Вот и закончились рождественские каникулы 1860 года.
Аркадий Топорков только что вернулся из дома – с Сысертского завода Екатеринбургского уезда – в Слудку – окраину Перми Великой, в домик мещанки Феофановой Дарьи Петровны. У нее он теперь жил не только с Александром Псаломщиковым, Иваном Удинцевым, тоже воспитанниками среднего – философского - отделения духовной семинарии, и с младшим братишкой Николкой, поступившим в ее первый класс. С четвертым постояльцем, учеником последнего - шестого, богословского - класса они дружбы не водили.
- Здравствуйте, тетя Даша.
Юноша закрыл за собой ворота, присвистнул:
- Тю-тю! Снегу-то сколько навалило!
Женщина лет пятидесяти, подметавшая крыльцо, обернулась, обрадовалась:
- Аркаша?! С возвращением тебя. Да, сынок, тут такие метели были – не приведи Господи. Весь город утопили в сугробах… Худо мне без вас было, болела к тому же. А со снегом просто беда: сил нет с ним бороться - идет и идет который день. Намерзся, поди, в дороге-то? Иди в избу, ставь самовар, а я хоть маломальские тропки во дворе сделаю.
Но Аркадий занес в сенки дорожную торбу, достал с подволоки широкую деревянную лопату, сделанную им же, и принялся сгребать снег за ворота.
Дарья Петровна с облегчением вздохнула, выпрямилась, залюбовалась его работой:
- Ну и силища у тебя!
Паренек будто не слышал ее похвалы, поинтересовался:
- А что, Санька с Ваньшей еще не приехали?
- Пока нет. Да и рано им приезжать. У вас ведь вакация только послезавтра заканчивается.
- Значит, того и гляди, тоже прикатят. Соскучился я - и по вам, и по ребятам.
- Это дома-то?! - ласково улыбнулась Дарья Петровна.
Вдвоем они быстро навели во дворе порядок и потные, запыхавшиеся дружно застучали пимами о ступеньки крыльца, отряхивая снег.
Через полчаса оба сидели за столом, накрытым домотканой скатертью и пили чай с шаньгами и черничным вареньем, которыми снабдила сына в дальнюю дорогу мать.
- Вы, видать, рано сегодня поднялись? – окинув взором опрятно прибранную избу, спросил юноша.
- Сынок, ведь кто рано встает, тому Бог дает.
Аркадий догадался, что Дарья Петровна очень ждала их - юных постояльцев. Ласковая и заботливая, она заменяла им здесь, в Перми, матерей.
После чаепития Аркадий передал хозяйке привет и гостинцы от родительницы, рассказал ей о домашних новостях, о полной лишений жизни крестьян и мастеровых не только Сысертского завода, но и всего Сысертского горного округа.
Феофанова слушала его внимательно и принимала услышанное близко к сердцу – сама была дочерью и женой мастеровых Мотовилихинского казенного завода. Прежде времени, в расцвете сил, отнял завод у мещанки Дарьи Феофановой сначала родителей, потом мужа, их единственного сына Толеньку, а у нее самой – здоровье.
Свела бы кручина и вдову в могилу, не попади к ней на постой эти славные ребята, «своекоштные» семинаристы – Саша Псаломщиков, Ваня Удинцев, Аркаша и Коленька Топорковы. Трудолюбивые, веселые, то по-детски шаловливые, то по-взрослому серьезные, рассудительные они скрашивали ее одинокую вдовью старость.
Не лежало сердце женщины только к Саньке – скрытному и капризному, лентяю и подлизе. Не хотела бы она иметь такого сына. Даже по фамилии его не звала.
Поблагодарив Дарью Петровну за чай, Аркадий тепло оделся и направился к выходу.
- Сынок, ты куда? Отдохнул бы с дороги-то, ведь четыреста верст, да еще при непогоде, ехал.
- В семинарию наведаюсь. Может, с земляками своими Колей Поповым и Гришей Смородинцевым встречусь. Они, как и я, тоже с Сысертского завода. У обоих после ваката переэкзаменовка имеется: у Коли – по догматической истории, а у Гриши – по татарскому языку и Священному писанию. Заодно посмотрю на расписание занятий – не изменилось ли.
Он вернулся к фасадным окнам, между которыми, под ходиками и старым овальным зеркалом, висело недельное расписание занятий. Провел по нему сверху вниз указательным пальцем:
- Так. Священное писание, греческий, латинский, немецкий и французский языки, математика, гражданская история и логика. Один, два, три,… восемь предметов.
Снова подошел к дверям и, как бы убеждая тетю Дашу в необходимости отлучиться, достал из кармана бумажку, промолвил:
- Билет бы не забыть вернуть в консисторию.
Вакациальные билеты были для воспитанников семинарии не только дорожными документами. Они обязывали учеников отмечать на них в местных церквах и соборах, свой приезд в отчий дом и отъезд из него, а местных священнослужителей – следить за поведением семинаристов в семье, в гостях и на улице, подслушивать их разговоры – дабы не порочили православной веры – и обо всем подробно записывать в билет.
Топорков знал, что по возвращении из вакации в Пермь, он должен вернуть билет инспектору семинарии. Тот, как обычно, сначала прочтет характеристику, данную ему священником Симеоно-Аннинской церкви Сысертского завода Екатеринбургского уезда, и только потом станет задавать каверзные вопросы, с недоверием глядя ему в глаза.
Дарья Петровна перекрестила паренька.
- Иди с Богом, сынок.
Со стороны Камы дул сильный ветер. Он сердито свистел в снастях застывших у берега на зимней стоянке больших и малых судов. Взгляд Аркадия остановился на новом пассажирском пароходе «Чердынь», только что купленном владельцами Сысертского горного округа Турчаниновыми. Он быстро шел по улице Монастырской, вдоль которой и за ней, ближе к заводскому рынку, стройным рядом тянулись каменные дома крупных заводовладельцев - Лазаревых, Турчаниновых, Демидовых, Яковлевых и других.
Недавно тетя Даша рассказала ребятам, как лет восемнадцать назад их обширные постройки сделались жертвой большого городского пожара. Тогда погорельцами стали и сотни семей мастеровых. В их числе оказались и Феофановы. Заводчики быстро возвели себе новое жилье. Но не все из мастеровых, что жили на Монастырской и Красноуфимской, Кунгурской и Торговой, Большой Ямской и Воскресенской, Екатеринбургской, Сибирской, Пермской и других улицах и переулках, охваченных пламенем, смогли справиться потом с нищетой и бесприютностью.
Вот и в прошлом, 1859-м, году пожар спалил дотла три рабочих квартала. Семинаристы, помогавшие тушить его, с состраданием смотрели на обезумевших от горя людей. Кто теперь поможет бездомным несчастным? Сума с подаяниями?
Часть пепелищ сохранились до сих пор.
От воспоминаний тети Даши и от увиденного сейчас самим, Аркадию стало не по себе. Он начал думать о предстоящей учебе, о товарищах и учителях, связать судьбу с которыми заставила нужда, никогда не покидавшая сысертскую рабочую семью Топорковых.
Алексей Кожевников
(г. Полевской)
