От тихой Камы – к «Тихому Дону»
Удивительное дело: в уральском городе, расположенном на берегу тихой Камы, сохранился ценнейший архив, документы которого способны пролить свет на историю создания знаменитого романа «Тихий Дон» Михаила Шолохова.
Речь идет о переписке с писателем видного пермского чекиста, С.А. Болотова (1882-1947). К Степану Болотову и в советские времена относились по-разному: кто-то – с опасливым уважением, кто-то – с откровенной ненавистью. Чекистом он стал еще в родном Оханском уезде. Устанавливал здесь советскую власть, вскоре стал одним из руководителей местной «чрезвычайки» – Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. В городе Перми заведовал «Активной частью Особого Отдела», его удостоверение подписал председатель ГубЧК П.И. Малков. Участвуя в «красном терроре», Болотов, по его собственному выражению, «разстрелял сотни белых офицеров в III армии за провокацию, шпионаж и проч. государственные преступления» (из служебной анкеты). А еще он «чистил черных воронов», то есть ликвидировал влияние сторонников епископа Пермского Андроника (подвергнут мученической казни в 1918 году, ныне причислен к лику православных святых новомучеников).
Позднее, отвечая на анкетный вопрос: «Участвовали ли Вы в расстрелах, боях, наступлениях и отступлениях, где и сколько раз?», чекист написал:
«1.Руководил Красным террором в 1918 г. в Оханском уезде. В расстрелах участвовал не упомню количество раз.
2. Отступал от Оханска до Вятки от Колчака.
3. Наступал от Вятки до Ишима в Сибирь за Колчаком…»
Болотов занимал ключевые посты в самых горячих точках братоубийственной бойни. После Урала вершил судьбы людские в Крыму, на Дону, в Сибири, а Дальнем Востоке, в ГУЛАГе…Можно сказать, это был типичный представитель жестокого времени – и чекистского племени.
Был, однако, в судьбе Степана Болотова период, когда он сам оказался в положении заключенного. И была странная дружба с писателем Михаилом Шолоховым… о чем свидетельствуют письма и чудом сохранившиеся фотографии, на которых они вместе.
Михаил Шолохов с чекистами. С. Болотов (опекавший писателя) сидит слева
С комприветом
(Первый донской эпизод)
Как Болотов оказался на Дону? Первый раз его направили в те края, когда еще шла гражданская война. 31 июля 1920 года ему вручают мандат №5531 Донской ЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности при ДОНИСПОЛКОМЕ (так в тексте, последнее слово в документе выделено крупными буквами, что указывает на то, что чекистскую вольницу первых лет в то время попытались несколько урезонить). В мандате говорится:
«Дан сей представителю от Дончека тов. Болотову Степану в том, что он командируется в 1 Донской округ в распоряжение тов. Вольмера для обследования причин восстания и привлечения виновных к ответственности, что подписью и приложением печати удостоверяется».
Но вскоре организатор Донской ЧК, как Степан сам себя аттестует в некоторых письмах, попадает в переплет. Товарищи подвергают его примерному наказанию за «грешки молодости». Он живописует радость классового врага, которую тот должен испытать после удаления такого преданного товарища, как он, Болотов:
«...Как не радоваться буржуазии и всякой контрреволюции, эсерам и меньшевикам данному обстоятельству, когда я убит морально на год, как ползучий гад, и растоптан под ногами всех, тогда как до этих пор они знали, что судьба их находилась в руках Болотова, когда он был в ЧК, и теперь не позволяет наживать большие барыши, облагая «нэпманов», приучая их к порядку и чистоте...»
Во время чистки партии 1921 года он был положительно рекомендован членами Мотовилихинской парторганизации Иванченко (боевиком, участником расстрела великого князя Михаила Романова), Трофимовым и Гребневым. Проверка прошла для Болотова благополучно. А вот дальше случилось неожиданное. Как пишет сам Болотов:
«...Перерывов в партийной деятельности не имел, если не считать, что в 1922 г. Пермская ГубКК (Контрольная комиссия) приняла решение об исключении меня на 1 год на основании полученного ею заявления, что я женат на дочери придворного советника, имевшего большое отношение к бывшей охранке, но она же (КК) не позднее как через неделю (!) отменила свое постановление, т. к. я документально доказал всю абсурдность выдвинутого обвинения». (Из «Автобиографии», 12 августа 1924 г., Екатеринбург, представительство ОГПУ по Уралу).
То есть, получится так, как он в сердцах сам напророчил в своем письме губкому: «...Исключение на год из членов партии меня, - писал Болотов, - результат ли это высокой закулисной политики или склоки личного характера?.. Я сейчас не нужен партии на год - я не согласен с половинчатым решением. Если вышибать - так вышибайте навсегда как «негодную траву с поля вон». А когда капиталистическая гидра снова подымет голову - в минуту опасности - тогда не забудьте и для меня оставить место в шеренге. Но прежде чем уйти совсем, я как революционер, чуждый пассивности, не могущий добиться на месте справедливого решения, побываю в ЦКК, в ЦК РКП (б). С коммунистическим приветом Ст. Болотов».
Товарищи губкомовцы вняли страстному призыву чекиста, устроили ему передышку, подыскав спокойное местечко.
Как мы можем установить по документам, от своей жены, которая имела «чуждое классовое происхождение», Степан Архипович не отказался, что само по себе вызывает уважение. Есть и другая привлекательная черта в этом «железном чекисте»: он постоянно тянулся к знаниям, занимался самообразованием.
Во время передышки Болотов усиленно «работал над собой», много читал. Начальник, оказывается, был не чужд культурных устремлений. Не получив полноценного образования, он тянулся к образованным людям, кроме того, и сам пытался заниматься «литературным творчеством». Читал я болотовские мемуары «Мои воспоминания» (фрагмент их увидел свет в газетном варианте).
Помимо «нисшего» образования он еще поучился на «юристкурсах».
Ему частенько дарили книги. Литератор Камский подарил ему свою книжку «Русские белогвардейцы в Китае» (изд-во «Красная новь», 1923). Автор этой небольшой книжечки, подписавшийся псевдонимом «Камский», на некоторое время пристроился к пермской «Звезде», его имя частенько появляется на страницах главной газеты Пермского округа.
И вот еще одна книга - «Тихий Дон» М. Шолохова, первая книга знаменитого романа (издание «Московского рабочего»).
Автограф на раритете
На книге – надпись следующего содержания:
«С.А. Болотову – чья красочная жизнь ждет своего отображателя – с восхищением и радостью от автора. М. Шолохов. 11.9.28».
Автограф еще в 1965 году был подвергнут графологической экспертизе. Дело в том, что надпись полустерлась, и прочитать ее полностью было довольно затруднительно. Специалисты применили светофильтры различной плотности, и автограф был прочитан. Удалось подтвердить и подлинность авторства Шолохова.
В том же году о сенсационной находке появилось короткое сообщение в газетах, но – вот странность – ни слова о личности «виновника события», С.А. Болотова. Видимо, уже тогда кого-то отпугивало кровавое прошлое чекиста, «чья красочная жизнь» только писателю могла казаться притягательной. Переоценка ценностей, хоть и медленно, но продолжалась.
Чекист с гордостью рассказывал знакомым, что Шолохов воспользовался в некоторых сценах романа его, Болотова, рассказами и фактами.
Возможна ли дружба чекиста и писателя
(Второй донской эпизод)
Познакомились чекист и писатель, скорее всего, осенью 1927 года, когда Болотов получил направление на Северный Кавказ. Дело в том, что в 1920-е годы Болотова, по сложившейся тогда кадровой практике, «бросали» из одной горячей точки в другую. Чтоб «не засиживались». В Черноморской ЧК Степан Болотов работал даже дважды. Первый раз - председателем, с июня по ноябрь 1920 года. Второй раз - с мая по ноябрь 1927 года - начальником окротдела ОГПУ и погранотряда. На групповой фотографии Болотов назван комдивом (в петлицах гимнастерки у него по два ромба). В группе товарищей рядом с ним - «знаменитый командир» Галатон, о нем был снят фильм «Черный капитан».
Осень 1927 года… Полномочное представительство ОГПУ Северо-Кавказского края располагалось тогда в Ростове-на-Дону. В циркуляре № 7724 за подписями начальника краевого представительства ОГПУ Евдокимова и нач. админногупра Вейнштока говорилось, что тов. Болотов назначается на должность начальника окружного отдела ОГПУ «в связи с важностью стоящих сейчас перед Донецким Окружным отделом ОГПУ задач необходимостью усиления и поднятия работоспособности Окраппарата».
Отдел находился в г. Миллерово. Болотов в ту пору часто общается с Михаилом Шолоховым. На фотографии того периода Болотов гарцует верхом на коне. Он чувствует себя хозяином положения, вершителем людских судеб, а может и - самой истории...
На одной из фотокарточек Шолохов вместе с Болотовым. Белозубая ослепительная улыбка писателя говорит о хорошем расположении его духа. Автограф писателя - на лицевой стороне фото, а на обратной, уже другой рукой, написано: «Северо-Кавказский край г. Миллерово. Шолохову 27 лет, писал «Тихий Дон» 1-ю книгу. Фотографировались во дворе ОГПУ г. Миллерово».
На второй фотографии четыре человека, подпись: «Михаил Шолохов среди чекистов». Рядом с Болотовым на каменных ступеньках старинного дома сидит молодой человек: внешность которого сразу обращает на себя внимание. Коротко подстрижен, светлые глаза, косоворотка, сапоги… Молодой писатель чувствует себя с чекистами, судя по всему, в своей тарелке.
В частном собрании одного из пермских коллекционеров сохранились письма С.А. Болотова на имя М.А. Шолохова. Одно из них написано, судя по всему, в 1937 году, когда Шолохова избрали депутатом Верховного Совета СССР. Болотов работает зам. директора медицинского института в Перми, куда трудоустроился «по спецчасти», видимо, опять же не без помощи бывшего сослуживца. Руководил тогда новым пермским вузом, только что отпочковавшимся от университета, бывший начальник санитарной службы Красной армии в Крыму Сумбаев П.П.
В письме (сохранился его черновик) Болотов напоминает писателю о встречах и памятных беседах с ним в 1928 году, о том, как Михаил интересовался мемуарами чекиста и даже «выражал желание иметь в своих произведениях персонажами Болотова и его сослуживца Галатона». Чекист, в свою очередь, восторгался первыми произведениями Шолохова и уже тогда предвещал своему знакомцу «будущность равную лучшим классикам».
Выяснилось, что позднее отношения с Шолоховым с чекистом не прерывались, однажды писатель даже помогал ему материально, когда тот испытывал крайнюю нужду. Пикантность ситуации в том, что Болотов все же в партии не удержится. В апреле 1929 года, как он сам покаянно признает, «начал разлагаться под влиянием НЭПа», и будет «вышиблен», отправлен на 10 лет в Соловецкие лагеря. Отсидит, однако, меньше двух лет. Восстановится «в чекистских правах», но в партии - нет, по его собственному объяснению, «этому мешала прошедшая подготовка партии к чистке своих рядов».
Любопытный переплет, конечно: с НЭПом воевал – и под его же влиянием начал разлагаться. Сам Степан Архипович, не чуждый «литературничанья», покаянно бьет себя в грудь в нескольких автобиографических записях:
«…Был молод… начал разлагаться, пить, пил со своими подчиненными, чем наталкивал на разложение и их. Коллегия ОГПУ в апреле месяце 1929 года меня одернула по заслугам…»
В письме Шолохову, рассказав о бурных событиях своей жизни за десять лет, Степан Болотов неожиданно предложил Михаилу Александровичу свои услуги… в качестве секретаря. Объяснил он это намерение просто: «Наступил период, когда я могу быть ближе к тебе с моими мемуарами и даже больше, я могу взять часть твоих забот по твоему хозяйству и переписке. Я окончил свое служебное поприще тем, что вышел на пенсию и на казенную работу более идти не хочется».
Шолохов в 1932 году - в ореоле ранней славы, в центре всеобщего внимания. В том году он принят в ряды партии, тогда уже он написал первую часть «Поднятой целины». А его бывший приятель получил досрочное освобождение из Соловецкого лагеря («з/к 1929-31 гг.») и… прибыл к нему в гости, повидаться. С надеждой на трудоустройство под крышей «боевого товарища». На тот момент (1931-1933 годы) Болотов пристроился на завод имени Молотова (в Мотовилихе) - заместителем начальника Молотовстроя.
В упомянутом выше письме Болотова Шолохову есть примечательное место:
«…В конце 1928 г. уже глубокой осенью перед моим выездом мы беседовали в садике (у хаты), в том садике, где я снимал квартиру в доме старого пивщика, при чем ты восторгался моими мемуарами и прожитым мною, я твоими произведениями, первыми в то время, произведениями и между нами был памятный разговор.
Я предвещал будущность тебе по размеру произведений равную лучшим классикам (Островского, Толстого, Жорж Санд и др.), а ты выражал желание иметь в твоих произведениях персонажами меня и в частности в картине Тихого Дона - Галатона. Кроме того я всерьез говорил, что пройдет несколько лет и (…) твой литературный рост вытрет из памяти меня и в случае необходимости с моей стороны встречи с тобой не узнаешь меня…»
Секретарем Михаила Шолохова Степан Болотов так и не стал. Мы не знаем точно, каким способом, однако будущий Нобелевский лауреат от услуг чекиста в этом качестве отказался. Но от ряда других услуг не отказывался, нет, - активно пользовался.
«Он сравнил себя с проституткой»
Работая в Миллерово и часто встречаясь с Шолоховым, Болотов еще составил подробнейшую аналитическую записку о морально-политическом облике молодого писателя (вот тебе и друзья!). Адресован этот прелюбопытный документ тов. Евдокимову, полномочному представителю ОГПУ на Северокавказском крае и ДССР. Речь в записке идет и о прообразах романа, и о настроениях масс. Выясняется, как чекист помогал писателю при сборе материала, как организовывал встречи и полезные знакомства. Данные обстоятельства способны свидетельствуют, между прочим, о том, что Шолохов не мог воспользоваться лишь чужими трудами. Источники, информаторы писателя многообразны.
В частности, С.А. Болотов пишет своему шефу о прообразах будущего романа (раньше многих критиков, ведь вышла только первая книга!):
«…Детство Шолохова протекало в условиях казачьего быта и это-то дало богатый материал для его романа. Гражданская война застала его в Вешках. При Соввласти работал в продкоме по сбору продразверстки и продналога. Знаком хорошо с местными главарями возглавлявшими выступления в Верховьях Дона, хорошо знает Фомина и историю его банды, а также был знаком с ЕРМАКОВЫМ (выделено автором донесения – В.Г.), личностью по его мнению крупной и красочной. (Далее идет подробное описание жизни и гибели Ермакова) … Создается глубокое впечатление, что этот Ермаков и есть герой романа «ГРИГОРИЙ МЕЛИХОВ» (выделено автором – В.Г.)
Подробнейшим образом передает Болотов сведения, полученные им от самого Шолохова, как будут развиваться события в последних частях романа.
«…Он закончил уже 6 частей и подобрал материал для 7 части. Очень просил меня дать ему материал об истории восстания на Дону, который может оказаться в архивах нашего отдела. Я пообещал ему разыскать все, что у нас имеется об отдельных белогвардейских деятелях, но тут же выяснилось, что его интересуют более обширные материалы, и посоветовал ему обратиться с просьбой об архивных делах по восстаниям к Вам лично…»
Как мы знаем, писатель получил у Евдокимова и Болотова «самую широкую поддержку и содействие в достижении своего замысла».
Не стесняясь, передает чекист и детали «чисто интимного характера» с писателем:
«...Шолохов отстаивал чрезвычайно убедительно свой взгляд на казаков, - как на особенно сейчас нервный в политическом отношении элемент и доказывал, что принцип Советизации, который сдвинул с мертвой точки всю центральную Россию, здесь не пригоден - и даже больше того - несколько вреден, 10 лет Революции ничуть не изменили быт казачества» (!)
В одной из «интимных» бесед с Болотовым Шолохов поделился своим нерадостным соображением, что жизнь, по его мнению, диктует не то, что так настойчиво советуют другие. Он «шутя сравнил себя с проституткой, которую дешевый благотворитель направляет в профилакторий-швейную мастерскую и обязательно настаивает на том, чтобы она сделалась швейкой, во что бы то ни стало».
Шолохов откровенно критиковал московских руководителей, работников окружного масштаба, а также некоторых собратьев по перу, которые вели «неправильную политику и этим озлобили большую часть молодого поколения казаков». Имеются в виду классовые споры по линии кулак-середняк и т.п. По мнению писателя, Москва «слишком розово смотрит на места».
Нужно отдать должное автору донесения. Судя по интонации письма, Болотов склонен встать на сторону Михаила Шолохова. Послание Евдокимову заканчивается следующим мнением о писателе: «...Он чутко реагирует на каждую искорку общественной жизни Вешек. Его чрезвычайно волнует искривление политики Советской власти на местах и чрезмерное благодушие центра...»
Если верить Болотову, Шолохов восхищался его чекистской сознательностью и твердостью характера. В этом смысле показателен ответ чекиста на вопрос одной из анкет: «Что побудило Вас поступить на работу в органы ЧК и 00 (особый отдел - ред.), а не какое-либо другое советское учреждение?» Степан Болотов сформулировал ответ так: «Пролетарский инстинкт подсказывал, что нужно идти туда работать, куда одни боятся по своему малодушию, а другие идут с целью навредить диктатуре пролетариата».
Значение сведений, полученных из архива С. А. Болотова, трудно преуменьшить. Во-первых, они проливают дополнительный свет на время, круг знакомств и обстановку, в которой «варился» молодой писатель и в которой создавался знаменитый роман. А во-вторых, как ни крутите, но показания чекиста - дополнительный аргумент в известном споре об авторстве «Тихого Дона». Аргумент в пользу Шолохова, конечно - теперь ясно, что факты, свидетельствующие о жестоком подавлении восстания на Дону, писатель брал из первых рук, а не переписывал из чужих рукописей. Впрочем, пользоваться рукописными воспоминаниями писателю тоже приходилось.
…Много лет спустя прорвалась-таки в писателе тоска по двадцатым годам. В выступлении на XXIII съезде КПСС в 1966 году. Незадолго до этого «исторического события» в СССР репрессировали двух писателей-диссидентов, Андрея Синявского и Александра Даниэля. М. А. Шолохову приговор по их делу - семь лет - показался даже слишком мягким. В своем выступлении с трибуны съезда он бросил в зал хлесткую фразу:
«Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствуясь революционным сознанием», ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!»
Столь эмоциональная, кровожадная оценка деятельности коллег по перу была встречена аплодисментами зала и «всеобщим одобрением».
Кровавая точка
Судьба шолоховского друга-чекиста сложилась нерадостно. У этого человека, оказывается, были все чекистские награды первых лет, начиная с первой высшей награды, учрежденной специально для сотрудников «карающего меча революции» - «Знака почетного чекиста 1917-1922», удостоверение N 242 подписано самим председателем ГПУ Ф. Дзержинским. Вот только «краснознаменцем» он не сумел стать, хотя к ордену Красного Знамени и был представлен. Помешал «загул». Документы того времени (сохраненные сыном Болотова) свидетельствуют, что и у «железных чекистов» нервы не выдерживали. 19 июня 1922 года начальник особой части Болотов («начСОЧ») пишет рапорт на имя начальника Пермского губотдела ГПУ Борчанинова (слово «рапорт» написано на бланке поверх слова «Задание»; орфография сохранена):
«Крайне устал от без прерывно нервной работы в течение 4 лет и 1 месяца в органах ЧК на ответственной работе тем более за последний год в должности нач. СОЧ с систематическим совместительством Вашей должности вследствие Ваших частых выездов Москву, Сарапул, Оханск и пр., а также излишней работой по коммерческо-хозяйственным делам. Наблюдаю за собой бессонницу, открытые язвы на руке вследствие расстройства нервной системы и проч. недомогания. Прошу Вас поставить вопрос в Губкоме о моем отзыве из органов ЧК, предоставлении мне месячного отпуска и после такового использования в другой отрасли партийно-советской работы, где я бы мог укрепить свое здоровье. Ст. Болотов».
В итоге губком продлил Болотову, по его просьбе, отпуск еще на месяц. Затем он переводится на другую руководящую работу, правда, на короткий период. Ценный кадр должен был восстановить свои силы. Спустя несколько лет он снова на чекистской службе – в управлении Вишерлага ОГПУ, в должности начальника отдела снабжения, на Дальнем Востоке, на высоких гулаговских должностях.
Но здоровья уже не было. Пролитая чужая кровь, а еще больше - та непомерная ответственность, которую брал на себя чекист, приговаривая к смерти многих и многих людей, часто просто заложников, ни в чем не повинных, - конечно, не могли не подействовать на его психику. Все это копилось где-то на дне души. Тяжкий груз кровавых деяний чекистской жизни невозможно было вынести.
26 марта 1947 года Болотов покончил с собой, выстрелив в висок из наградного маузера. Самоубийце было 53 года. Именным оружием - маузером с надписью «За беспощадную борьбу с к-революцией» - он был отмечен в 10-ю годовщину органов ВЧК-ОГПУ. Судя по справке, выданной его 37-летней вдове управлением НКВД по Молотовской области 5 апреля того же года, после самоубийства мужа у нее было изъято оружие системы маузер № 177458 и сабля в металлической оправе. Оружие было сдано в оперативный отдел городского управления милиции.
Удостоверение особиста С. А. Болотова образца 1919 года, чудом сохранившееся (уже в «хрущевские» времена такие свидетельства их владельцы старались уничтожить), представляет собой обычный листок бумаги, пожелтевший от времени, с печатью, притороченной к фотографии владельца суровой ниткой.
Меньше всего подействовало время на этот самый красный сургуч печати, которая похожа на большую каплю крови...
Владимир Гладышев
(по книге В.Гладышева Incognito в Перми», Пермь, 2013)
Читайте также: