две: Успенская и Голубиная слободка. На первой, такой же длинной, как и Казанская и ведущей до Сутолки только меньшей ширины, существует каменная церковь Успения Божией Матери, простой, но прочной постройки. На местности, занимаемой ею, было прежде кладбище, первое в Уфе, основанное в 1782 году, что ещё заметно и ныне по неровностям почвы, изрытой могилами и по некоторым сохранившимся памятникам и надгробным плитам, находящимся внутри и около церковной ограды. В 1798 году здесь сооружена была дворянином Серг. Ив. Аничковым деревянная церковь, тоже Успенская, обращённая потом, по перемещении кладбища за черту города, в приходскую; настоящая же каменная основана только в 1849 году. В 1772 году, во время Пугачёвского бунта, на этом месте, тогда ещё пустом и не заселённом, стояла одна из городских батарей, действовавшая против скопищ казака Губанова, который осаждал тогда город со стороны села Богородского [Из записок Ребелинского].

Голубиная Слободка, значительно короче предыдущих и в последней половине очень неровная, упирается в овраг, где течёт безымянный ручей, впадающий в Белую. Она получила своё название, как предполагают, от живших в ней прежде большею частию охотников до голубей (голубятников). В прежние времена в Уфе страсти к голубям преданы были почти все сословия, исключая знати, отчего тогда не было редкостью видеть целые стаи этих птиц, вьющихся над городом. Страстные охотники имели особенно выученных голубей-турманов, которые, поднявшись на большую высоту, могли быстро, как камень, падать на землю, при чём нередко и убивались. Пара хорошо-выученных голубей ценилась тогда от 40 до 80 руб. асс., а бывали и такие, которые стоили до 150 руб. Между охотниками происходили нередко заклады об испытании скорости полёта голубей; для чего отвозили их в какой нибудь город, на пр. в Казань или Оренбург, и хозяева тех из них, которые успевали прилететь в назначенное время обратно, получали заклады, простиравшиеся иногда до 100 и более рублей. Кроме того, между голубятниками были установлены особенные законы, считавшиеся ненарушимыми. На пр., если во время полёта голубей, какой нибудь из них залетал к чужому хозяину, то настоящий должен был его выкупить, выкуп же этот равнялся иногда рублям 25. В настоящее время охота эта почти совсем оставлена, хотя голубей в городе ещё и теперь очень много [Из рассказов старожилов].

В Голубиной Слободке, против дома уездного училища, существует ещё один из старинных домов, уцелевший после больших пожаров 1816 и 1821 годов. Он деревянный, довольно длинный, с мезонином на одной стороне и с двумя наружными крыльцами, из которых одно уже разрушилось. В этом доме живали некогда губернаторы, а в 1824 году останавливался здесь, в бытность свою в Уфе, Император Александр I. Впоследствии дом этот был занят богадельней, а в настоящее время он уже разламывается [Некоторые старожилы утверждают, что ещё ранее этого в нём помещалось главное народное училище, переведённое в 1799 году в Оренбург].

В самом овражистом месте этой улицы, говорят, жило прежде много ссыльных.

Все три описанные улицы отделяются между собою двумя длинными оврагами, соединёнными посредством земляных дамб, очень удобных для проезда, из которых некоторые, впрочем, попортились и требуют исправления.

От северной стороны идут улицы: Лазаретная, Бекетовская и Александровская. Первая получила своё название от прежде бывшего в ней лазарета. На местности её существовала в старину древняя деревянная часовня св. Георгия Победоносца, построенная при протопопе Неверове, современнике Пугачёвского бунта, но в котором году – неизвестно. Она воздвигнута была для молебствий во время засухи, продолжительного ненастья и неурожаев хлеба; почему и совершались в такие бедственные годы из собора в часовню крестные ходы. Кроме того, при ней же погребаемы были, без совершения обряда отпевания, тела самоубийц [Из зап. Ребелинского]. Часовня эта находилась сперва за городом, а потом вошла в черту его, где ещё лет 25 тому назад виднелась в дворе одного обывательского дома. Бекетовская, средняя, ведущая прямо к кладбищу, получила наименование от богатой помещицы вдовы Бекетовой, которая, после пожара в 1821 году, построила в этой улице на свой счёт целый квартал для бедных, пострадавших от пожара. Александровская улица с церковью Св. Александра Невского, которая находится на самом возвышенном её месте. Церковь эта заложена самим Александром I 18 Сентября 1824 года, в память его пребывания в Уфе, на сумму, пожертвованную дворянством Оренбургской губернии; окончена же и освящена только в 1836 году. Она не велика, архитектуры незатейливой; внутренняя обстановка, особенно иконостас, бедна, исключая некоторых, впрочем, образов в хороших окладах и киотах; кругом церкви снаружи устроена довольно красивая чугунная решётка.

Против Александровской церкви, на искусственно срытой площадке находятся два большие двухэтажные корпуса солдатских казарм, и не в дальнем расстоянии от них, уже на другой улице, казармы жандармские и почти рядом с последними здание для арестантов – оба также двухэтажные.

Улицы, идущие с западной стороны, составляют продолжение улиц Казанской, Успенской и Голубиной Слободки, из которых только средняя носит название – малой Казанской; они плохо обстроены и не имеют ни одного значительного здания.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 2 мая)

Соборная площадь и новый кафедральный собор. На южной стороне три переулка, служащие продолжением улиц Александровской, Бекетовской и Лазаретной, соединяют торговую площадь с другою, такою же большою, но неравною площадью, называемою соборною, на средине которой возвышается новый кафедральный собор – самая большая церковь в Уфе. Она имеет форму креста; большой круглый, со многими окнами, фонарь храма поддерживает красивый купол; северный и южный входы украшены колоннами дорического ордена, у которых капители и тумбы чугунные литые. Колокольна в три яруса, с таким же, только меньшим куполом, соединяется с собором крытою папертью, по сторонам которой устроены удобные подъезды. С колокольни открывается прекрасный вид на окрестности и на город, представляющийся оттуда, как бы на плане.

Главный престол освящён во имя Воскресения, а по сторонам его находятся два придела: правый – во имя Рождества Христова, левый – во имя Казанской Божией Матери. Все три иконостаса, позолоченные сплошь, хотя и украшены недурной резьбой и живописью в старинном русском вкусе, но как та, так и другая не особенно замечательны. Вообще внутренность собора не отличается ни изяществом украшений, ни великолепием, ни даже чистотою отделки, но всё это, однакож, не лишено некоторой величественности.

Между главным храмом и приделами устроены на возвышении два киота, соединённые в одно целое с иконостасами. В правом киоте поставлена небольшая икона Свят. Николая – список с явленной, находящейся в селе Берёзовке Бирского уезда, которую 7 Мая приносят в Уфу, где она и остаётся до начала Петровского поста. В левом стоит, тоже небольшая, явленная икона Казанской Божией Матери, прекрасного греческого письма, с которою на 8 число Июля бывает ежегодно крестный ход в село Богородское, в 18 верстах от города.

Воскресенский кафедральный собор

Причина и время установления крестного хода. Письменных документов о времени явления этой иконы, кажется, не существует: предание же рассказывает только, что она явилась близ села Богородского, в лесу, на болотистом месте, где там теперь устроен колодезь. Крестный ход начался в 1677 году, в эпоху Сеитовского бунта, когда селу Богородскому грозила большая опасность. Жители его, устрашённые повсеместным разорением русских селений бунтовщиками, но исполненные надежды на милость и покровительство Божией Матери, положили тогда обет: если село их сохранится от грозящей опасности, отнести эту чудотворную икону в город и поставить в соборе с тем, чтобы каждогодно на 8 число Июля приносить её к себе в село для молебствия. Местное духовное начальство состояло тогда из одного протоиерея, который и дозволил ход, не испросив на то разрешения своего епархиального епископа, находившегося в Казани. Село Богородское уцелело и крестный ход укрепился и вошёл в обычай; однакож обыкновение это в последствии времени, по некоторым обстоятельствам, отменялось и потом снова возобновлялось. Так, на пример, однажды прекратилось оно по случаю убийства дьяконом священника, для исследования чего, с духовной стороны, был прислан Вятской епархии игумен Адам; но чем дело кончилось, – этого, говорит покойный Ребелинский, в архивах не отыскано. В последний раз крестный ход был приостановлен на несколько лет Оренбургским преосвященным Августином на том основании, что ещё не означен в расписании, изданном Правительствующим Сенатом; но преемником его, Феофилом опять возобновлён и с тех пор уже более не прекращался [Из зап. Ребелинского]. Крестный ход совершается таким образом: 7 Июля, по совершении литургии в соборе, икона сопровождается архиереем со всем градским духовенством до часовни, находящейся за городом на пути к селу Богородскому, а оттуда несётся уже мирянами до самого села. К вечеру в село приезжает архиерей и совершив всенощную, там и ночует. 8 числа, после литургии, совершается крестный ход на колодезь, устроенный, как говорит предание, на месте явления иконы, у самой околицы села. Там служат молебен с водоосвящением, после чего желающие принимают образ к себе на дом; вечером же того числа он обратно, при подобной же церемонии, приносится в город. Во время крестного хода стечение народа бывает очень большое, если только погода тому благоприятствует; потому что, кроме городских жителей, приходят из окрестных деревень в город к этому дню много и крестьян, между которыми встречается не мало инородцев – мордвы и черемис. Подобный же крестный ход бывает при встрече и проводах чудотворной иконы Св. Николая [Последний ход установлен ещё недавно, по ходатайству преосвящённого Иосифа].

Новый кафедральный собор существует ещё недавно; основание его положено только в 1834 году преосвящённым Михаилом; окончен же и освящён 24 Августа 1841 года. Хотя на сооружение его и ассигновано было 100000 руб., но как первоначальные иконостасы и прочие внутренние украшения, так и колокола были очень бедны [Один колокол, именно литый в Уфе в 133 пуд. взяли из старого собора, а прочие из других церквей]; в настоящее же, более благолепное устройство, собор приведён только в последние годы [Из зап. Ребелинского].

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 9 мая)

Соборную площадь окружают следующие здания: с юга – два двух-этажные корпуса – консистория и архив и двух-этажный же архиерейский дом с садом, расположенным впереди его и обращённым к площади. Сад разделяется на две части дорогой, идущей от главных ворот ограды, которые отворяются только во время крестных ходов. Первоначально место это занято было наместническим домом, двумя корпусами, где помещались наместнические присутственные места. Один из этих корпусов, как сказано выше, сгорел, а другой, вместе с наместническим домом, перешёл в 1800 году в духовное ведомство. Наместнический дом с принадлежащими ему флигелями был отведён для епископа, а оставшийся корпус для семинарии. Этот последний в 1805 году тоже сгорел и семинария временно была помещена в вышеупомянутых флигелях. Настоящий же архиерейский дом с домовою церковью построен в 1839 году при епископе Амвросие втором [Из зап. Ребелинского]. Пространство позади дома, частию открытое и частию заросшее лесом, спускается сначала покато, а потом очень круто прямо к реке Белой. В одном месте этого спуска, где образуется узкий, похожий на ущелье, лог, устроен был одним из архиереев – Феофилом маленький деревянный дом с церковью, в настоящее время уже не существующий [Там же]. Однажды в году, именно в Духов День (престольный праздник здешней церкви) здесь бывает большое стечение народа, часть которого приходит помолиться, а другая просто погулять и полюбоваться видом на реку.

На западной стороне площади высится четырёх-этажное здание семинарии тоже с домовою церковью, построенное в 1834 году; на северной – трёх-этажный дом Губернских и уездных Присутственных мест, которые, впрочем не все в нём помещаются; потом двух-этажное здание гимназии с двумя выдающимися флигелями, между которыми устроена красивая чугунная решётка с главными воротами. Здание это выстроено на месте прежней гимназии, которая хотя и была красивее нынешней, но по непрочности своей существовала недолго и была сломана; настоящая же, уступая первой в наружном виде, отличается за то прочностию и поместительностию. На восточной стороне недавно отстроен дом Гражданского Губернатора, небольшой и по наружности незамечательный. Частных же домов здесь немного и притом все они деревянные и небольшие. Пространство между архиерейским домом и семинариею, по причине оврага, вовсе незастроено.

Улицы идущие от соборной площади. От соборной площади, не считая переулков, соединяющих её с торговою, переулка около семинарии и переулка, ведущего около консистории в Архиерейскую слободку, идут в восточной стороны только две улицы – Ильинская и Фроловская. Ильинская тянется также, как и Голубиная Слободка, до безымянного ручья, где и соединяется там с Фроловскою. Пройдя один квартал, на правой стороне этой улицы находится бульвар или правильнее небольшой парк, который хотя и получил основание ещё в тридцатых годах, но до сего времени не был устроен как должно и только теперь обнесён красивою деревянною решёткой и засаживается деревьями. На южном конце парка, выходящем уже на Фроловскую улицу, выстроен в 1861 году красивый, со всеми удобствами, деревянный театр, на сумму пожертвованную разными лицами. Далее на этой улице стоит церковь Св. Пророка Илии с двумя приделами (Св. и Чуд. Николая и Св. Митрофания Воронежского). Иконостас главной церкви устроен с большим вкусом, прекрасно вызолочен и украшен изящной резьбой; живопись также очень порядочная. Вообще храм этот заслуживает особенного внимания по своему благолепию, чистоте и порядку. В числе прочих вещей здесь особенно замечательна плащаница, прекрасное произведение художника Ореста Тимашевского.

На месте этого храма существовала прежде древняя деревянная церковь Ильинская, с отдельною, тёплою, во имя Св. Флора и Лавра; последняя в 1846 году сломана и тогда же положено основание нынешней каменной, по сооружении которой и первая тоже сломана. С этим храмом связано одно предание из времён Пугачёвского бунта. Оно говорит, что бунтовщики, осаждавшие город из за Белой, часто видели какого-то светлого мужа, выезжавшего на коне из Ильинской церкви, который своим грозным видом наводил на них страх, поражал слепотою и обращал в бегство.

Фроловская, в первой трети её самая широкая улица в городе, упирается в один частный дом и потом, отступя вправо, идёт, при обыкновенной уже ширине, до упомянутого выше старинного торгового рынка под древним собором. На ней из казённых и общественных зданий, кроме губернаторского дома, касающегося её одной стороной и театра, находятся ещё Удельная Контора, вновь выстроенный двух-этажный, с двумя флигелями, дом Магометанского собрания и каменная двух-этажная с минаретом мечеть, около которой сосредоточивается большая часть жителей магометанского исповедания. Мечеть построена в 1830 году арским 2 гильдии купцом Мукминем Тагировым Хазмитевым, стоит 12 т. руб. серебром и не отличается особенно ни наружными, ни внутренними украшениями. На месте же Магометанского собрания существовал прежде деревянный дом Губернского Правления, который был первою жертвою пожара в 1821 году, испепелившего тогда большую часть города.

Правым переулком из Фроловской улицы, там, где оканчивается её наибольшая ширина, выходят на так называемую Случёвскую гору, возвышающуюся над самой Белой, куда собирается, особенно весной много посетителей полюбоваться как вскрытием и разливом реки, так и движением судов, идущих вниз по течению, или посмотреть на быстрый ход изредка появляющегося парохода. С этой же горы проведена ныне через реку Белую телеграфная проволока, идущая в Оренбург.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 25 мая)

На самом крутом спуске Фроловской улицы [Там, где теперь дом Г. Тихана] существовала прежде деревянная Фроловская часовня, построенная в 1741 году, при воеводе Новикове Уфимскими гражданами, по случаю появившейся в то время в первый раз сибирской язвы на лошадях. О прекращении её и об избавлении от неё на будущее время был установлен из собора в эту часовню крестный ход, где и отправлялось молебствие. Впоследствии крестный ход был отменён, но молебствие в день Св. Флора и Лавра совершалось до самой сломки часовни, пришедшей в ветхость; в настоящее же время молебен этот отправляется при Ильинской церкви [Из записок Ребелинского].

Вторым переулком Фроловская улица соединяется с набережною, плохо обстроенной. Тут находится устье так называемого безымянного ручья, где устроена была, во время пугачёвской осады Уфы, самая главная батарея – из 12 орудий, действовавшая против Чики, нападавшего на город из за Белой.

Сибирская улица и церковь Покровская. Успенская улица, идущая, как сказано выше, от торговой площади, оканчивается у речки Сутолки; тут поворот направо ведёт к старому рынку у реки Белой, а налево – через мост, носящий историческое название ногайского, к небольшой церкви Покрова Богоматери, которая находится уже на Сибирской улице. Вместо этой церкви была прежде деревянная Покровская холодная, с отдельною тёплою Николая Чудотворца; потом первая за ветхостью сломана и богослужение совершалось некоторое время в тёплой, когда же и эта последняя в 1808 году, в первый день пасхи, от забытой в церкви зажжённой свечки, сгорела, то в замен её сооружена настоящая каменная, с приделом Св. Николая, на сумму большею частию пожертвованную купцом Данилой Степановичем Жульбиным; иконостас же в приделе устроен в 1817 году Надворным Советником Ребелинским. В пожар 1821 года вновь воздвигнутая церковь тоже сильно пострадала и потом снова исправлена на выданные Святейшим Синодом 25000 руб., часть которых употреблена была и на устройство главного иконостаса, ещё с самого основания храма несуществовавшего [Из записок Ребелинского].

В Покровском приходе долго существовала фамилия Власьевых, потомков того Афанасия Власьева, который был известен, как искусный дипломат при Борисе Годунове, передавшийся потом на сторону Лжедмитрия, а при Василие Шуйском сосланный, с лишением всех чинов, в Уфу, где и приписан был к сословию посадских. Старинный дом их находился недалеко от Покровской церкви, на горе, по левую сторону Сутолки, и редкий человек в Уфе не знал дома Власьевых [Из записок Ребелинского].

О других улицах здесь не упоминается как потому, что они особенно ничем не замечательны, так и потому, что многие из них не имеют названия. Хотя и есть довольно длинные. Некоторые улицы носят, как и Голубиная, название слободок, на пр. Архирейская слободка, Солдатская слободка.

Кроме упомянутых выше церквей, на дворе рабочего дома [Рабочий дом находится на улице, идущей от Александровской церкви к востоку до солдатской слободки], недавно выстроена маленькая деревянная церковь Скорбящей Божией Матери и находятся две домовые, одна в тюремном замке, а другая в доме духовного женского училища.

Кладбища. Общих кладбищ в городе существует два: одно в новой, другое в старой Уфе. На первом находится каменная церковь во имя усекновения главы Иоанна Предтечи, устроенная по фасаду Казанского памятника, воздвигнутого в память убитых при взятии Казани в 1552 году. Она имеет вид четырёхсторонней пирамиды; освящена в 1845 году. На второе кладбище в 1862 году перенесена деревянная Богоявленская церковь, бывшая при женском монастыре, с переименованием в преображенскую.

Часовни. Сверх того, недавно сооружены за чертою города две каменные красивые часовни – одна на западе, на дороге, идущей в Бирск, другая на северо-востоке, на пути в село Богородское, у которых, бывает во время крестных ходов, встреча и проводы икон Казанской Божией Матери и Чудотворца Николая.

Вообще Уфа расположена очень пространно: места под домами по большой части обширные; нет той тесноты, какая встречается во многих других городах, что, вероятно, и препятствует в настоящее время большому распространению пожаров, которые прежде страшно опустошали город. Улицы здешние тоже большею частию широкие; но исправление их идёт чрезвычайно медленно и только некоторые из них приведены в настоящее время в довольно порядочное состояние; прочие же до сих пор находятся в первобытном положении.

Шоссейному устройству улиц положено начало Губернатором Балкашиным, и первоначально исправлен средний переулок, соединяющий площади торговую и соборную. С того времени началось исправление и других улиц: тротуары вместо прежних узких деревянных заменяются широкими насыпными и убиваются кирпичом и щебнем, но только плохо и потому многие неровны и грязны; канавы обкладываются плитняком, которые скоро впрочем обваливается. Но не смотря на медленность исправления в устройстве улиц и в обстройке города, замечается огромная разница сравнительно с прежним временем. Теперь всё же, хотя по главным улицам возможно в дурное время проходить в калошах; прежде же они были буквально не проходимы и пешеходам часто приводилось терять их в грязи и возвращаться домой в одних сапогах.

Красота местоположения. Хотя Уфа уступает многим губернским и даже некоторым уездным городам в красоте и устройстве улиц и домов, но за то она имеет большое преимущество перед многими из них в живописности местоположения, которым по справедливости может гордиться. Вообще можно сказать, что она весьма богата хорошими видами; лучший же вид на город представляется (в особенности утром) с Усольской сопки, самого возвышенного пункта в старой Уфе. Оттуда виден едва не весь город, как на ладони, с его храмами, общественными и казёнными зданиями, особенно выдающимися из всей массы строений, окружённых почти повсюду группами зеленеющих деревьев: левее извивается река, а за рекой рисуются лес, луга, пашни и налево несколько деревень и сёл. Весной же почти всё это видимое за рекой пространство покрывается водой.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 30 мая)

Город Уфа с реки Белой

Окрестности города. Теперь остаётся ещё упомянуть о немногих местностях за городом, заслуживающих некоторого внимания.

Мужеский монастырь. Версты за 2½ к востоку от города, не в дальнем расстоянии от реки Уфы, на живописной местности, находится мужеский Успенский монастырь. Он обнесён также, как и женский, каменною оградою, внутри которой заключаются две каменные церкви – Успения Богоматери, с двумя приделами и Св. Митрофания Воронежского; два каменные двух-этажные небольшие корпуса и флигель, не считая ещё других деревянных строений. Кроме того здесь же помещено кладбище, на котором хоронят и мирян; в числе последних тут погребён один из губернаторов Нелидов, который был человек очень богатый и отличался благотворительностию; ему поставлен здесь мраморный памятник. Монастырь этот основан одновременно с учреждением семинарии в 1800 году, при первом Епископе Амвросие. Первым настоятелем монастыря был Лаврентий, человек неучёный, а потому и незанимавший должности ректора, но строгой жизни и усердный к пользам обители. По отведении места для монастыря, архимандрит Лаврентий огородил его деревянным забором; построил внутри его настоятельский дом с монашескими кельями, а вместе с этим, по разрешению епископа, перенёс тёплую во имя Иоанна Предтечи церковь, находившуюся при прежнем Христорождественском монастыре; потом 15 Августа, в день Успения Богородицы, обитель была освящена. На другой год заложили ныне существующую каменную; деревянную же, пришедшую в ветхость, сломали. По переводе архимандрита Лаврентия в Белевский монастырь, на место его поступил иеромонах и эконом архиерейского дома и бывший учитель епископа Амвросия, Тихон, который, по посвящении его в сан архимандрита, сделался и ректором семинарии. С тех пор монастырь постоянно находится под ведением ректоров, которые есть также и игумены его. Тихону наследовал в настоятельстве в 1804 году ректор Филарет; сделавшийся в последствии Митрополитом Киевским; при нём освящена была новопостроенная церковь Успения Богородицы. При архимандрите Апполинарие старые монастырские кельи сломаны и построен новый каменный двух-этажный корпус; при настоятеле Никодиме выстроена каменная ограда около монастыря и два флигеля. В 1852 году освящена была другая маленькая церковь Свят. Митрофания Воронежского, воздвигнутая на месте прежней деревянной Св. Иоанна Предтечи. В притворе этой церкви, при входе на право, погребён бывший Оренбургский епископ Михаил, проведший последние годы своей жизни в монастыре на покое. 15 Августа, в день Успения Богородицы бывает из собора в монастырь крестный ход и торжественная служба.

В церкви Успения находится несколько старинных икон, крестов и прочей церковной утвари, перешедших сюда из древнего мужес. Монастыря [Подробное описание этого монастыря, сост. Суходольским, помещено в Оренб. Губ. Ведомостях за 1860 год].

Чёртово городище. Влево от мужеского монастыря, верстах в пяти от города, пользуется особенной известностию одно возвышенное место над рекой Уфой, называемое чёртовым городищем; где, как выше упомянуто, находилось в старину становище Ногайских ханов. Сюда весной и летом является много посетителей, желающих насладиться оттуда прекрасным видом на окрестности.

Терегулова лука. За горой, спускающейся к реке Уфе, по дороге, идущей от Чёртова городища, есть ровное место, называвшееся прежде Терегуловою лукою; название это ему присвоено по следующему случаю: здесь, во время господства хана Нагая, паслись ханские лошади, под главным наблюдением пастуха Терегула, который, за жестокое обращение с подчинёнными ему пастухами, был убит последними на этом самом месте [Из зап. Ребелинского].

Архирейский хутор. К северо-востоку от города, только ближе описанных мест, вправо от дороги в село Богородское, на местности, покрытой кустарником и небольшим лесом и красивыми полянками, находится так называемый архирейский хутор – большой деревянный дом с домовою церковью в мезонине, построенный из старого архирейского дома епископом Амвросием вторым. Вблизи его существует ключ прекрасной воды, из которого водопроводом она проведена до упомянутого бассейна на торговой площади. Сюда преимущественно приезжают городские жители пить чай в летнее время.

Софронова пристань. К северу, версты за две от города, у самой Белой, находится красивое низменное и ровное пространство, отчасти заросшее лесом. Здесь в старину были устроены соляные магазины, в которых хранилась илецкая соль, доставляемая по реке Белой из запасных Стерлитамакских магазинов. Во время Пугачёвского бунта соль эта была расхищена бунтовщиками и магазины с тех пор были оставлены. После здесь существовал хутор дворянина Романовского, а в настоящее время находится пристань братьев купцов Софроновых, имеющих свой собственный пароход, и устроен поташный завод.

Висячий камень и бывшая дача Балкашина. Далее вниз по течению, правый берег реки возвышается в виде огромных нависших камней называемых висячим камнем. Над ними, на возвышенности, с которой открывается обширный горизонт, устроен был одним из губернаторов – Балкашиным – загородный дом, в роде итальянской виллы с отдельным павильоном, прекрасными цветниками и оранжереями, в котором он проводил целое лето; после перемещения его на другое место, в оставленном доме обществом аристократов устраивались пикники; теперь же всё это сломано и уничтожено.

Старое гулянье. К северо-западу от города, тоже на отличной местности, называемой Софроновою горою, господствующею над рекой Белой, в 1833 году бывшим гражданским губернатором Жуковским построен был летний дом с залою в два света, хорами и галереями, в котором весной и летом устраивались гулянья, танцы и т. п. Лес около дома был расчищен и устроены аллеи, а к реке Белой – довольно удобные спуски для пешеходов. В настоящее время место это, называющееся старым гуляньем, запустело и дом давно сломан.

Бывший лагерь Уфимского казачьего полка. В близком расстоянии от старого гулянья существовал прежде лагерь Уфимского казачьего полка, квартировавшего в Уфе в летнее время. Там по вечерам играла духовая музыка, привлекавшая много зрителей.

Слобода Нижегородка. К западу от города, под горой, спускающейся в долину реки Белой, по дороге, идущей в Бирск, находится слобода Нижегородка, заселённая в 1802 году, с дозволения Уфимских граждан, крестьянами графа Шереметева, которые занимаются кожевенным ремеслом и большею частию все они старообрядцы [Впрочем в настоящее время многие из них переселились на другое место, вёрст за 12 от города, и слобода значительно опустела].

Кроме того не лишним будет упомянуть, что несколько десятков лет тому назад существовали ещё в некоторых местах около Уфы курганы [Земляные насыпи] или, как их называют здесь, шиханы, воздвигнутые над телами умерших ханов, старшин и беев башкирцами и ногайцами, у которых было в обычае погребать в этих курганах людей, прославившихся воинскими подвигами, во всём вооружении, с конской сбруей и даже с конями. Два подобных кургана находились, на прим., близ дома нынешнего женского духовного училища, недалеко от семинарии, при разрытии которых найдены некоторые серебряные и медные вещи. Ранее же этого, во время построения наместнического дома, срыт большой курган, существовавший на том месте, и в нём найдены многие предметы древнего вооружения, как-то: копья, стрелы, седельные узоры и проч., из числа которых серебряные и золотые отправлены в кабинет редкостей Екатерины II. Только один из таких курганов, небольшого размера, опавший и несколько попорченный, сохранился и доныне на западной стороне города, близ бойнь. Но кому и кем эти курганы были воздвигнуты – неизвестно.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 6 июня)

Реки, омывающие город. Река Белая, называемая в старину русскими Белой Волошкой, а башкирцами Ак-Идель – белая река, омывает город с трёх сторон: южной, западной и отчасти северной, но только с первой близко подходит к нему; с прочих же сторон удаляется на очень значительное расстояние. На западе она образует довольно большую луку, в месте сближения которой образовался в последние годы новый путь – прорва, где теперь, минуя луку, проходят суда. На луке (русло которой, наполняемое только водами р. Дёмы, чрезвычайно обмелело) расположены три деревни – Романовка, недалеко от устья Дёмы, Миловка и Киржацкая. В первой находятся серные и железные ключи, ещё не вполне исследованные; в Миловке – имении Базилевского – строится обширный, со всеми новейшими усовершенствованиями, винный завод. Пространство между прорвой и Уфимскими горами, занятое отчасти небольшими озерцами, представляет низменную равнину [Равнина эта пересекается в одном месте логом, который в последствии вероятно образует новую прорву], служащую пастбищем для одного из городских стад; место же по ту сторону прорвы составляет продолжение этой равнины и в одной половине поросло кустарником и низким дубняком. Вообще левый берег реки низмен, правый же большею частию горист и изрезан дикими, поросшими орешником, оврагами. Русло и берег реки преимущественно известкового свойства, в следствие чего она приобрела заметно беловатый цвет, послуживший поводом к настоящему её названию – реки Белой.

Вскрытие реки бывает чаще в первых числах Апреля и очень редко в конце Марта; замерзание в конце Октября или начале Ноября. Из таблицы, приложенной к запискам Ребелинского, видно, что в продолжение 87 лет (с 1772 по 1859 г.) самое раннее вскрытие было в 1798 году – Марта 23, самое позднее – 1794 г. Апреля 25. В течение этого времени она вскрывалась в Марте только четыре раза [В нынешнем 1864 году лёд тронулся также рано, именно Марта 27]; большее же число приходилось на 11 Апреля, именно семь раз. Самое раннее замерзание было 1785 г. – Октября 10, самое позднее 1800 г. – Ноября 29. В продолжение всего этого периода она вставала 43 раза в Октябре и 44 раза в Ноябре. Лёд в реке вообще трогается не вдруг, а обыкновенно после первого движения, он останавливается, потом снова двигается и это повторяется иногда несколько раз [Замечательно различие льда в рр. Белой и Уфе; цвет первого беловатый, второго же – серый]. Весной, по вскрытии, она обыкновенно разливается вёрст на 10, но иногда впрочем в редкие годы – вовсе не выходит из берегов. В домашних заметках Г. Боссе, здешнего аптекаря, уже много лет занимающегося метеорологическими наблюдениями, записано замечательное и редкое явление относительно разлива. В 1862 году река Белая выходила из берегов четыре раза. – Лёд в тот год тронулся 5 Апреля, 9 же числа последовал обычный разлив до 9 версты по Оренбургскому тракту, и потом река вступила в русло; 8 Мая сделался второй разлив, равный первому; 20 Мая – третий, но меньший, продолжавшийся только до 23 Мая; наконец 4 Июня в следствие сильных дождей в верховьях реки, совершился четвёртый разлив, такой же большой, как первые два. Сильные дожди причинили тогда неисчислимые бедствия в заводах, расположенных на притоках реки Уфы и Белой.

Летняя ширина реки сажен 80, много 100, и сообщение с противоположным, южным берегом производится тогда посредством плашкоутного моста; в это время она очень мелеет и делается мало удобной к судоходству. Навигация производится здесь только весной с Апреля месяца и тогда только река оживляется: приходят из заводов барки с железом; нагружаются суда, принадлежащие городским жителям; при чём слышатся крики бурлаков и говор любопытствующих жителей; но это продолжается самое короткое время; суда уходят и всё по прежнему умолкает. Оживляет её также иногда приход парохода, что бывает очень редко, потому что пароходство здесь существует только буксирное и притом самое ограниченное.

Главные статьи сплава по реке составляют: лес, лесные изделия, хлеб и преимущественно железо, железные изделия, сталь, чугун и медь. Всё это сплавляется до Нижнего, Рыбинска, Дубовки и Астрахани.

Хотя Уфа, как складочная пристань для местных произведений края, и не может соперничать с такими пристанями, как на пр. Самарская, Дубовская и другие, потому что нагрузка судов, сравнительно с теми, производится в меньшем количестве; но зато на всём водном пути реки Белой и её притоков, по которым сплавляется огромное количество железа и железных изделий, она представляет очень важный пункт, где суда с этими произведениями останавливаются на некоторое время, для предъявления сведений о количестве и ценности клади и по справедливости может назваться одной из главных железных пристаней [Торговля железными изделиями, провозимыми на судах здесь не производится, исключая мелочной продажи, как-то: вёдер, утюгов, топоров и т. п., сбываемых в незначительном количестве бурлаками].

Для примера, сколько этого материалу обыкновенно сплавляется, помещаю сведения за прошедшие три года.

В 1861 году прошло с железом 6 караванов из 163 барок, с грузом в 1,762,412 пуд на 1,623,368 рублей.

В 1862 году – 9 карав. из 191 барки, с грузом 1,799,620 п. на 1,710,500 руб.

В 1863 году – 9 кар., 142 барки, с грузом 1,324,338 п. на 1,500,000 руб. Следовательно всего в 3 года прошло 24 каравана, состоявших из 496 барок, с грузом в 4,886,370 пуд, на сумму приблизительно 4,833,868 рублей.

В навигацию нынешнего (1864 г.), не смотря на мелководье, прошло 5 караванов из 141 барки, на которых было грузу 1,225,625 пуд, на сумму (не считая изделий Златоустовских, которых ценность не показана) 1,470,896 руб. Между тем как сплав других произведений, хотя сам по себе и не маловажный, значительно уступает первому в количестве и ценности клади. Вообще Белая, по количеству и ценности сплава, занимает не последнее место между судоходными реками России. – Доказательством этому могут служить сведения, помещённые в Оренбургских Ведомостях за 1861 год (в статье г. Новикова: О состоянии промышленности Оренбургской губернии), из которых видно, что всего с 1851 г. по 1857 год сплавлено судов по Белой 3156, лесных плотов 2589, на сумму 18,971,795 руб. сереб.

Суда в Уфе грузятся в трёх местах: одни у самого города на так называемой пристани Оренбургской или городской, другие на пристани Софроновой и третьи на пристани Кузнецовской, на реке Уфе; суда же приходящие сверху останавливаются преимущественно на первой.

Река Уфа течёт к востоку от города, по ту сторону возвышенности, на которой расположена старая Уфа, и, разделяясь островом, лежащим при самом устье, на два рукава, впадает в Белую версты за три города. Ширина её значительно меньше Белой и цвет заметно темнее.

Что же касается до Сутолки, то она, как выше сказано, не заслуживает названия реки. – Это не более, как ручей, берущий начало вблизи города и текущий в глубоком овраге: но в весеннее время от стока вод с возвышенностей и таяния снегов, он делается довольно глубок и бурлив. Выше, при описании старой Уфы, было упомянуто, что в 1824 году в берегах Сутолки найден мамонтов клык, в нынешнем году найден другой; это служит доказательством, что в недрах земли, может быть, сохраняется целый остов этого животного.

Город Уфа

В горах, окаймляющих правые берега рек Уфы и Белой встречаются пещеры, большая часть которых в настоящее время уже осыпалась. В народе сохранилось поверье, что в этих пещерах некогда жили отшельники и разбойники и что последние скрывали в них свои клады. Одна молва, например, говорит, что в крутом берегу реки Уфы, где-то между дудкиным и каменным перевозом, существовала пещера, в которой разбойники зарыли большой клад – лодку с деньгами, а по сторонам её два котла с дорогими вещами, и что однажды несколько крестьян из какой-то подгородной деревни пытались достать этот клад, но, встретивши в ней множество змей, принуждены были оставить свою попытку.

Искателей кладов здесь прежде много водилось, так что едвали какая нибудь из здешних пещер осталась ими не исследована. Разумеется, этой верой в существование кладов нередко пользовались негодяи, которые обещанием указать на места, где они будто бы были скрыты, обирали легковерных. В доказательство этого можно привести случай, хотя и не многим здесь известный, но тем не менее достоверный. Ещё очень недавно, говорят, жила в Уфе одна старуха, не имевшая постоянного приюта, которая многих обманула обещанием доставить клад. Клад этот однакож даром не давался, а обыкновенно что-нибудь требовал, сообразно впрочем средствам ищущего и вообще не брезговал ничем, даже съестным. Старуха, у которой вероятно были сообщники, чтобы убедить сомневающегося, тайно приводила его к какой-то пещере, внутри которой виделся сундук и слышался глухой голос, обещающий богатство и в замену требующий какой-нибудь дани. Требуемое приносилось к пещере и, разумеется, пропадало безвозвратно, а старуха между тем объявляла искателю или искательнице, что клад явится или вышедшей из печки кашей или чёрной кошкой, или иным образом; но, к несчастию, обещания старухи никогда не сбывались и клад никому не давался. Также точно она обманула какого-то дьякона, поплатившегося за своё легковерие сотнями рублей, потому что хранитель клада потребовал на этот раз довольно ценный выкуп [Выкуп этот, говорят, состоял из нескольких десятков халатов, нескольких пар сапогов и других тому подобных вещей]. Таким образом, говорят старуха накопила порядочное количество денег и потом благоразумно оставила свой промысел. Жалоб же на неё не могло быть потому, что дела эти совершались тайно, без свидетелей, и следовательно не было достаточных доказательств к её улике; да к тому же и совестно было выставлять себя так ловко одураченным. Разумеется, сетований и проклятий за глаза и даже в глаза старухе раздавалось много, но тем дело и ограничивалось. В настоящее время вера в клады, кажется, исчезла и теперь едва ли отыщется такой простак, который дался бы на подобный обман.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 15 августа)

Геологический состав и почва. По исследованию одного здешнего геолога, коренные породы, на которых лежит Уфа, принадлежат к Пермской формации и ближайший к поверхности ярус её состоит из пластов рухляка, расположенных на пластах гипса. В следствие такого геологического устройства, местность Уфы изобилует пустотами и провалами, которые как в самом городе, так и в окрестностях не очень редки. Так на пример, лет семь или восемь тому назад сделался провал около старого гулянья, в форме круглой ямы в сажень диаметром и сажени полторы в глубину, подобные случались и в городе; но самый замечательный провал образовался в 1859 году, в ограде женского монастыря, угрожавший даже падением главному монастырскому корпусу. Самый верхний слой почвы состоит частию из простой красной глины, частию смешанной с известняком, или покрытой довольно толстым слоем чернозёма; в более же возвышенных местах почва каменистая, в которой добывается плитный известняк, употребляемый для фундаментов и мощения улиц. Из глины приготовляются здесь кирпичи и простая глиняная посуда. Лучшая известь добывается из алебастра, который встречается по берегу Белой. Вообще почва Уфы довольно плодородна и удобна для хлебопашества, почему уже на незначительном расстоянии от города находятся пашни, засеянные хлебом.

Климат. Климат в Уфе вполне континентальный, т. е. отличается резкими противоположностями летнего тепла и зимнего холода и притом в значительной степени не постоянен; но непостоянство это проявляется по большой части, так сказать, периодично. Например, летом, за ясными и жаркими днями, продолжающимися неделю или две и более, наступает сырая, дождливая и холодноватая погода; зимой, за ясным морозным временем – оттепель и снег, иногда, хотя редко, и дождь; весной же и осенью перемены эти бывают чаще и неожиданнее и вообще это время не отличается постоянством температуры.

Полная весна здесь начинается в Апреле и в конце этого месяца уже всё покрыто зеленью; но в Мае, а иногда и в начале Июня бывает возвращение к холоду, сопровождаемое (впрочем в довольно редких случаях) небольшими морозами и снегом, при самом падении на землю тотчас пропадающим [Бывали иногда годы, когда этот снег лежал дня три].

Самое жаркое время Июль, но последняя половина Мая и почти весь Июнь – бесспорно самое лучшее. Всё тогда цветёт и ярко зеленеет: воздух прохладен и напитан запахом сирени, черёмухи, яблони и липы; далее зелень темнеет, делается душно и пыльно; потом жар и духота сменяются скучным ненастьем, сырой и ветреной погодой.

Осень, которая наступает в половине Сентября и продолжается весь Октябрь, есть самое скучное, наводящее уныние, время; дождь, при сыром и холодном ветре, идёт тогда по целым неделям и пасмурное небо редко проясняется. В Октябре начинают появляться лёгкие морозы и выпадает первый снег, обращающийся потом в слякоть; снег этот появляется иногда в первых числах Октября, обыкновенно же в конце этого месяца; но санный путь устанавливается не ранее половины Ноября.

Самые холодные месяцы Декабрь и Январь. Морозы тогда бывают довольно сильны, так что ртуть понижается до 25° и 27° по Реомюру; но это бывает не часто: обыкновенно же она стоит на 10°, 11° и т. д. до 19° не более. Сильные морозы продолжаются вообще не долго – дня три, четыре, много неделю и потом наступает более умеренный холод, сменяемый в свою очередь снова морозом. Зимы здешние, особенно с половины Января и весь Февраль, по большой части буранны. Бураны эти продолжаются нередко неделю или две почти беспрерывно и тогда насыпает огромные сугробы снегу; заборы и окна в низких домах буранами засыпаются снегом; улицы и особенно площади сделались на некоторое время почти не проходимыми.

Разумеется всего вышеизложенного нельзя применить к каждому году. Бывают годы, так сказать, редкие или исключительные и к таким исключениям принадлежит, например, прошлый год и, пожалуй, отчасти нынешний. В прошлом году весна стояла очень приятная, лето умеренно тёплое (выше 22° не было), с перепадающими благотворными дождями; осень малодождливая и тёплая; а зимой не было ни сильных морозов, ни продолжительных буранов; одним словом один из таких годов, которые обыкновенно называют благодатными. Нынешняя же весна, напротив, отличается засухой и необыкновенными в это время жарами, которые доходили на солнце до 40 и более градусов и только с конца Июня стали изредка перепадать дожди и воздух сделался прохладнее.

Средняя годовая температура здешней местности, по Веселовскому, равняется – 2,63; следовательно Уфа лежит на изотерме Вятки, Онеги и Нордт-Кана. Средние температуры времён года – осени: – 0,65; зимы: – 9,70; весны: – 4,22; лета: – 14,13.

Господствующие ветры. В метеорологических наблюдениях Г. Веселовского направление ветров в Уфе определяется по следующей таблице.

Из 100 наблюдений:

Ветры

N

NO

O

SO

S

SW

W

NW

Лет.

27,30

1,95

5,47

2,89

46,21

4,05

9,59

3,84

Зимой

15,81

1,08

3,22

6,67

67,83

1,76

3,49

0,73

Из этих данных видно, что господствующими ветрами как летом, так и зимой надобно считать ветры южные и северные; если же обратиться к наблюдениям, производимым при здешней гимназии и прилагаемым к каждому № Губернских Ведомостей, то преобладающими ветрами окажутся юго-западные, северо-западные, юго-восточные и северные. Для доказательства возьмём прошлый 1863 год и найдём, что из 100 наблюдений, взятых в Январе (начиная с 1 числа) и Феврале – 57 раз приходится на юго-западные ветры; в Июне (тоже с 1 числа) и Июле большое число падает на северо-западные, именно 23 раза, а северные 21 раз, прочие числа распределены на остальные ветры; в Октябре и Ноябре господствующими ветрами являются опять юго-западные (53 из 100). В нынешнем году, начиная с 16 Февраля по 27 Июня, из 399 наблюдений, произведённых в течении этого времени, 134 раза дули ветры юго-западные, 92 раза юго-восточные, 67 северо-западные, 30 – южные; остальные числа приходятся на прочие ветры. Но на сколько верны эти наблюдения – неизвестно. Южные и юго-западные ветры сопровождаются большою частию пасмурной погодой, дождём и снегом; северные же приносят ясную погоду. Вообще ветры здешние очень не постоянны и переменчивы; так что случается, что в продолжение одного дня ветер изменяется раза три, на пр., утром дует южный ветер, после полудня северный, вечером юго-западный, или утром северный, в 2 часа пополудни северо-западный, вечером южный и т. д., и таких дней в году наберётся много.

Ясные дни вообще, кажется, преобладают над пасмурными и дождливыми. Из наблюдений Г. Боссе видно, что, на пример, в 1862 году, пасмурных дней было 47, дождливых и снежных 108, ясных 210; в 1863 году пасмурных – 64, дождливых и снежных 110, ясных 191. Грозы здесь редки и не сильны. Что же касается до влияния климата на растительное царство, свойственное здешней местности, то оно довольно благоприятно и потому неурожайные годы здесь очень редки.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 22 августа)

О господствующих в Уфе болезнях.

(Статья удельного медика Г. Гурвича)

[Г. Гурвич, к которому мы обратились за сообщёнными здесь сведениями, был так обязателен, что составил для нас эту популярно-медицинскую статью, которая есть извлечение из приготовляемой Г. Гурвичем большой медико-статистической статьи об Уфе]

Город Уфа может занять почётное место в ряду самых благоприятных, в санитарном отношении, городов. Расположенный на значительной возвышенности (около 560 футов над уровнем моря), окружённый с трёх сторон реками и вообще открытыми окрестностями и имея в большом количестве сады и деревья, он гигиенически обеспечен от многих болезней миазматического происхождения.

Вообще говоря, в Уфе нет болезней эпидемических, т. е. таких, которые были бы исключительно местного происхождения, а существуют болезни повсеместно общие, которые, под влиянием разных местных условий, получают тот или другой характер.

Таким образом большинство повсеместно существующих болезней, появляясь в Уфе спорадически (отдельными случаями) или эпидемически (поветренно), обнаруживают доброкачественный характер и только немногие ухудшаются местным влиянием. К первой категории относятся: перемежающиеся лихорадки, тифоидные горячки, болезни брюшных органов и многие из нервных болезней. Все эти роды болезней, хотя количественно не менее здесь встречаются, чем во многих других городах, но резко отличаются доброкачественностию. Ко второй категории относятся болезни ревматического свойства, острые сыпи, болезни дыхательных путей и вообще грудных органов и некоторые из нервных болезней.

Для характеристического обзора господствующих в Уфе болезней, удобнее распространить их по временам года, а именно:

Весною господствующими болезнями бывают перемежающиеся лихорадки, которые начинают являться обыкновенно с Апреля месяца и усиливаются до Июня, а с этого времени ослабевают и являются спорадически и редко. Они в большинстве случаев бывают правильного двухдневного (черездневного) типа и при правильном лечении специфическими средствами, проходят безпоследственно. Часто является возврат этой болезни, но в большинстве случаев причиною бывает не натура болезни, а неосторожность больных. Если можно изредка встретить в Уфе, особенно в простом классе народонаселения, глубокие следы перемежающейся лихорадки, как например, завалы печени и селезёнки, водянку и проч., то это – печальные последствия знахарства и шарлатанства, которые, к сожалению, пользуются у простого народа привилегированным правом гражданства, не смотря на то, что для этого класса населения широко открыты всегда двери у всех Уфимских врачей. Редкие из болезней так запускаются, как перемежающиеся лихорадки, так что до консультации врача невинная жертва лихорадки проходит все мытарства невежества и шарлатанизма. Но об этом у нас речь будет особо впереди.

В это же время года, смотря по метеорологическим условиям, встречаются поветренно: тифоидные горячки, особенно при холодной весне и болезни кишечного канала преимущественно у детей при жаркой весне.

В течение лета преобладают в Уфе болезни кишечного канала, преимущественно поносы разного свойства. Эти болезни являются тогда в эпидемическом виде и в полном смысле господствующими, так что все прочие болезни, как будто уступают им место. В весьма редкие только годы у них оспаривают преобладание другие поветренные болезни; так например в 1859 году, в течение всего лета свирепствовала в Уфе скарлатина, похитившая множество жертв, особенно между взрослыми детьми. Но это было какое-то исключение, да и вообще появление скарлатины летом в Уфе большая редкость.

Должно однакож заметить, что не все случаи заболевания кишечными болезнями в течение лета можно приписывать эпидемическому влиянию; тут, опять скажу, является виновницею слабость человеческая. То жары стоят и алчущее человечество хватит до отвала кваску студёного; там подоспеют зелёные огурчики, которые всякому человеку доступны, а не одним господам, и простолюдин в отместку барам норовит как бы наверстать за всё лето и, съедая зараз чудовищное количество огурчиков, считает даже совершенно лишним при этом употребление соли.

Река Белая в Уфе

Осенью сначала продолжают своё существование остатки болезней летнего сезона, особенно при тёплой погоде; за тем, по мере изменения метеорологических условий, начинают являться другие болезни катарального и ревматического происхождения. В это время впервые появляются различного вида жабы, но более доброкачественного свойства, и болезни гортани и дыхательного горла; настоящие же воспаления самых лёгких (пнеумония) встречаются в это время весьма редко. В это же время начинают являться у детей острые сыпи – корь и скарлатина, но более в спорадическом виде. Тифоидные горячки начинают уже в это время показываться, но довольно редко и более спорадически.

Все изложенные роды болезней продолжают своё существование до наступления зимы, которая в Уфе редко слушается календаря и часто нежданно – негаданно является в конце Октября.

С наступлением зимы совершенно прекращаются болезни кишечного канала; но в тоже время усиливаются все другие болезни осеннего сезона. С наступлением морозов начинают показываться воспаления лёгочной плевы (плеуритис) и самого лёгкого (пнеумония). Воспаления мозга и его оболочек встречаются почти исключительно в это время и то чрезвычайно редко.

В это же время начинают усиливаться и являться эпидемически тифоидные горячки и грип; иногда встречаются и пятнистые тифоиды, но настоящий эпидемический тиф едвали когда нибудь встречается в Уфе; да и слава Богу, что она не знакома с этим бичом низменных и болотистых местностей.

Одно чем обижена Уфа зимою, это – острые сыпи – корь и скарлатина, преимущественно последняя, которые в весьма редкую зиму не посещают её эпидемически, поражая преимущественно детей среднего возраста от 3 до 10 лет и старше; иногда скарлатине подвергаются и взрослые до 30 лет, но впрочем весьма редко. Эти последние болезни продолжаются в Уфе вплоть до весны, с наступлением которой начинают исчезать, так что в Мае они уже в большую редкость.

Из болезней хронических преобладают в Уфе – геморрой и золотуха; цинга же и другие худосочия здесь в редкость и являются только при исключительных условиях. Геморрой здесь, как везде, есть достояние высшего класса жителей, хотя изредка он не брезгает и низшим классом. Симптомы его здесь весьма обыкновенные и переносы на важные органы довольно редки.

Золотуха в Уфе, хотя довольно распространена, но за то формы, в которых она является, самые простые и обыкновенные – преимущественно сыпи, более или менее значительные язвы и воспаления глаз, в особенности век и соединительной оболочки. Глубокие поражения золотухою встречаются весьма редко. Относительно лечения должно сказать, что золотуха в летние месяцы в Уфе хорошо излечивается на столько, на сколько золотуха излечима и в лучших местностях.

Глистные болезни встречаются нередко; чаще встречается ленточная глиста, другие же виды реже и преимущественно у детей.

Остаётся сказать ещё несколько слов о секретных болезнях. Они в старину, как гласит предание, были здесь в редкость; даже в пятидесятых годах они встречались реже, чем в последние годы, не смотря на то, что в последние годы приняты медико-полицейские меры, хотя далеко неудовлетворительные, но однакож прежде и этих не было.

Усиление распространения этой болезни в последнее время, по моему мнению, объясняется не с одной только медицинской стороны и потому, считая здесь неуместным распространяться об этом, я вернусь к этому обстоятельству когда нибудь при более соответствующей беседе.

Заканчиваю свою статью тем, чем начал и скажу, что, не будь в Уфе исключительного врага скарлатины, она была бы одним из лучших городов в санитарном отношении; особенно когда вспомним, что настоящего эльдорадо теперь уже нет на земном шаре, что на острове Мадере, куда люди привыкли бежать от смерти, умирает однакож от чахотки не мало. Хотя, повторяю, количественно в Уфе не менее болезней, чем в других городах, одинаковых с ею топографических и атмосферных условий, но её болезни доброкачественнее и уступчивее лечению.

Впрочем к этой беседе я намерен ещё вернуться, когда у нас будет речь о медицинской статистике.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 29 августа)

Растения и животные. Растительное царство в Уфе довольно обыкновенно. Зелени, деревьев, правда, много, от чего увеличивается и красота ландшафта; но садов больших и хорошо устроенных здесь почти нет [Исключая сада купца Блохина и общественного около театра, которые ещё только устраиваются]. Плодовым деревьям климат здешний не позволяет развиваться, как должно; на прим., здесь находится много яблонных садов и многие домохозяева заботятся о прививке хорошей породы, преимущественно от симбирских яблонь, но яблоки уфимские всётаки нехороши, жидки и не так вкусны, как привозные [Впрочем в нынешнем году, благодаря вероятно тёплой весне и постоянно ясным дням, яблоки против обыкновения как-то особенно удались; но и при этом явился недостаток – какие то пятна на самых свежих яблоках]; другие же плодовые кустарники, как-то: красная и белая смородина, вишня, крыжовник, малина выспевают довольно успешно. Дикорастущие плодовые деревья и кустарники состоят из черёмухи, рябины, чёрной смородины, ежевики, калины, орешника и некоторых других. Вообще ягод здесь бывает почти каждую весну много, почему и продаются они очень дёшево, особенно черёмуха и смородина, уже не говоря о рябине и калине. Между деревьями прочих пород здешней местности свойственны преимущественно лиственные – липа, мелкий дуб и вяз, осина, ольха, ива, берёзы же в ближайших окрестностях очень мало, а хвойных деревьев почти вовсе нет; но собственно в городе, сверх упомянутых выше, берёз встречается много и притом большими деревьями, найдётся также несколько и хвойных и кроме того много сирени и акации.

Если здесь мало устроенных садов, за то много огородов, которые содержатся большею частию людьми недостаточными, чтобы произведениями их поддержать своё существование; обрабатывают же их преимущественно женщины. Главные продукты здешних огородов суть: картофель, капуста, редька, морковь, свёкла, огурцы и лук; кроме того садят дыни, тыквы и арбузы, но последние мелки и не вкусны. Есть здесь также несколько парников, в которых воспитываются ранние огурцы, редиска, салат и арбузы, хотя не крупные, но прекрасного вкуса; крупные же арбузы привозят сюда из Оренбурга, а лучшие яблоки из Симбирска.

Лекарственных трав и корней здесь не много; они суть – репейный и пырейный корни, одуванчики, чистяк, тысячелистник, трилистник, полынь, душица, зверобой, буковица, алтейный корень и цвет, липовый цвет, дивисильный и дигильный корни; кроме того встречаются маун (валерьяна) и солодковый корень, но они не хороши и не годятся для лекарства.

Домашние животные здесь – лошади, порода которых, от существовавших здесь земских конюшен, заметно улучшилась; коровы, свиньи, простые овцы и козы. По полицейским сведениям за 1863 год, в городе считалось лошадей: 3526, рогатого скота – 2475, овец 869, коз 113, свиней 23; итого 70006 голов. Из диких животных здесь водятся во множестве зайцы, белка в незначительно числе и некоторые другие мелкие звери. Из крупных зверей встречается довольно много волков, но в значительном расстоянии от города; медведей же ближе 20 вёрст от города, кажется, нет. Замечательно, что года четыре тому назад вблизи города, именно за дудкиной горой, был убит медведь, забравшийся на пчельник; но такое близкое присутствие медведя приписывают тому обстоятельству, что не задолго до этого времени горели пермские леса и медведи, спасаясь от огня, разбежались по соседним губерниям и появились тогда во множестве и в здешних окрестных деревнях.

Главные пернатые обитатели города следующие: вороны, галки, воробьи, голуби, грачи и другие; весной же прилетают ласточки, скворцы, соловьи, пение которых раздаётся часто вблизи домов, жаворонки и другие певчие птицы.

Охота. Окрестности Уфы, даже самые близкие, не смотря на значительное число охотников [Впрочем опытных и страстных охотников здесь не много; большая же часть их не более, как дилетанты охоты, которые не столько истребляют, сколько распугивают птицу], и до сих пор ещё изобильны дичью. Охота производится преимущественно на так называемую красную дичь; самая же лучшая на дупелей и в особенности на вальдшнепов. Вальдшнепы водятся здесь по всем опушкам, кругом города, начиная от архиерейского дома до дудкиной горы. Одни из вальдшнепов постоянно всё лето держатся здесь, только в незначительном числе, другие только во время перелёта остаются дня на четыре, а иногда на неделю и даже более, вот на этих то последних – самая выгодная охота. Она бывает двоякого рода – тягою и с помощию собаки. На тяге в настоящее время можно убить не более четырёх или пяти штук; с помощию же собаки, которая ищет и выгоняет птицу, хороший охотник может настрелять в одно только послеобеденное время штук 8, а в целый день штук 12, 15 и более. Куропатки встречаются во всех открытых местах кругом города, следуя от мужеского монастыря до старого гулянья; лучшая охота на них осенью.

Тетерева водятся также в значительном числе в окрестных лесках; на пр. за дудкиной горой и других местах. Охотиться на них можно в продолжение весны, лета и осени, выгоднее же в последнее время года; но лучшая охота на эту птицу производится вёрст за 15 и далее, где тетерева водятся в большом количестве.

Кроме того водятся здесь и рябчики, но значительно далее предыдущих мест, именно вёрст за пять не ближе; потом кулики, перепела, коростели и другие птицы.

Что же касается охоты на уток и других водяных птиц, то она вблизи города незначительна. Правда, в небольших озерцах, на пример около Нижегородки, и можно найти иногда уток, но в самом незначительном числе, и то только временно прилетающих сюда; в озёрах же за Белой их водится довольно.

Из звериной охоты самой выгодной может быть разве только охота на зайцев, которых здесь, как сказано выше, такое множество, что иногда они забегают на соборную площадь. Во время полных разливов реки их особенно много погибает от воды. Спасаясь от неё, зайцы собираются на более возвышенных местах, до которых ещё не успел достичь разлив, такими большими толпами, что их там убивают просто палками [Передано одним здешним опытным охотником].

Породы рыб. Река Белая около города не изобильна рыбой, почему рыболовство в больших размерах здесь не существует; оно производится преимущественно или ниже по Белой, или на реке Уфе – близ села Богородского, также на р. Дёме. Последние две реки изобильнее рыбой, чем первая. Главные породы рыб здесь следующие: белорыбица, прекрасного вкуса стерлядь, отличный судак, щука, окуни, лещи, подлещики, не считая прочей мелкой рыбы, между которой самой лучшей по вкусу для ухи считаются ерши. В Уфе и Дёме, сверх упомянутых выше, водятся даже сомы; в окрестных же озёрах находят больших и крупных карасей. В следствие ограниченного рыболовства и недостаточного лова, рыба здесь в настоящее время почти постоянно дорога. Недостаток в рыбе пополняется привозной, преимущественно солёной севрюгой и осетриной, доставляемой сюда из Уральска и Оренбурга.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 19 сентября)

Учебные заведения. Для потребностей образования в Уфе находятся следующие учебные заведения: гимназия, семинария с духовным училищем, женское училище 1 разряда или женская гимназия, женское духовное училище, уездное и два приходских училища.

Первые училища открыты в Уфе в 1789 году, в царствование Екатерины II; это были: Главное народное и Малое народное училища. Первое существовало в Уфе только 10 лет и в 1799 году переведено было в Оренбург; второе же в 1818 году преобразовано было в уездное училище и при нём учреждён был класс приготовительный, из которого в 1839 году устроено 1 приходское училище.

Гимназия открыта в Уфе 11 Ноября 1828 года и первоначально состояла только из 4 классов. Число поступивших при открытии её, как видно из прилагаемой при сём таблицы, было 18 человек; в четвёртый же год её существования, т. е. в 1832 году, считалось уже 32 чел.; в том же году в первый раз окончило курс учения четверо. В 1835 году гимназия преобразована была по уставу 1828 г. в семиклассную и в ней считалось уже тогда учащихся 78 челов. (32 из двор. и 26 из подат. сословий). В 1839 году, т. е. в четвёртый год по преобразовании в ней было 143 челов. (106 двор. и 37 подат. звания); из этого числа окончило в том году полный курс только двое. Всего в течение 35 лет (с 1828 по 1863 год) обучалось в гимназии 5117 челов., из числа которых было 3745 двор., 1342 податных сослов. и 20 духов. звания; в том числе 37 католич. исповедания, 134 протестантского, остальные все православного и кроме того несколько магометан. В продолжение всего этого периода поступило в гимназию домашнего воспитания 856 челов., из других учебных заведений 225, – всего 1111 челов.; вышло до окончания курса 659 челов., по окончании 280. Из числа окончивших курс поступило в университет и другие высшие учебные заведения 148 челов., в военную службу 19, в гражданскую 108. В 186¾ учебном году учащихся в гимназии было 199 человек. При гимназии существует пансион на 20 казённокоштных воспитанников, а с 1861 года учреждены при ней землемеро-таксаторские классы, в которых число учащихся в 186¾ учеб. году было 18 челов.; окончило курс в прошлом году 10, в нынешнем 7.

Здания гимназии, как выше было сказано, состоят из главного корпуса и двух отдельных флигелей. В верхнем этаже корпуса помещаются классы, разделённые коридором, большая светлая зала для актов, в которой в настоящее время устраивается домовая церковь во имя св. Кирилла и Мефодия [Неблагодарен был до сих пор народ русский к своим просветителям и апостолам – к святым Кириллу и Мефодию. Простой люд, чтя усердно святителей Николая, Митрофания, св. Парасковию-Пятницу и других, ничего не знал о тех, кто всю жизнь положил на то, чтоб просветить его светом истины и Евангелия. Образованная же часть русских, знавшая о их заслугах, тем не менее оставалась к памяти их совершенно равнодушною. Мы не знаем ни одной церкви, построенной во имя их, не видали даже придела посвящённого их памяти, а между тем кто же больше поработал на пользу земли русской? Московское учёное сословие прежде всех сознало нашу общую вину против этих святых и ещё в прошлом году напомнило народу о заслугах их: за Москвой откликнулся древний Новгород, торжественно праздновавший память их в настоящем году. Счастливая мысль здешней учёной корпорации – посвятить созидающуюся в Гимназии церковь памяти святых братьев-просветителей Руси была встречена сочувственно очень многими. В храме этом лучше чем в какой нибудь другой церкви достигнется цель – распространить уважение к имени наших первоначальных учителей. Каждый воспитанник Гимназии, сохранив в числе воспоминаний своей юности слышанную или петую им самим хвалу св. Кириллу и Мефодию, внесёт современем уважение к этим просветителям земли русской и в своё семейство. Редактор], классы таксаторские, библиотека и кабинеты физический и естественных наук. Первый состоит из 170 инструментов на сумму 978 руб. 74 коп.; второй заключает в себе 2000 штуфов и 110 чучел зверей и птиц. В нижнем этаже помещается пансион, канцелярия, квартира эконома и кухни; во флигелях – квартиры директора, инспектора, надзирателей, письмоводителя и больница. К надворным строениям гимназии примыкает довольно большой сад.

Семинария, вместе с духовным училищем, занимает очень обширное место и состоит, как выше упомянуто, из 4 этажного большого корпуса, надворных строений и отдельного флигеля для больницы. Собственно семинария помещается в 3 этаже, в котором кроме того находится домовая церковь и квартиры ректора и инспектора. Число учащихся в 186¾ учебном году было: в семинарии – в высшем отделении 31, среднем 36, низшем 55, всего 122 челов.; в духовном училище: 46 в отделении высшем, 60 среднем и 58 в низшем, всего 164. Итого в семинарии и училище 286 челов.

Женская гимназия открыта в 1860 году и содержится на общественную сумму. До сих пор она помещалась в собственном доме, в довольно отдалённой части города и не представляла необходимых удобств; почему с нынешнего года перемещена на частную квартиру, которая, находясь в центре города, имеет преимущество перед прежним домом как в удобстве помещения, так, сверх того, даёт возможность открыть при ней пансион. Женская гимназия состоит из 3 двух-годичных классов и приготовительного; число учениц в 186¾ учебном году состояло: в 3 классе – 10, во 2 – 20, в – 28 и 16 в приготовительном; всего 74 воспитанницы.

Женское духовное училище, открытое в Сентябре 1862 года, содержится также на общественную сумму и помещается в собственном, каменном доме и имеет домовую церковь; оно будет состоять из 6 классов; в нём воспитанниц в настоящее время считается 43. Здания уездного училища состоят из каменного небольшого двух-этажного корпуса и трёх деревянных флигелей, не считая служб. В верхнем этаже корпуса находятся классы, довольно тесные и не совсем удобные, библиотека и канцелярия; внизу – квартиры учителей. В одном из флигелей, именно в самом большом, помещается квартира штатного смотрителя, отличающаяся обширностию и поместительностию. Число учащихся в 186¾ учебном году было 130 человек, из числа которых детей чиновников и канцел. служителей 54, дворян 4, мещан 20, купцов 5, почтальонов 4, крестьян 9, татар (принадлежащих к сословию чиновников и дворян) 8, башкирцев 13, солдат 11, черемис 2.

Из числа приходских училищ одно, именно 1 приходское училище, содержится на городскую сумму и помещается в наёмном доме, хотя гораздо выгоднее было бы иметь свой собственный; 2, так называемое Кузнецовское училище, основано и содержится купцом Кузнецовым и помещается в хорошем каменном доме. Число учеников в 186¾ учебном году было в 1 приходском 130, во 2 – 66 челов. Следовательно, всех учащихся в означенных заведениях к концу учебного года состояло – учеников – 810, учениц 117.

Сверх того, в Уфе существуют с недавнего времени при некоторых церквах школы, где обучаются вместе девочки и мальчики, дети преимущественно бедных родителей; лучшие из школ Успенская и Спасская, особенно первая.

Библиотеки. Библиотеки существуют только при гимназии (самая значительная), состоящая из 1175 названий на сумму 7061 руб. 48 коп., в семинарии и уездном училище. Последняя состоит из 635 названий в 950 томах на 2556 руб. 54 коп. В семинарии в нынешнем году открыта книжная лавка с церковными книгами. Кроме того есть одна частная библиотека, где можно пользоваться, за известную плату, многими русскими периодическими журналами и газетами и некоторыми иностранными, также отдельными сочинениями; публичных же библиотек здесь нет, исключая читальни при Оренбургском Статистическом Комитете. Читальня эта постепенно пополняется вновь выписываемыми сочинениями, самый же богатый отдел её – статистический. Всего в настоящее время в ней заключается [Как видно из каталога, отпечатанного в нынешнем году] 279 названий в 438 томах; в том числе книг статистического содержания 76 названий в 107 томах и 22 названия книг иностранных.

Богоугодные заведения. Богоугодные заведения, содержимые на счёт Приказа Общественного Призрения, суть: Губернская больница, больница умалишённых, богадельня, рабочий дом с смирительным отделением и детский приют.

Губернская больница помещается в хорошем двух-этажном здании на Телеграфной улице. В верхнем этаже находится собственно больница, состоящая из двух отделений – мужского на 35 кроватей и женского на 15, и аптека; в нижнем – квартиры медика и смотрителя заведения, а в отдельном флигеле – помещение для фельдшера; при больнице существует небольшой сад. Прочие заведения Приказа находятся в довольно отдалённой части города, а именно в конце малой Александровской улицы, и состоят из четырёх хороших деревянных корпусов (два наружных и два внутренних), обложенных снаружи кирпичом. Богадельня устроена на 45 мужчин и 45 женщин; дом умалишённых для 15 мужч. и 15 женщ.; а смирительный и рабочий дом для 50 мужчин и 20 женщин [Взято из отчёта]. Внутри двора воздвигнута, как выше упомянуто, небольшая, но красивенькая церковь Скобящей Божией Матери. Вместе с вышеупомянутыми зданиями помещается в отдельном деревянном доме детский приют, основанный ещё в 1842 году. В нём в настоящее время воспитывается 54 девочки и 8 мальчиков, из числа которых живущих в самом приюте 24 девочки и 1 мальчик.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 26 сентября)

Жители: их образ жизни, обычаи, увеселения, костюм и проч. Народонаселение Уфы составилось из переселенцев разных сословий, прибывших сюда из разных концов государства частию добровольно, а более по распоряжению правительства. Тут были и стрельцы, и казаки, и шляхта, и дворяне, и посадские московские люди. Но так как местность Уфимская, находившаяся тогда в стороне глухой и дикой, удалённой от русских поселений и торговых путей, не представляла особенного интереса и следовательно не могла привлечь скоро новых поселенцев, то и число жителей увеличивалось очень медленно и долго было ничтожным. Доказательством этого могут служить лучше всего цифры. Например, по сведениям Рычкова [Топограф. Оренбургской губ. часть II, стр. 198], в 1762 году, т. е. через 186 лет по основании Уфы, в ней считалось только 651 двор, в том числе купечества и цеховых 230 душ; в 1839 году, через 265 л. по основании, по сведениям Ханыкова [Материалы для статистики, в статье географическое обозрение Оренбургской губернии], народонаселение достигло только до 6117 душ обоего пола, считая в том числе и военных. С тех же пор оно стало заметно прибывать, так что в течение 25-летнего периода (считая с 1839 г. по 1863 год включительно) увеличилось больше, чем вдвое. В настоящее же время жителей постоянно проживающих, по сведениям полицейским за 1863 год, считается:

I. Дворян:

муж. п.

жен. п.

1. Потомственных

549

407

2. Личных

764

831

II. Духовенства:

1. Православного белого

монашест.

44

54

9

85

2. Магометанского

2

2

III. Городских сословий:

1. Почёт. гражд. потом.

личных

6

10

8

10

2. Купцов

101

111

3. Мещан и записанных в окладе

1922

2063

4. Цеховых

102

112

IV. Сельского сословия:

1. Крестьян государственных

690

780

2. – " – удельных

354

468

3. – " – горного ведомст.

20

18

4. Временно-обязан. дворов[ых]

– " – крестьян

119

145

 

296

 

356

5. Приписанных к частных заводам

79

81

V. Военных:

1. Регулярных войск

1412

303

2. Бессрочно-отпускных

112

46

3. Отставных нижних чинов, солдатских жён и дочерей

526

1038

4. Солдатских детей

237

173

VI. Инородцев

22

17

Итого

7444

7110

Всего, обоего пола 14,554 челов.

Число лиц временно проживающих:

I. Дворян

муж. п.

жен. п.

1. Потомственных

32

34

2. Личных

49

60

II. Купцов

29

21

III. Мещан

126

126

IV. Крестьян государств.

удельных

336

317

126

124

V. Временно-обязанных: дворов[ых]

крестьян

39

56

 

87

 

83

VI. Приписанных к частных заводам

50

61

VII. Оренбургск. казаков

11

VIII. Башкирцев

150

Итого

1024

882

Всего, обоего пола – 1906 челов.

Распределение жителей по вероисповеданиям.

Православного исповедания, обоего пола 14,014 чел.

Раскольников принимающих священство 2

Секты беспоповщины 191

Римско-католического исповедания 96

Лютеранского 4

Магометанского 247

В Уфе имеет пребывание глава магометанского исповедания – муфтий.

Распределение жителей низшего сословия по роду их занятий и ремёсел:

1. Приготовляющих предметы пищи, как-то: мясников, булочников, прянишников, пчельников и проч. – 134; в том числе мастеров и хозяев 69, работников 54, учеников 11. Большее число приходится на долю мясников, именно 44 мастера и 29 рабочих.

2. Приготовляющих предметы одежды, как-то: портных, сапожников, шапошников, шубников, скорняков, модисток и проч. – 307; в том числе – мастеров и хозяев 68, рабочих 104, учеников 135; больше всех скорняков, именно 21 мастер, 35 рабочих и 42 ученика.

3. Приготовляющих предметы домохозяйства, т. е. печников, столяров, лудильщиков, каменщиков и т. п. – 375, в числе которых находится 117 мастеров, 189 рабочих и 69 учеников.

4. Прочих ремесленников и промышленников, не входящих в первые разряды, как-то: извозчиков, часовщиков, золотых и серебряных дел мастеров, цирульников, иконописцев, маляров и т. п. и вообще чернорабочих – 2277; в том числе мастеров и хозяев 2231, рабочих 40, учеников 6. – Самую большую цифру составляют чернорабочие, которых считается 2176 чел. [Нет сомнения, что предлагаемые здесь цифры о народонаселении Уфы, собранные официальным полицейским порядком, не представляют за себя достаточной вероятности. В скором времени мы надеемся получить цифры о том же предмете возможно верные, так как наш Статистич. Комитет предпринимает произвести народосчисление в Уфе по новому способу; весьма любопытно будет сравнить тогда представленные в настоящей статье данные о народонаселении Уфы с полученными Комитетом. Ред.]

Жители Уфимские, как и везде это водится, подразделяются на три категории – высшее сословие или аристократов, среднее и низшее. К первому относятся всё высшее чиновничество, богатые помещики и некоторые из самых значительных граждан; к среднему – небогатые дворяне, мелкие чиновники и купцы; к низшему – мещане, ремесленники, цеховые, крестьяне и нижние военные чины. Главную массу населения составляют мещане и крестьяне, затем следуют военные, потом дворяне и т. д.

Об образе жизни здешних жителей и их обычаях трудно сказать что нибудь особенное; вероятно они, т. е. эти обычаи и жизнь, мало чем отличаются от жизни и обычаев других губернских городов России, исключая разве того, что здесь больше тишины и однообразия и очень мало развлечений. Знать здешняя живёт отдельною жизнию от других сословий и в настоящее время более, чем скромно, особенно по сравнению с прежним временем. Развлечением её служат зимой – клуб, изредка так называемые благородные собрания, маскерады, концерты, аллегри, живые картины и благородные спектакли; частные же балы бывают чрезвычайно редко. Летом иногда устраиваются пикники, загородные прогулки, кавалькады, но в последнее время и это оставлено. В прежнее же время знать здешняя жила гораздо веселее: балы, маскерады и собрания были часты, и хотя, может быть они были и не так роскошны и менее утончённы, чем нынешние, но за то в них было более простоты, добродушия и неподдельной весёлости. Для сравнения с нынешним считаю не лишним поместить здесь описание одного дня, извлечённое из ежедневных записок покойного Ребелинского. Он так описывает этот день… 5 Июля 1814 года, по случаю получения манифеста о заключении мира с Франциею, совершена была в старом кафедральном соборе литургия, во время которой тогдашний преосвященный знаменитый Августин произнёс одну из сильных своих речей. По окончании литургии было молебствие с коленопреклонением; при возглашении многолетия раздавалась пушечная и ружейная пальба и слышались громогласные крики – ура; потом продолжался весь день во всех церквах колокольный звон. В 8 часов вечера дан был в доме на Голубиной слободке тогдашним губернатором Наврозовым здешнему дворянству и купечеству маскерад и ужин, в продолжение которого вся Голубиная Слободка, соборная колокольна и усольские горы были иллюминированы. Перед губернаторским домом горел щит с изображением Государя Императора; под щитом изображён был жертвенник с горящими сердцами, а вокруг него гербы всех городов губернии. Собрание было очень многочисленное: дамы явились в богатых русских костюмах и между прочими танцами плясали русские национальные пляски. Кругом дома было множество зрителей. Одним словом, веселье было полное и искреннее и гости разъехались не ранее четырёх часов утра [В свою очередь, в 1815 году 13 Января тогдашний градской голова Подъячев вместе со всем купечеством, исполняя долг вежливости, устроил для здешнего благородного сословия подобный же маскерад и ужин, ещё первый, как замечает Ребелинский, со времени открытия наместничества].

Общественных гульбищ до сего времени в Уфе не было, исключая жалкого бульвара на торговой площади, но с Мая 1863 года открыт летом для публики за умеренную плату сад купца Блохина, где три дня в неделю играет музыка и устроены кегли. При саде находится ресторан. Сад этот занимает довольно обширное место, но ещё не устроен надлежащим образом; аллеи его узки и многие без тени, потому что ещё недавно засажены; нет цветников, так много украшающих сад. При саде находится небольшой, но, к сожалению, покрытый плесенью, пруд. Кроме этого частного гульбища с нынешнего года позади театра устраивается общественный сад, который обещает со временем, сделаться довольно хорошим местом для гулянья, если только будет на него обращаться должное и постоянное внимание, какое теперь обращается.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 5 октября)

Жители. Средний класс, состоящий из лиц разных состояний и средств, имеющий несходные понятия и взгляды на предметы, естественно должен делиться на много кружков, состоящих из нескольких семейств, которые собираются изредка друг к другу – попить чайку, поиграть в ералаш или стуколку, пройтись по водочке и при этом поговорить о житейском, посудить и порядить о ближнем; танцевальные же вечера в этом кругу в настоящее время бывают чрезвычайно редки и вообще танцы ныне как-то выводятся. Но даже и эти удовольствия в настоящее время бывают не часто, причина этому – чувствуемый почти всеми недостаток в деньгах и дороговизна, жалобы и сетования на что слышатся часто. Самые же бедные этого сословия, особенно мелкий чиновничий и вообще служащий люд, обременённый часто большим семейством, проводит жизнь в лишениях. При этом, к сожалению, надобно заметить, что в следствие ли этой мало-отрадной обстановки или по недостатку в образовании, но только некоторые из них не умеют беречь копейку и часто тратят её на кутежи.

Но несколько лет тому назад средний чиновничий круг проводил время гораздо веселее нынешнего. Родители, имевшие дочерей, не столько заботились об умственном образовании их, которое ограничивалось большею частию знанием грамоты и письма, и это считалось вполне достаточным, сколько о том, чтобы выучить их разным танцам как русским, так и иностранным, что считалось тогда между ними верхом образования. Тогдашняя молодёжь, свежая и весёлая, не страдавшая ещё болезнию нынешнего времени – корчить из себя преждевременно взрослых, страстно любила танцы и с жаром предавалась этому удовольствию. Как только представлялся случай, устраивались, так называемые тогда, вечера, куда приглашались все короткие знакомые, а в случае недостатка в кавалерах, просили пожаловать и вовсе незнакомых, которые никогда от этого не отказывались. На этих вечерах, устраиваемых часто в тесной комнатке, из которой, чтобы дать больше простору, выносили всю мебель, не заботились об угощении: оно большою частию ограничивалось для танцоров чаем и десертом из конфект, пряников и орехов, а для взрослых так называемою сухою закуской – графином водки, бутылкой домашней наливки с присоединением чего нибудь съестного. Но, не смотря на это, все были веселы и довольны. Самое же весёлое время было – святки. Тогда вечера эти устраивались гораздо чаще, и весёлая молодёжь, замаскированная в разные фантастические костюмы целою гурьбой являлась на эти вечера и, натонцовавшись в одном доме, отправлялась в другой. На улицах сани с маскированными сновали взад и вперёд и шум продолжался чуть ли не всю ночь. Ныне маскированье почти совсем вывелось и только изредка заметишь одинокие санки с масками, да и те едут куда нибудь на званый вечер; посторонних же не принимают. Прежде, напротив, любили их принимать и не редко угощали, но времена переменчивы: что прежде считали за удовольствие, тем ныне пренебрегают.

Что же касается до купечества, то купцов старинных, сановитых и с большим весом в Уфе нет, а если и существуют ещё представители прежних купеческих фамилий, то уже обедневшие и утратившие всякое значение; нынешнее же купечество образовалось очень недавно и по большой части или из мелких торговцев, или приказчиков, уроженцев посторонних губерний, или из прежних дворовых людей. При том же купцы здешние, исключая двух-трёх лиц, небольшие капиталисты, которые хотя и пользуются значительным достатком, но живут скромно, сдержанно; пиры и банкеты между ними также редки, как и между аристократами, а если и случаются, то при обстановке пороскошней. Кроме того не лишним будет заметить, что хотя они почти все не могут похвалиться большим образованием, но при всём том большая часть из них отличается вежливостью и достоинством обращения. Тип же приказчиков заметно выдаётся. Он бывает вообще двух оттенков: в лавках и магазинах с красными и галантерейными товарами они одеты всегда порядочно и даже франтовски с волосами большою частию длинными и сильно припомаженными; в прочих лавках одежда их состоит преимущественно из длиннополой чуйки и не отличается особенной опрятностию; тон же их обращения вообще ласкательно-вежливый. Конечно есть как между купцами, так и приказчиками натуры довольно грубоватые и не совсем вежливые, но это уж будет исключение.

Мещане, ремесленники, цеховые и крестьяне почти все – люди небогатые, перебивающиеся со дня на день и часто с большим трудом добывающие копейку. Большая часть из них теснится в старой Уфе и слободках и живёт в маленьких тесных домиках. Есть между ними люди трудолюбивые и трезвые, мало по малу улучшающие своё состояние, но многие не умеют беречь деньгу на чёрный день, потому что, к несчастию, развлечением их в праздничные дни служат попойки, на которых приобретённое трудом многих дней тратят они в несколько часов, мало заботясь о будущем. Замечательно, что в последнее время в этом классе, особенно между бывшими дворовыми людьми, горничными, портными и сапожниками стало заметно стремление к подражанию высшим классам в манере, одежде и даже в разговоре; в следствие этого нередко между ними устраиваются вечеринки, где они танцуют кадрили, вальсы и прочие танцы, – и всё это, разумеется, выходит довольно карикатурно, и часто оканчивается кутежом. Русские же пляски и песни, к сожалению, почти совсем выводятся, и редко, редко услышишь русскую, задушевную песню, да и то поёт её, может быть, какой нибудь заезжий верховец – штукатур или плотник. Вообще здесь не умеют петь, больше визжат или кричат, чем поют, хотя и любят пение. Иногда они устраивают где нибудь в мастерской театральное представление, где импровизированные актёры разыгрывают выслушанную ими в театре какую нибудь пьесу; при чём, разумеется, бывает много комического, но за то все и публика и актёры – веселы и довольны. В прошлую зиму в классе прислуги составлялись даже вечера по подписке, где, кроме танцев, желающие играли в карты и угощались десертом и закуской; но, говорят, что многим вечера эти не слишком понравились, так как там посетители должны были держать себя – под угрозой штрафа – слишком сдержанно и прилично.

Летний театр в саду В.И. Видинеева

Что же касается до обрядов, совершающихся на свадебных, похоронных, именинных и тому подобных церемониях, то они, исключая только разве простонародья, мало заключают в себе особенного. Свадьбы в среднем кругу и особенно в низшем исполнены шумного веселья и весёлых пиров. Скажу несколько слов, как это совершается между здешним мещанством и вообще простонародьем. Ещё до рукобитья будущей невесте подруги её с приличными песнями заплетают косу, как будто приготовляя её к важной перемене в жизни. После рукобитья девушки постоянно находятся в доме сосватанной; шьют ей приданое; поют свадебные песни; после обеда разъезжают по улицам тоже с песнями. Накануне свадьбы они, украсивши веник лентами, идут с ним к жениху за мылом, духами и иногда вином, а потом, с подобной же церемонией, ведут невесту в баню; там её моют мылом и даже вином и опрыскивают духами. В день свадьбы невесту убирают девицы, серьги вдевает какая нибудь женщина, счастливо живущая с мужем, что считается хорошим знаком; башмаки же надевает брат её. Отправляясь в церковь, невеста секретно берёт с собою иногда мешочек с хлебом, солью и деньгами, чтобы жизнь в замужестве была в довольстве и изобилии. Проводивши молодых из церкви, подруги разъезжаются по домам и в доме остаются только женатые. После закуски, молодых ведут в спальну. При этом нельзя не заметить, что здесь сохранился ещё в полной силе в низшем сословии и отчасти даже в среднем варварский обычай – поднятия молодых с постели, что сопровождается всегда бесцеремонным осмотром, криком, гамом, битьём посуды, звоном тазов или вёдер и, разумеется, выпивкой; сверх того, замужние женщины, участницы пира, разъезжают или расхаживают иногда с подобным же шумом и звоном по улицам. Но, разумеется, при других обстоятельствах это кончается иногда очень печально, потому что простонародье наше не любит церемониться при этом случае, и молодой приводится, может быть, испытывать в первый раз тяжёлую руку мужа. На другой день молодые в сопровождении дружек, делают всем родным и знакомым визиты и приглашают их к себе на обед; потом делают обеды свахи и прочие участники пира, что продолжается иногда целую неделю.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 10 октября)

О нравственном направлении жителей Уфы, принимая в расчёт массу населения, нельзя сказать дурного. Правда, в низшем классе и особенно в ремесленниках – найдётся не мало личностей не совсем нравственных и даже положительно испорченных; правда, встречаются не редкие примеры воровства, буйства, пьянства и грубости; правда также, что отношения членов семьи в этом классе и отчасти даже в среднем, в следствие вероятно тяжёлой обстановки, больших трудов и недостатка в образовании, большею частию не отличаются особенной мягкостию обращения; но всё же, сравнительно с другими городами, более населёнными и преимущественно фабричными, Уфа стоит в нравственном отношении выше. К невыгодной стороне низшего класса относится также нищенство, которое здесь довольно сильно развито; крики и завывания нищих часто раздаются под окнами, паперти церквей в праздничные дни постоянно ими переполнены. Особенно жалко при этом видеть детей, с ранней поры привыкающих к праздности и дурным наклонностям.

В религиозном отношении, судя по большинству, город Уфа не заслуживает порицания. Храмы в воскресные и праздничные дни постоянно посещаются большинством населения, в годовые же праздники переполнены; посты особенно в среднем и низшем классах соблюдаются неуклонно, а в великий пост храмы полны исповедниками. Конечно, всё это только внешняя сторона религии; но всё же – надобно отдать справедливость – большая часть населения, не смотря на некоторые ещё остатки суеверия, примет и предрассудков, живо сохраняет религиозное чувство и привязанность к православию. К сожалению, этого нельзя сказать обо всех. Между некоторою частью здешней молодёжи образованных классов заметна холодность и равнодушие к вере и даже проявляется эта язва нынешнего времени – пресловутый нигилизм – безобразное детище неверия и безнравственности, занесённый сюда отчасти извне, частию же проистекающий от небрежности в религиозном воспитании.

Наружность и язык. В наружности уфимских жителей преобладающий тип белокурый и вообще недурной; женщины же здешние почти во всех классах, в особенности среднем, отличаются миловидностию и потому здесь не редкость встретить хорошенькое личико; но за то красавиц почти нет. Обыкновенный рост жителей – средний.

Язык довольно правилен и чист; не слышно сильных ударений ни на букву а, ни на о; но в речи среднего и низшего классов встречается несколько татарских слов, сделавшихся от употребления чисто русскими словами; на пр., базар, калякать, айда и несколько других. Последнее слово употребляется или в смысле слова пойдём, или только как приставка к этому последнему – айда – пойдём.

Одежда. Лица высшего сословия, в костюме, следуют господствующей в столице моде, отступая впрочем от строгого вкуса. Достаточный средний класс старается из всех сил им подражать, часто, разумеется, в ущерб своему состоянию. В костюме мещанок и прочих лиц женского пола и бедного класса в будничные дни преобладающая одежда состоит из ситцевого тёмного платья, тёмного же цвета большею частию ватного пальто и простого платка на голове. В праздники они надевают более светлые платья, на плечи шаль, а на голову повязку; некоторые носят сарафан. Но есть между ними (в особенности между горничными) и франтихи, щеголяющие в кринолинах, тирольках и бурнусах, не совсем новейшего фасона. Одежда мужчин этого сословия обыкновенно – сюртук, пальто – широкое, суконное или чуйка, а на голове фуражка. В последнее время появился между молодёжью среднего и частию низшего классов чисто русский костюм – чёрный, суконный, короткий кафтан, надетый на красную бумажную или шёлковую рубашку, подпоясанную поясом; широкие, чёрные, плисовые или бархатные штаны, запущенные в сапоги, на голове – или фуражка, или чёрная пижая пуховая шляпа. Нижегородки одеваются особенным образом. Костюм их состоит из шёлкового, шерстяного или светлого ситцевого сарафана, кофты с большими сборами и платка шёлкового, одноцветного на голове.

Чиновные и вообще служащие магометане одеваются в русское платье; но вне службы часто носят полный татарский костюм, состоящий из кафтана татарского покроя или халата, меховой шапки или белой шляпы с широкими полями; чалму же редко носят. Жёны их щеголяют или в полном татарском платье, или в полутатарском. Последний состоит в том, что сверх татарской рубашки или русского платья на кринолине, они надевают бурнус или шёлковое пальто, на голову – шапку, опушенную мехом и покрытую вуалью, или же просто покрываются шалью. Магометане простого звания одеваются большею частию по татарски, не отказываясь впрочем и от русской одежды.

Образование. Если нормой образованности низших классов принята грамотность, то здесь она, кажется, стоит не слишком высоко. В настоящее время, хотя и заметно более склонности к образованию, чем прежде и многие из родителей заботятся об обучении своих детей грамоте; но всё это, по сравнению с общим числом народонаселения, вероятно, составит не очень значительную цифру. К сожалению, точно определить число грамотных в Уфе, по неимению данных, невозможно. Образование низших классов состоит большею частию только в знании грамоты и письма и разве ещё 4 правил арифметики. Эти знания они приобретают частию дома, частию в низших учебных заведениях; в уездное же училище, хотя некоторые из них и поступают, но только редкие оканчивают курс учения. Даже многие из купечества ограничивают воспитание своих детей весьма небольшими сведениями. В следствие чего здесь не редкость встретить купеческого сынка, держащего себя джентльменом, но имеющего понятия в науках самые ограниченные. Впрочем в последнее время между некоторыми молодыми людьми купеческого сословия стало заметно стремление пополнить этот недостаток чтением и самообучением. Доказательством этого может служить то, что на некоторых прилавках, вместе с книгами пустыми, встречаются книги и с серьёзным содержанием; на пр. журнал Самообразование и другие.

Небогатые чиновники и прочие служащие, не имея возможности, по своим ограниченным средствам, воспитывать своих детей в Гимназии, заканчивают их образование только курсом уездного училища; при чём они имеют в виду больше получение свидетельства, дающего на службе некоторые права, чем сознают внутреннюю пользу образования.

Торговля и промышленность. Торговля здешнего города, в следствие значительной отдалённости его от главных торговых центров и неудобства водного пути, очень незначительна. Предметы отвоза суть: хлеб, поташ, шадрик, сало, мочала, лубья, ободья и прочие лесные изделия. Предметами привоза служат: товары колониальные, чай, меха, медные и стальные изделия и прочие товары, необходимые для потребностей жителей. Всё это закупается и привозится из Нижнего, Москвы и Казани, большею частию водой, частию же сухопутно – зимой. Промышленные заведения в Уфе следующие: заводы свечные, салотопенные, мыловаренные [Мыло приготовляется на них самое простое], водочный, паточный, пивоваренный, несколько кирпичных, маслобойные и кожевенные заведения; но количество товара на них выделываемого – незначительно; фабрик же здесь вовсе не существует.

Рынок и ярмарка. По воскресеньям в Уфе существует рынок или (по местному выражению) базар. Базары эти бывают иногда очень обширны, особенно зимой, так что занимают большую половину площади и чрезвычайно полезны для горожан. Поселяне окрестных деревень привозят сюда дрова, сено, хлеб, овощи, масло, ободья, лубья, доски и некоторые мелкие, деревянные изделия, также различную живность, как-то: говядину, свинину, домашнюю птицу, дичину; приводят даже на продажу лошадей и коров.

В конце Января бывает здесь ярмарка, продолжающаяся 12 дней; но торговые обороты её очень незначительны. Самая высшая цифра привоза не превышает 500000 руб., самая низшая равняется 150000 руб., принимая в расчёт круглые числа; продаётся же не более половины привезённого. Главные статьи привоза составляют: чай, сахар, меха, медные и стальные изделия, каменная и стеклянная посуда и товары москотильные и красные. Ярмарка здешняя есть – самое весёлое время, только погода ей редко благоприятствует. Посетителей после обеда на ярмарку собирается довольно много, но не столько покупать, сколько погулять и поглазеть.

Жизнь в Уфе в хозяйственном отношении, хотя и сделалась в последние годы значительно дороже против прежнего, но при всём том, сравнительно с другими городами, не дорога, исключая годов неурожайных и вообще почему нибудь неблагоприятных, на пример, как нынешний год. Предметы первой необходимости, как-то: хлеб, мясо, сено, овощи почти постоянно дешёвы. На пр. цена ржаной муки часто доходит от 25 до 20 коп. за пуд, пшеничной от 35 до 30 коп.; овёс – от 15 до 10 коп.; воз сена от 70 до 50 коп., масло скоромное от 18 до 15 коп., сотня капусты от 1 р. до 60 коп. [Цены нынешнего года, в следствие неблагоприятной погоды, напротив чрезвычайно поднялись; на пр. воз капусты стоит от 4 до 3 р. и т. д.]; но дрова лет семь тому назад почти внезапно повысились; так, на прим. сажень вязовых дров, стоившая прежде 1 руб., поднялась до 1 р. 50 коп. и даже потом до 2 руб. Одно только мешает в хозяйстве – это дурное качество прислуги, на что почти все жалуются, хотя цена её в последнее время и возвысилась. Квартиры здесь, особенно в более отдалённых частях города, недороги; но их мало и хорошего удобства в них не найдётся.

В заключение считаю не лишним сказать об Уфе, что она – город вообще тихий, скромный; монотонность и однообразие в ней очень ощутительны; оживляется же город только в летнее время. Тогда можно встретить весёлые толпы гуляющих; говор и песни слышатся чаще; но зимой, исключая времени масленицы и святок, он скучен и уныл. Любителям уединённой и тихой жизни он нравится, но для жаждущих удовольствий и частых развлечений он кажется очень скучным городом.

Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 17 октября)

Ушаковский парк

Изложение замечательных событий, относящихся к Уфе. Со времени своего основания Уфа, как город недавно основанный и в местности ещё не вполне подчинённой Русскому владычеству, испытывала сначала и нападения и осады; кроме того в ней случались и другие бедствия, как-то: пожары, эпидемии и т. п. Укажем на те из них, которые или записаны, или сохранились только в народной памяти.

Нападение Сибирских царевичей Аблая и Тевкея [Топография Оренб. Губ. Рычкова. Ч. I, стр. 87 и его же История Оренбургская]. Вскоре после основания Уфы, Сибирские царевичи Аблай и Тевкей, с толпами татар, делали нападение на покорившихся России башкирцев. Против татар выступили уфимские служивые люди и, встретив их в 15 верстах от города, за рекой Уфой, вступили с ними в жестокую битву, в которой много погибло народу с обеих сторон. Наконец татары были разбиты; царевичи же с остатками своего войска скрылись в соседнем лесу [Названном по этому случаю Аблаевым лесом], где, после десятидевной осады, были взяты в плен и отправлены в Москву. За подвиг этот Уфимцев наградили золотыми деньгами (московками), а сколько кому дано было – записано в так называемую золотую книгу, долго хранившуюся в прежней Уфимской провинциальной канцелярии.

Сеитовский бунт [Топография Оренб. губ. Рычкова. Ч. I, стр. 88, История Оренбург. его же. Гл. 1, примеч. 2 и записки Ребелинского]. В 1676 году начался первый бунт башкирцев, называемый Сеитовским и продолжавшийся целые три года. Башкирский старшина Сеит, отказавшись от платежа ясака и взбунтовав башкирцев и ближайших киргизов, начал жечь русские селения, грабить жителей, а сопротивлявшихся вешать и расстреливать стрелами. Он явился сначала на границе Исетской провинции, в Уральских горах и укрепившись между реками Уфою и Аем, упорно сопротивлялся всем командируемым против него отрядам; даже в воеводском округе г. Уфы сжёг сёла Касимово и Лавошное (в 20 вер. от города). Во время этого бунта погибло много христиан, при чём и самой Уфе грозила немалая опасность; но явившийся между башкирцами раздор, на время отвлёк их от русских. Соперником Сеиту явился старшина Андор и сообщники первого частию разбежались, частию же пристали к Андору, который в свою очередь тоже погиб от измены. Для усмирения башкирцев послан был из Москвы воевода Фёдор Зеленин с стрелецкими полками и с частию казаков; но, не смотря на то, бунт был усмирён только после больших усилий и потерь со стороны русских и без всякого возмездия башкирцам.

Этот бунт послужил поводом к установлению крестного хода в село Богородское с иконой Казанской Божией Матери, о чём было уже говорено при описании нового собора. Кроме упомянутого предания о явлении этой иконы, существует ещё другое, более достоверное, которое считаю не лишним здесь передать. Когда селу Богородскому, наравне с другими окрестными сёлами и деревнями, стала грозить опасность от башкирцев; тогда какой-то благочестивый человек посоветовал жителям немедленно приобрести список с явленной иконы Казанской Божией Матери, находящейся в Казани. Они с усердием поспешили исполнить этот совет и потом, когда приближался неприятель, выносили эту икону и на неприятеля нападал или страх, или слепота и он отступал, не причинив вреда. Таким образом село Богородское было спасено и жители, в вечное воспоминание этого события, испросили позволение перенести чудотворную икону в город и установить крестный ход. Из этого видно, что последнее предание признаёт эту икону не явленною, а только чудотворною. Это не лишено вероятности, если принять в соображение, что все явленные иконы получают наименование по месту своего явления; на прим. явившаяся в Смоленске называется Смоленскою, в Тихвине – Тихвинскою и т. д.; настоящая же называется Казанскою и имеет совершенное сходство с той, которая находится в Казанском девичьем монастыре; да притом и время крестного хода совпадает с тем крестным ходом, который совершается в Казани.

Алдаровский и Кусюмовский бунт [Топография Оренб. губернии Рычкова. Ч. I, стр. 89, и его же Истор. Оренб. Гл. I, примеч. 2]. В 1707 году в Декабре месяце, под предводительством Алдара и Кусюма, снова вспыхнул бунт. Причиной этому было безрассудное самоуправство и жестокость бывшего тогда в Уфе комиссара Александра Сергеева, который силой отнимал у башкирцев лошадей и, под предлогом отыскания беглых, разорял их жилища; кроме того, его обвиняют ещё в том, что будто бы, зазвавши однажды к себе на обед их старшин, опоил их какою то отравой. В следствие этих притеснений, башкирцы, в соединении с мещеряками и тептярями, взялись за оружие, стали нападать на русские селения, разоряя и предавая всё огню; делали даже приступы к городам Мензелинску, Бирску и Уфе, и таким образом бунт распространился до пределов Казани. Но мужество и распорядительность Казанского Губернатора отвратили опасность: башкирцы были прогнаны и возмущение прекратилось. В записках Ребелинского прибавлено, что, по произведённому следствию, комиссар Сергеев за свои поступки был казнён, а Кудрявцев за допущение беспорядков получил выговор.

Набор невест [Из записок Ребелинского]. В 1722 году, по повелению Императора Петра Великого, при воеводе бригадире Бутурлине, был делан выбор девиц в Уфе от 15 до 20 летнего возраста, из сословий казачьего, военного и посадского, для отправки в замужество за поселённых в Таганроге гарнизонных солдат; отчего девицы многими родителями были скрываемы и выбор кончился не более, как десятью только девицами. Это обстоятельство родило в Уфе пословицу – беда согнёт в таганий рог [От слова Таганрог], которая в настоящее время, кажется, утратилась.

Третий бунт Башкирцев [Топография Оренбург. губернии. Ч. I, стр. 90 и его же]. Третий бунт начался в 1735 году, по случаю предпринятого построения г. Оренбурга. Башкирцы, справедливо опасаясь, что основанием новой крепости будет стеснена их свобода и обуздано своевольство, решились воспрепятствовать её построению и взбунтовались. Предводителем их первоначально явился сын вышеупомянутого Кусюма, старшина Акай [По имени которого и бунт этот называется Акаевским]. Бунт, по обыкновению, начался разорением нескольких деревень и разбитием нескольких многочисленных русских отрядов. Город Уфа, по этому случаю, сначала возмущения вытерпел годичную осаду, начавшуюся с Октября месяца. Эта осада лишила жителей города возможности пользоваться выгонами за Белой, на которых накошенное сено было сожжено башкирцами; выезд за дровами и ввоз хлеба и других необходимых потребностей тоже сделался невозможен; войск же в городе, с которыми можно бы было добыть необходимые продукты силой, находилось мало. В следствие этого жители стали испытывать во всём совершенный недостаток и скот от голоду стал гибнуть, потому что должен был питаться древесными ветвями и листьями. Тогда-то жители золотухи, засеявшие упомянутый выше мыс (между рр. Уфой и Белой) яровым хлебом, накосившие несколько стогов сена и сделавшие большие запасы дров, помогли Уфимским жителям и тем отвратили грозящую опасность. Бунт этот усмирён был не ранее 1741 г.

В этом же году появилась в Уфе в первый раз сибирская язва на лошадях.

В 1759 году над городом разразилась страшная гроза, и молния сожгла кремль со всеми внутренними его строениями и повредила древний Смоленский собор.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 31 октября)

ПУГАЧЁВСКИЙ ГОД

[Из записок Ребелинского]

Спустя 38 лет после Акаевской осады, в 1773 году начался страшный Пугачёвский бунт, в который Уфа снова подверглась осаде гораздо более опасной, чем тогда, Одновременно с нападением на Оренбург самого Пугачёва, началась осады и Уфы.

В числе мятежников, окружавших Пугачёва, самым главным был казак Зарубин, названный Чикою, который играл роль фельдмаршала графа Чернышёва; ему-то Пугачёвым и было поручено взятие Уфы. Командуя 10000 скопищем мятежников, Чика 1 Октября 1773 года подступил к Уфе и расположился в селе Чесноковке, за рекой Белой, в 10 верстах от города. Вместе с тем огромное число мятежников, под начальством беглого Уфимского казака Губанова, наименованного полковником, заняло село Богородское, находившееся тогда на Сибирской дороге, в 18 верстах от города. Таким образом город был обложен с двух сторон множеством неприятелей.

Состояние Уфимских укреплений и меры, принятые к обороне. Уфимские укрепления были очень слабы. Защитой городу служил отчасти существующий ещё тогда вал, потом возвышенность положения и наконец река, при начале осады ещё не замёрзшая; но всё это, разумеется, было слабым препятствием для неприятеля и потому необходимо было принять другие, более действительные меры, какие только были возможны при тогдашних обстоятельствах. К счастию в это смутное время начальниками города были – воевода Алексей Никифорович Борисов и комендант, полковник Сергей Степанович Мясоедов, люди опытные, мужественные и любимые гражданами; они умели вдохнуть в других мужество и возбудить готовность защищаться до последней крайности. Много также содействовал им своими советами мужественный и умный купец Иван Игнатьевич Дюков. Но, не смотря на эту готовность, если принять во внимание многочисленность мятежников, плохие укрепления и недостаточное количество войска, находившегося тогда в городе, положение Уфы было, можно сказать, отчаянное. В самом деле, военные силы в городе состояли из одной роты, называемой тогда штатскою, одной роты инвалидов, 20 человек пушкарей и 200 человек казаков; главными же и действительными средствами обороны могли служить только пушки, которых считалось большого и малого калибра до 40. Вообще количеством и качеством огнестрельного оружия защитники города значительно превосходили мятежников, которые в этом отношении имели большой недостаток, потому что большая часть их вооружена была только саблями, копьями и топорами.

Всеми войсками в городе командовал капитан (в последствии майор) Кузьма Пастухов. Из вышеозначенного числа 100 человек отчислили к резерву, под командою майора Пекарского; к резерву же присоединено было 150 человек дружины, образованной из молодых казаков и мещан, по приглашению Дюкова, который и начальствовал ею. Как сам Дюков, так и его сподвижники во всё время осады оказывали постоянное мужество и усердие, неуступавшее регулярным войскам. Кроме того составлено было ополчение из отставных солдат и казаков, из числа которых самым опытным и хорошего поведения поручались во время вылазов и преследования неприятеля маленькие отряды.

Казак Чика по прибытии в Чесноковку, не вдруг начал осаду, этому препятствовала весенняя [осенняя] распутица и река, ещё не вставшая. Когда 18 Октября река покрылась льдом, Чика отправил на берег переговорщиков, имеющих в руках копья с привязанными к ним красными знаками, с требованием сдачи города, без кровопролития. Для переговоров в первый раз выезжал сам комендант Мясоедов, а потом высылаемы были другие чиновники и несколько раз купец Дюков. Подобных переговоров во всё продолжение осады было много и в особенности всякий раз после неудачного приступа. Мнимыми обещаниями сдать город стараясь удержать неприятеля от нападения сколько возможно долее, осаждённые между тем с величайшей энергией спешили привести его в возможно лучшее оборонительное положение, что и исполнено было ими с успехом. Вот какие меры были приняты. Река Белая, очень рано тогда покрывшаяся льдом, по редкому случаю, образовала большую полынью от самой Золотухи до горы, где теперь архирейский дом; эту полынью постоянно расчищали и не давали замёрзнуть. Такой мерой достигли того, что приступ неприятеля с этой стороны, по крайней мере на первый раз, ещё не мог быть слишком опасен, а следовательно не требовалось тут ни очень сильных укреплений, ни больших военных сил, которые назначались только туда, где встречалась настоятельная нужда. Вместе с расчищением полыньи устраивались и батареи. Всех батарей было пять: четыре неподвижных и одна лёгкая конная. Первая, самая главная, состоявшая из 12 орудий, была поставлена на самом берегу р. Белой, при устье безымянного ручья, там, где теперь на набережной улице деревянный мост; вторая – из 6 орудий, стояла на сопке Усольских гор и могла защищать две стороны города; третья из 6 же орудий – на горе, где ныне архирейский дом, также могла обстреливать две стороны и, сверх того, защищала городские въезды – Фроловский и Ильинский; четвёртая – из 8 орудий, находилась на том самом месте, где теперь старое кладбище около Успенской церкви. Эта батарея устроена была против скопищ Губанова, расположенных, как сказано, в селе Богородском, и могла защищать въезды Казанский и Сибирский; наконец пятая, подвижная батарея, из 4 орудий, стояла у собора и являлась всегда там, где грозила большая опасность.

Первый приступ.

Прошло уже 22 дня от начала осады и Чика, видя б[ез]успешность переговоров, решился наконец сделать приступ к городу. И вот 22 Октября, в день праз[д]нования иконы Казанской Божией Матери, неприятель показался на левом берегу реки Белой и остановился против самой главной городской батареи; устроивши там свою, он открыл огонь, на который тем же отвечали и из города. Канонада продолжалась уже часов пять и ядра неприятельские сыпались в город во множестве, но направленные неискусною рукой, не причиняли никакого вреда. Войско и дружина городские, занимая назначенные им места, были готовы дать отпор неприятелю; комендант, беспрестанно объезжая все посты, отдавал приказания и ободрял солдат; народ же толпился по берегу и переходил от одной батареи к другой, не обнаруживая большого страха; одним словом, полным одушевлением проникнуты были почти все, без исключения. Между тем воевода Борисов находился в соборе, где служили молебен пред иконою Смоленской Божией Матери, после которого начался крестный ход. Протоиерей Неверов, сопровождаемый городским и сельским духовенством (прибывшем из окрестных сёл, по случаю бунта, сюда же), при колокольном звоне, с иконою Смоленской Божией Матери, с крестами и хоругвями, обходил город, окроплял святою водою военные посты и совершал молебствие при других церквах. Уже при закате солнца возвратился обратно крестный ход в собор, но неприятель всё ещё не отступал от города; впрочем заметно было, что бунтовщики стали утомляться; стрельба их сделалась медленнее, реже и они, разделившись на многие толпы, находились в бездействии. Тогда купец Дюков сделал воеводе и коменданту следующее предложение: так как неприятель был видимо утомлён и не мог быть так бдителен, как прежде, то, пользуясь этим, отправить часть войска за реку Белую с лёгкими пушками и напасть на него с тыла; в доказательство же возможности этого предприятия, представил то, что бунтовщики, вооружённые слабо, одними саблями и копьями и имея часть своих пушек без лафетов, не может[гут] выдержать нечаянного нападения войсками, лучше его вооружёнными; да если бы и стал[и] стрелять в нападавших, то им легко можно будет укрыться, пользуясь темнотою, в лесу и потом пробраться в город. На совете, составленном по этому случаю, решено: предложение Дюкова привести в исполнение. Выбрали 60 человек из дружины и 20 человек солдат, с двумя пушками; над первыми начальство поручено было Дюкову, над вторыми – отставному прапорщику Ерлыкову. Получив командование, Дюков и Ерлыков спустились с своими отрядами к реке Белой, под прикрытием батареи, устроенной на архирейской горе, беспрепятственно перешли через реку и незаметные пробрались лесом в самый тыл неприятеля. Здесь внезапный залп пушек и ружей, сделанный ими в густые толпы бунтовщиков, привёл их в страшное смятение и они, движимые ужасом, обратились в бегство. Выстрелами этими было убито 27 человек, а в руки победителей досталось 4 пушки без лафетов и 13 человек пленных. Пушки, как трофеи победы, ввезены были торжественно в город на высланных комендантом дровнях и в сопровождении пленных. Победители, встреченные воеводою и комендантом, при громких восклицаниях народа, прямо с берега вступили в собор, где, по совершении благодарственного молебна, окроплены были святою водой; пленные же отведены под конвоем в Воеводскую канцелярию для допроса.

Допросы пленным. На допросе пленные показали следующее: бунтовщиков считается более 10,000 человек, в числе которых находится много солдат и офицеров русской службы; главнокомандующий их Чика и почти все мятежники преданы безпросыпному пьянству; один из упомянутых офицеров с многолюдною толпою послан для грабежа уральских заводов и заготовления чугунных пушек, и от него почти ежедневно привозятся деньги – серебром и медью, хлеб, вино, молодые женщины и девки; пред квартирою Чики поставлены две виселицы и на одной из них повешены башкирский старшина и пьяный сержант, отложившиеся от мятежников; военные снаряды хранятся под навесом из соломы; казна – в клети, на квартире Чики, а вино и прочие награбленные вещи берегутся за караулом в нарочно устроенном для этого сарае, подле пушек; донесения посылаются к Пугачёву в Бердскую слободу и Сакмарский городок [Первое в 7 вер., а последний в 29 вер., от Оренбурга] с охотниками – конными башкирцами и ими же привозятся ответы и приказания, которые читаются всегда на улице, при собрании всех мятежников; казак Губанов был у Чики за два дня до приступа для совещания об общем нападении, которого со стороны первого почему то не последовало; многие крестьяне села Чесноковки бросили свои домы и семейства и скрылись неизвестно куда; священник села, при вступлении туда мятежников, сначала отказывался было от присяги Пугачёву, но когда ему погрозили виселицей, принужден был петь в церкви молебны и приводить к присяге вновь прибывающих бунтовщиков; за четыре же дня до приступа он со всеми своими семейными куда-то скрылся.

По окончании допросов пленные были скованы и отведены в тюрьму.

Поездки за сеном. После описанного приступа мятежники не беспокоили город в продолжение целого месяца, только иногда появлялись в виду его небольшие шайки с криком и гамом. Шайки эти хотя и не могли быть опасны нисколько для города; но так как ими наполнены были все окрестности его, где находилось накопленное жителями сено, то и придумано было ездить за ним с отрядами на лыжах, что всегда и удавалось, так что горожане не терпели недостатка в этом предмете; сжечь же его, как это было в Акаевский бунт, мятежникам или не приходило в голову, или они сами имели в нём нужду. Но в одно время, именно 17 Ноября, когда несколько уфимцев по обыкновению отправились за сеном, неприятель заметил и окружил их. Конвой, сопровождавший сеновозов, не имея возможности сопротивляться многочисленному числу мятежников, дал знать о сём коменданту, который тотчас распорядился отправить всю дружину и 40 человек солдат, под прикрытием двух орудий. Но как они не спешили на выручку, мятежники однакож успели захватить несколько конвойных и сеновозов и в том числе священника Троицкой церкви, Илью Ивановича Унявицкого; кроме того в стычке убито было 3 человека и 7 – ранено. Посланный отряд и оставшиеся конвойные и сеновозы воротились с большою скорбью о постигшем несчастии и привезли с собою убитых, которые с большою церемониею преданы были земле близ собора.

Через два дня взятые в плен были отпущены обратно в город, но с обязательством – в особенности священник – уговорить воеводу с комендантом и всех граждан согласиться на сдачу города. Воевода Борисов, узнав об этом условии собрал военный совет и потребовал его мнения как поступить с возвратившимися из плена, которым сделано такое поручение. На военном совете положено; допросить каждого из них порознь, чтобы узнать, искренно ли данное ими обещание мятежникам, а если откроется, что обязательство дано единственно из страха, то отпустить их на свободу; если же окажется готовность которого нибудь из них привести это обещание в исполнение – отдать такого под стражу. Расспросы показали (первого допрашивали священника), что взятые в плен представлены были сначала в квартиру Чики, где были осмотрены с головы до ног и отведены с завязанными глазами в тюрьму с тем, чтобы на следующий день их повесить; но этого однакож не случилось. На другой день они были снова представлены Чике, которого нашли сидящим в переднем углу, босого, в непристойной одежде, пьяного и дурно выговаривающего слова; рядом с ним сидел человек пожилых лет, с бритою бородою и также полупьяный. Там их уговаривали быть верными царю Петру Фёдоровичу, находящемуся будто-бы под Оренбургом, и обещали отпустить обратно в город, но только с тем условием, чтобы они убедили воеводу с комендантом признать Пугачёва Петром III и не упорствовать в сдаче города, передав при этом уверение, что как Чика, так и другие начальники не желают погибели города и бесполезного кровопролития. Отпуская их пригрозили, что если они не исполнят приказания, то, по взятии города, будут первые повешены. Найдя показания эти правдоподобными и не усматривая у бывших в плену действительного намерения исполнить данное обещание, совет присудил отпустить их на свободу, под надзор впрочем резервного начальника Пекарского.

После этого обстоятельства воеводою Борисовым и комендантом Мясоедовым обращено было сильное внимание на семейство казака Губанова, проживающее тогда в городе. Губанов оставил в Уфе жену и сына Семиона, женатого и имеющего малолетних детей. Эти лица несколько раз призывались к допросам; но ни на одном из них не оказалось, что им было известно о побеге Губанова к бунтовщикам, потому что с самого его отсутствия до них не доходило никакого известия о месте его пребывания, а тем более о его начальствовании шайкой. Однакож из предосторожности к дому Губановых приставлен был караул для наблюдения за ними; сверх того воевода с комендантом сами лично их посещали. В последствии эти последние, желая ограничить действия Губанова, нашли возможность передать ему, что если силы города истощатся и он будет взят мятежниками, то, при самом вступлении их туда, его семейные будут повешены. Эта угроза, как показали события, не осталась без влияния на Губанова, который, по видимому помогая Чике, никогда почти не делал нападения одновременно с последним, кроме впрочем третьего приступа.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 12 декабря)

Второй приступ.

Второй приступ к городу начался 21 Ноября, в день Введения во храм Богородицы, поутру, при сильном морозе. Неприятель явился на берегу; снова устроил на прежнем месте батареи и, сверх того, поставил в двух местах, в недальном расстоянии от неё, по два единорога и мортиры, и начал канонаду. Из единорогов стреляли калёными ядрами и одно из них ударило в дом отставного солдата, стоящий на самом берегу реки, и причинило пожар, ограничившийся истреблением только этого дома. Канонада продолжалась уже до третьего часу по полудни, как вдруг с маяков, устроенных для наблюдения, дали знать, что неприятель показался и со стороны села Богородского и расположился на северо-восточном возвышении от города [Там, где теперь каменная часовня]. То был Губанов с своими скопищами. Это известие, увеличивавшее опасность, привело в смятение всех жителей города. Раздался звон набатных колоколов; послышались вопли отчаяния – и всё это, сливаясь с криками мятежников и осаждённых и с громом пушечных выстрелов, производило страшный гул, наводивший ужас на всякого. Но как начальники города, так и войска не теряли мужества. Первые тотчас распорядились послать из подвижной батареи два орудия на Казанский и Сибирский въезды на подкрепление батареи, устроенной на месте нынешней Успенской церкви; войска разделились на две части, чтобы быть в готовности встретить неприятеля, подступающего с двух сторон; резерву же велено стоять на площади у собора также в готовности. После этого несколько времени все находились в тревожном ожидании. Губанов однакож ничего не предпринимал и находился в бездействии, а между тем наступали сумерки и приближалась ночь. Тогда осаждённые снова решились прибегнуть к прежнему средству – сделать вылазку. Городовая дружина в тройном количестве противу прежнего перебралась незаметно через реку и напала на войска Чики. Мятежники, по обыкновению беспечные и не ожидавшие нападения, пришли в расстройство и опять обратились в бегство, оставя в руках победителей 40 человек пленных. Отразив Чику, обратились против Губанова. Городская конница, зашедшая в тыл врагам, положила много убитыми и захватила 15 человек в плен. Так кончился и второй приступ. Пленные отведены в темницу, а победители, не смотря на ночное время, отправились в собор и отслужили благодарственный молебен.

Рассуждения о пленных и меры против них. Через два дня в совете воеводы и коменданта рассуждали о том, как поступить с пленными, которых в это время накопилось уже более 100 человек. Так как, вследствие осады, ввоз продовольствия из окрестностей в город прекратился и потому оказался большой недостаток в хлебе и цена на него очень повысилась, то затруднялись продовольствовать не только пленных, но даже и солдат. Сперва хотели было их отпустить, но, во первых, встречалась надобность в рабочих для расчистки полыньи на реке; во вторых, освобождением их не желали увеличивать силы противников и без того огромные и, в третьих, опасались, что отпущенные могли передать неприятелю как о числе войска и орудий в городе, так, главное, о грозящем ему голоде и тем увеличить его дерзость. Наконец придумали прибегнуть к средству хотя и жестокому, но, как думали тогда, оправдываемому крайними обстоятельствами, и решили: оставя нужное количество пленных для работ, – самых упорных и отказавшихся от признания законной власти утопить в Белой. Но подобная мера, совершённая явно, в виду целого города, могла слишком оскорбить человеколюбие других, и сверх того чрезвычайно раздражить неприятеля, рыскавшего в окрестностях, от которого не могло бы это укрыться; притом же трудно было и отыскать исполнителей такой казни. По этому решили совершить это дело скрытым образом, и придумали поставить на льду реки избу под названием тайной тюрьмы. В избе этой вместо полу прочищена была прорубь по самые стены её, так что входящий в дверь прямо упадал в воду и утопал. Таким образом пленные, не пришедшие в раскаяние и отказавшиеся поднять оружие против прежних своих сообщников, посажены были в вечную тюрьму; также поступали и со вновь прибывающими, но ожесточёнными пленными.

Третий приступ.

Опять в продолжение двух месяцев после второго приступа город не был тревожим неприятелем. Но вот наступило 25 Января 1774 года и утром в этот день огромные толпы мятежников показались на этот раз одновременно с двух сторон. Осаждённые, хотя и были сильно истощены трёх месячною осадою, не потеряли однакож прежнего мужества и, приняв нужные меры, готовились смело встретить врагов. В соборе раздался благовест, призывавший на молитву о спасении города; войска разделились на две части и заняли свои обычные места; опять загремели пушечные выстрелы, – и начался приступ на этот раз самый жестокий и опасный. Неприятель, подошедший со стороны Белой, сдвинул свои пушки на лёд, так как полынья уже замёрзла, и сделал сильное нападение на главную батарею; а с Сибирской дороги напирало скопище Губанова. Подвижная городская батарея была в полном действии и быстро появлялась в тех местах, где грозила большая опасность; но, не смотря на все усилия осаждённых и действие нашей артиллерии, враги стали уже показываться на правом городском берегу и, стоя под самой горой, были вне наших выстрелов. Наконец сам Чика появился со множеством мятежников на Усольской горе, а Губанов вломился в Сибирскую улицу. Против последнего выступила городская дружина и спешившись начала с ним перестрелку; отставной же сержант Ладыгин, искусный стрелок, с 18 человек охотников, пустился обойти в тыл Чике. Когда последний, вследствие глубокого снега, вереницей медленно тянулся по Усольской улице, Ладыгин, засевший в соседнем гумне; открыл по мятежникам сильный ружейный огонь. Меткие выстрелы его повалили многих из них и убили лошадь у самого Чики; почему последний, оставшись пешим, и сопровождающие его приостановились, пришли в смятение и поворотили было уже назад. – Как вдруг Ладыгин, увлечённый жаром битвы, бросился схватить Чику в плен, но тотчас был убит на повал. Тогда охотники, действовавшие вместе с Ладыгиным, лишившись своего вождя, смутились и пришли в замешательство, а мятежники ободрились. Чика, пересевший на другую лошадь, снова тронулся вперёд, – но здесь уже были приняты меры против него. Одна из пушек подвижной батареи грозно преградила ему путь и начала сильно поражать густые толпы мятежников, стеснённых в улице. Потеряв много убитыми, Чика с остальными бежал оврагом в предместие Золотуху и прекратил наступление. Между тем дружина действовала также успешно против Губанова; вытеснила его из Сибирской улицы и преследовала до самой засеки, потеряв к сожалению при этом 8 человек из лучших своих граждан и наездников. Таким образом отражено было это двойное нападение. Чика, прекратив перестрелку, перешёл опять за реку, а при наступлении ночи удалился с поля действия; также поступил и Губанов с своими скопищами. Тогда по распоряжению коменданта утомлённые войска занялись собиранием убитых, которых поднято было только 18 человек; остальные же, занесённые снегом, уже после были отысканы. Пленных со всех мест сражения приведено было 45 человек. По подобрании убитых, все воины собрались по обыкновению в соборе, где, по выслушании молебна, окроплены были святою водою и тогда только отправились на необходимый отдых. На другой день все убитые с торжественною церемониею преданы были земле.

Бедственное положение города. После этого страшного приступа было ещё несколько других, более слабейших и также удачно отражённых. В конце Февраля и начале Марта, по случаю наступившей весенней распутицы, неприятель уже не беспокоил города; но, не смотря на то, он находился в чрезвычайно критическом положении и его ожидало бедствие ещё страшнейшее – голод. В самом деле, продовольственные припасы истощились и цена на все необходимые предметы, по тогдашнему, повысилась неслыханно; на прим., хлеб продавался по 1 р. 50 коп., за пуд, воз сена 2 руб. ассиг. да притом и этих предметов было так мало, что рогатый скот и лошади кормились по полям с древесными ветвями, а солдатам и прочим военным чинам выдавалось только по полупайку в день. Между тем помощи ни откуда не было и Уфу как будто забыли. Сколько ни посылалось донесений к бывшему тогда Военному Губернатору Рейнсдорфу, но от него ни ответов, ни военного подкрепления не получалось. Наконец осаждённые, чтобы предотвратить приближающийся голод, хотели прибегнуть к отчаянному средству – идти всем единодушно в Чесноковку или Богородское и силою отнять у мятежников запасённые ими хлеб, или погибнуть; но, к счастию, до этого не дошло.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 19 декабря)

Освобождение Уфы. 25 Марта, в день Благовещения, воевода, комендант и все другие начальники с гражданами находились в соборе у заутрени. При самом начале богослужения воеводе донесли, что в селе Чесноковке заметно сильное зарево, слышны пушечные выстрелы и виден во многих местах ружейный огонь. Воевода тайно сообщил об этом коменданту и они уже решились было оба оставить церковь, чтобы сделать какие-либо распоряжения, если потребуют обстоятельства. Как вдруг вошёл в церковь армейский офицер и объявил всенародно: что мятежники пришедшими войсками под начальством князя Голицына и подполковника Михельсона разбиты на голову; но Чика, пользуясь темнотою, успел скрыться с немногими своими сообщниками и прибавил: что войска Её Величества с рассветом прибудут в город. – В ознаменование этой радостной вести, избавляющей город от величайшей опасности, после заутрени отслужили благодарственный молебен. Потом начальствующие начали распоряжаться об отводе квартир для войск, а дружина с несколькими солдатами послана исправлять дорогу через Белую, попортившуюся несколько от распутицы. Утром бедствующие жители встретили с радостными чувствами своих избавителей и в первый раз со дня осады вздохнули свободнее.

Пришедшие на помощь войска состояли из егерей, карабинеров, драгун и полевой лёгкой артиллерии; число их должно быть было очень значительно, если судить потому, что в каждом обывательском доме квартировало не менее 15 человек. Войска эти оставались в городе до Июня месяца, а потом под командою князя Голицына отправились по Сибирской дороге для преследования других мятежников. Михельсон же, после освобождения Уфы, пошёл в Табынск, где бежавший Чика и, быть может, Губанов были схвачены и отправлены в Москву. По произнесении над ними приговора в 1775 году их отослали для совершения казни в Уфу. Чике была отрублена голова, воткнута на шест и выставлена на том месте, откуда он делал приступы к городу, а тело сожжено на эшафоте. Губанову на торговой площади отрублена голова и вместе с телом тоже сожжена. Прочие мятежники, по мере вины, были или повешены, или наказаны кнутом. Вместе с сентенцией о казни бунтовщиков, прислан был в Уфу и манифест, заключавший в себе монаршую благодарность за мужественную оборону города, который получил по этому случаю название достопамятного.

Вот безыскусственный рассказ, можно сказать, векового события для Уфы; но, странно, что о нём знают в Уфе весьма не многие, а если и знают, то неясно, сбивчиво и перемешивают события. Так например, рассказ о расправе с пленными, брошенными в прорубь, хотя некоторым и известен, но приписывается какому-то губернатору или наместнику, который будто бы разведывался таким образом с ворами и разбойниками, ловимыми в Уфе и окрестностях. Существует также предание о Губанове, который будто-бы сыновьями своими, оставшимися верными законной власти, был перетащен на канате через реку в осеннее время, когда уже шёл лёд, и после казни похоронен за Белой, где поставлен был потом каменный столб в память злой смерти изменника. Странно также, что как в описании Пугачёвского бунта Пушкина, так и в сентенции о казни бунтовщиков, помещённой в приложении к этому описанию, имени Губанова вовсе неупомянуто. Но существование этой личности не подлежит сомнению как потому, что имя его сохранилось даже в предании, так и потому, что в рассказе Ребелинского, записанном одним из его предков – очевидцев события, действия Губанова описаны довольно подробно. Во всяком случае, когда будет составлено более подробное описание этого бунта, вероятно всё это разъяснится основательно.

Прибытие в Уфу Суворова [Из записок Ребелинского].

Вскоре после описанной осады, именно в Ноябре месяце 1774 года, прибыл в Уфу, по какому то поручению Императрицы Екатерины II, знаменитый Суворов. Квартира отведена была ему в доме дворянина и золотопромышленника Ивана Евдокимовича Демидова [Дом этот находился на Казанской улице, там, где теперь выстроен новый каменный дом купца Кузнецова]. Так как воеводе и коменданту о приезде его было известно заблаговременно, то и приготовлена была ему торжественная встреча; но Суворов, не любивший церемоний, прибыл в город в простой рогожной кибитке и объявил ожидающим его, что он адъютант Суворова, который прибудет сам не ранее, как через два часа. Действительно, по прошествии этого времени появилась другая повозка, но в ней находились одни денщики, которые и объявили, что Суворов уже в Уфе. Таким образом воевода с комендантом принуждены были отправиться к нему на квартиру, где и были встречены им самим.

В то время в городе квартировал Оренбургский драгунский полк, конюшни которого расположены были у реки Белой. Суворов в одну из ночей тайно осматривал драгунских лошадей; свидетелем же этого был только один часовой, которому было приказано Суворовым об осмотре его не объявлять никому. На другой день, потребовав к себе командира и офицеров полка, он сделал им строгий выговор за беспорядок, допущенный ими в конюшне, указав при этом на некоторых лошадей, оставленных на ночь без корму. Полковой командир, поняв из слов Суворова, что конюшни осмотрены лично им самим, пытался узнать, когда и как это было; но все его попытки ни к чему не повели – никто не оказался свидетелем. Когда до сведения Суворова дошло, что его приказание часовой исполнил в точности, он дал приказ произвести его в капралы. Суворов пробыл в Уфе только пять дней и отправился оттуда по пути в Саратов.

Падёж на рогатый скот [Из записок Ребелинского]. В 1780 году, при воеводе Алексее Петровиче Татаринове, в летнее время появился в городе и его окрестностях первый падёж на рогатый скот, названный простолюдинами уревом. Он совершенно истребил весь скот в Уфе, так что новый разведён был потом от приведённого из око[ль]ных деревень.

В 1782 году, по открытии Уфимского Наместничества и разделении его на две губернии или провинции – Уфимскую и Оренбургскую, город Уфа получил значение губернского, областного или наместнического.

В 1789 году учреждено в Уфе главное Народное училище, первыми директорами которого были: Коллежский Советник Кобрит и полковник Фёдор Арапов.

В 1796 году, при преобразовании Уфимского наместничества в Оренбургскую губернию и назначении города Оренбурга губернским, Уфа утратила значение областного и переименована в уездный.

В 1799 году учреждена в Оренбургской губернии епархия и Уфа сделалась городом епархиальным.

В 1800 году она снова переименована в губернский и губернские присутственные места переведены сюда.

Первый большой пожар в Уфе. 1816 год был для Уфы очень не благоприятен; урожай хлеба и овощей был самый посредственный; в городе происходили частые пожары, из которых самый страшный случился 12 Мая. Пожар начался в 8 часу утра в Казанской улице, от бани небогатых купеческих девиц Иконниковых. Усилившись действием сильного северного ветра, он распространился на большое расстояние и истребил 248 домов; в том числе сгорела деревянная приходская Рождественская церковь и сильно повреждён старый каменный собор. Жар был так силён, что на первой растопились четыре колокола (из которых самый большой весил 42 пуда), на втором – два небольших; остальные же хотя и спасены, но разбиты. Иконостасы и все церковные утвари успели однакож вынести. Кроме того, вместе с другими истреблены огнём: компанейский дом с винными подвалами и с пятью питейными домами, старый гостинный двор [Ветер так был силён, что говорят, целые половинки ситцев переносило через Белую] со всеми мелочными лавками, кожевенные и мясные ряды, харчевня, дом уездных присутственных мест, старый каменный Вице-Губернаторский дом и один мост, называемый ногайским. При этом пожаре погибло множество домашнего скота, птиц, собак и кошек. Говорят, что жители, для спасения своего имущества, сваливали его в овраг, по которому протекает Сутолка; но выше находившаяся плотина также загорелась, и прорвавшаяся вода унесла всё сброшенное имущество в Белую, большую часть которого, говорят, перехватили жители Чесноковки, собравшиеся на том берегу.

Второй большой пожар. В 1821 году случился ещё более гибельный пожар. Причиной ему послужило следующее обстоятельство. В то время в окрестностях появился падёж на рогатый скот, для предупреждения которого считалось полезной мерой зажигать навоз как при въезде, так и около городов и селений. Так поступили и в Уфе. Около Белой, в овраге, подходящем близко к большому деревянному, недавно выстроенному зданию присутственных мест [Где теперь Магометанское Собрание], свалено было много навоза, часть которого выходила наружу и достигала почти до самого здания. Навоз этот и зажгли. Горение его продолжалось довольно долго; надзор же за этим был самый небрежный, так что ещё за неделю до пожара едва не загорелось. Однакож и это не вразумило: никаких мер к предупреждению не было принято, и навоз продолжал себе гореть без надзора. Наконец 1 Июня, в 11 часу утра, огонь не заметно добрался до здания, быстро охватил его и оно сделалось первою его жертвою. При начале пожара ветер был юго-западный, потом переменился на западный, подувший прямо на город. Пламя от горевшего здания сообщилось близ лежащим домам, а так как сила ветра была чрезвычайно велика, то целые головни переносило на огромное расстояние и пожар, распространившийся вдруг в разных местах, истребил половину города. В числе прочих строений сгорели винные, соляные и провиантские магазины и две приходские церкви. При пожаре многие из жителей лишились всего своего имущества и одна часть их принуждена была жить некоторое время за городом, под открытым небом, а другая в ближних деревнях.

После этих пожаров, подобных в Уфе уже не бывало, и город возобновился потом по новому плану, утверждённому, как выше упомянуто, ещё в 1819 году, с широкими улицами и большими площадями; но старая Уфа, уцелевшая от пожаров, сохранила до сих пор свою прежнюю наружность.

Мост в городе Уфе. Старое фото

Посещение Уфы Императором Александром I [Из записок Ребелинского]. В 1824 году посетил Уфу Император Александр I. Ещё задолго до его приезда стали готовиться в городе к его приёму; как то: приготовляли квартиру, исправляли улицы и городские въезды, в чём принимали участие почти все городские сословия и даже крестьяне. Например, для устройства взвоза к реке Белой, вызваны были из окрестных деревень крестьяне; устройство подъёма от нижней площади к старому собору приняли на себя дворяне и чиновники; исправление плаца пред полицией возложено на отставных солдат; площадь перед домом губернатора, для парада войск – на купцов и мещан; в устройстве же длинного спуска от города к Нижегородке, на так называемой Вавиловой горе, принимали участие все жители. Кроме того, устроена была для переезда государя через Белую богато украшенная лодка и назначены гребцы, которые для этой цели упражнялись целую неделю [Тогда моста ещё не было]. Наконец 16 Сентября, в 7 часов вечера прибыл ожидаемый высокий гость. С перевоза он отправился сперва в дом Уфимского станичного атамана Данилы Патранина, находящемся на набережной улице. Там переодевшись и подарив жене хозяина бриллиантовый перстень, а дочерям по бриллиантовому фермуару, он отъехал в собор, где при колокольном звоне, встречен был на паперти Преосвященным Амвросием. Выслушав его приветственную речь и многолетие в соборе, отправился на приготовленную для него квартиру в доме Гражданского Губернатора, на Голубиной улице. В этот вечер во всех церквах производился колокольный звон; собор и улицы были иллюминированы. В 9 часов утра Государь принял военных и гражданских чиновников, духовенство, дворян и купцов, явившихся с хлебом и солью, а потом отправился осматривать войска внутреннего баталиона. Развод происходил на площади перед домом губернатора [Место к западу от губернаторского дома ещё тогда не было застроено]. На пути к разводу общество отставных солдат встретило его с хлебом и солью, и снисходительный Государь приказал выдать унтер-офицерам по 10 руб., рядовым по 5 р. каждому в награду. После этого посетил больницу, заведения Приказа Общественного Призрения и тюремный замок. К обеду Его Величества приглашены были Преосвященный Амвросий, Военный Губернатор Эссен, Гражданский Нелидов и Губернский Предводитель Мордвинов. В 6 часов вечера он приказал позвать к себе атамана Патранина, у которого первоначально останавливался, и подарил ему золотую табакерку. В 9 часов он посетил бал, данный в честь его Уфимским дворянством, и пробыл там до 10 часов [Бал происходил в доме бывшего Уральского священника, где теперь находится новый дом купца Попова, на площади]. На следующий день, именно 18 Сентября, в 6 часов утра, Император присутствовал при заложении храма в честь его ангела – Александра Невского, воздвигаемого на деньги, пожертвованные дворянством Оренбургской губернии, в память его посещения. Там он собственными руками положил первый камень, нарочно приготовленный из чистого белого известняка с вырезанною на нём надписью, означающею год, месяц и число, причину заложения и имя Государя. После этого Император выехал из города через Вавилов перевоз и отправился по пути в Бирск. Отъезжая он благодарил начальников за устройство и порядок, найденный им в городе, и обещался ещё раз посетить Уфу. По отъезде его, Военный Губернатор и все прочие лица, присутствовавшие при заложении, и преосвященный отправились в собор, где был отслужен благодарственный молебен.

Холера. В 1830 и 1831 годах Уфа постигнута была в первый раз холерой, которая страшно свирепствовала в продолжение летних месяцев. Она истребила (по сведениям Ребелинского) 369 челов. муж. пола и 392 челов. женского, чем значительно уменьшила народонаселение, в то время ещё незначительное [В описании же Оренбург. губернии Дебу 1837 г. показано только 248 челов. об. пола]. Страх, причиняемый холерой, ещё более усилился устройством карантинов и теми мерами, которые в то время считались полезными. Напр. в местах большого скопления народа – в церквах, в казённых заведениях и друг. ставились банки с купоросным маслом, которое приказывали зажигать, чтобы уничтожить вредные миазмы в воздухе; но это не приносило пользы и распространяло только зловоние. Старожилы рассказывают, что в город нельзя было попасть иначе, как высидевши в карантине назначенное время; даже многие улицы были заграждены и многие дома оцеплены. Народ был в унынии и страхе, и церкви постоянно полны были молящимися и постящимися людьми, как будто наступил Великий пост. Для погребения умерших вырываемы были общие могилы, где и хоронили всех без различия и большою частию без гробов, которых не успевали делать. Одним словом бедствие было потрясающее, и все очевидцы событий до сих пор вспоминают о нём с содроганием. Холера повторилась в 1848 и 1854 годах, но уже в гораздо слабейшей степени.

М. Сомов

Примечание. Оканчивая свой труд, считаю обязанным высказать, что при этом я руководствовался единственно только желанием – сообщать те сведения о прошедшем, которые мне удалось собрать и которые могли быть со временем утрачены или забыты и вместе с тем сделать очерк, сколько возможно верный, настоящего состояния Уфы. Очень доволен я был бы, если бы мой труд не пропал даром и заслужил хотя не большого внимания со стороны читателей и мог бы служить материалом для будущего, более искусного описателя Уфы.

(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 26 декабря)

Материал был опубликован на сайте "Роднов и его друзья"

Читайте также: 

Поддержать «Ураловед»
Поделиться
Класснуть
Отправить
Вотсапнуть
Переслать

Рекомендации