Пермская школа провокаторов

Пермская школа провокаторов, или Как в одном из архивов была обнаружена мина замедленного действия

«…И тут-то  заключалась тайна… недоступная ее уму.  Почему нельзя посидеть усердно в архивах месяц, два, три, пять, сколько нужно, вытащить из гигантской очереди («на бессмертие»- В.Г.)  все, что касается московской охранки накануне Февраля, и добросовестно это вытащенное обработать? Ведь не надо создавать невиданного…

На многих его тетрадях написано на обложке «РМ», что означает «разрывание могил» и говорит о том, что он относился к этой романтической метафоре более всерьез, чем шутливо.  Он искал нити, соединявшие прошлое с еще более далеким прошлым и с будущим… Человек есть нить, протянувшаяся сквозь время, тончайший нерв истории, который можно отщепить и выделить и – по нему определить  многое. Человек, говорил он, никогда не примирится со смертью, потому что в нем заложено ощущение  бесконечности  нити, часть которой он сам.  Не бог награждает человека бессмертием и не религия внушает ему идею, а вот это закодированное, передающееся с генами ощущение причастности к бесконечному ряду…»

Юрий Трифонов «Другая жизнь».

Неужели местный Малиновский?

В Пермском Государственном архиве новейшей истории (ГАНИ, это бывший партархив),  в деле известного революционера В.Т. Фролова (1884-1934) хранится   довольно внушительная по объему подборка документов с надписью: «Компрометирующие материалы.  Исследователям не выдавать».  О содержании запретного досье мы узнали сначала  по сообщению, сделанному на одном из заседаний клуба «Пермский краевед» Н.А. Аликиной,  которая много лет заведовала тем самым партийным архивом.  Выяснилось, что  видный большевик Василий Фролов,  делегат одного из партийных съездов (проходившего в мае 1907 г. в Лондоне), сотрудничал с охранным отделением.

Выходит, в Перми действовал свой Малиновский?! Вспомним нашумевший случай с большевистским депутатом Государственной Думы, членом ЦК РСДРП, оказавшимся провокатором?

На чаше весов: слева-справа…

В подборке архивного компромата (доступ к делу нам был любезно разрешен архивистами) есть сравнительная таблица, справка, подготовленная в основном по материалам Государственного архива Пермской области (ныне ГАПК). На листах бумаги, поделенных пополам, слева – славный революционный путь  Фролова, в правой колонке  – послужной список осведомителя  Пермского охранного отделения «Иванова». В поле зрения архивистов попали только три года, самые решающие в жизни многих людей. Это был период разгрома (очередного) Мотовилихинской организации и Пермского комитета РСДРП.

Читаем в колонке слева:  «Арестован 6 сентября 1907 г. по постановлению Пермского губернского жандармского управления в порядке охраны…»

В колонке справа: «В списках секретных сотрудников Пермского охранного отделения, составленных 17 ноября 1908 года, значится Иванов, по партии социал-демократов, работает с ноября 1907 года, вознаграждение 50 руб.»…

Сопоставления, хронологические и географические совпадения  действительно поражают. Кончается таблица так.

Слева: «…14 мая 1910 г. отправлен в распоряжение Иркутского губернатора…» (В.Т. Фролов по приговору Казанской служебной палаты был осужден к ссылке на поселение в Братскую волость Нижне-Удинского уезда Иркутской  губернии.  Его подельники – мотовилихинские эсдэки Соколов, Береснев, Колошницын – получили различные сроки заключения в крепости).

Справа: «…Значился в ведомостях сотрудников охранного отделения, получал вознаграждение в ноябре, декабре 1908, январе – марте 1909 г.г.  Основание: фонд 160 с (секретный – В.Г.) ГАПК).

Добросовестный биограф революционера в своем обозрении тех  лет в жизни «Зеленого» (партийная кличка Фролова, есть и другой вариант: «Зеленский», встречается в его же анкетах делегата Лондонского съезда) отмечал, что «путь этот был сложен и противоречив». Период разгрома и повальных арестов описывается  так (цитируется по книге «Революционеры Прикамья», издание 1966 года):

«…Деятельность  Фролова становится известной Пермскому  жандармскому управлению. Его несколько раз арестовывают, но за недостаточностью улик вынуждены бывают освобождать. Фролов живет в это время с паспортами на имя Ивана Шалимова  и Николая Вшивкова. И это охранке также становится известно».

Из сравнительной таблицы, левая колонка: «Шалимов выехал в Казань».

Из правой колонки, из  донесения «Иванова» мы узнаем, что, почувствовав опасность разоблачения, агент скрылся от всех, никого не предупредив, за что и извиняется перед своим шефом. Интересно, что некоторые донесения свои он заканчивает словами «с товарищеским приветом», а последнее письмо прислал из Елабуги – тихой пристани на том самом, казанском маршруте.

Ротмистр Сизых, который «вел» Фролова,  докладывает начальнику охранного отделения:

«…Что касается обнаруженного у Валентины Михайловой адреса: Пермь, Верхотурская, д. 53 Шалимову, то полагаю необходимым указать на агентурную ведомость, представленную мною по району от 8 августа 1908 года за №2042, откуда явствует, что Иван Петров (ич) Шалимов,  Николай Вшивков и «Зеленый» - одно лицо…»

«Зеленый» - это же Фролов!.. Казалось бы, все теперь ясно. Правда, тут же жандармский ротмистр делает странную приписку: «По соображениям конспиративного характера указать Фролову на существование таковых сведений представляется нежелательным…» Как-то слишком уж все…  Можно допустить, что  двойная игра, которую вел «Зеленый», была столь искусной, что принадлежность данной подпольной клички до определенного времени (пока арестованный не «раскололся») оставалась тайной для полиции. Во всяком случае, знать это полагалось узкому кругу лиц.  Подтверждение этому мы обнаруживаем в  рапорте от 9 ноября 1908 г. пристава Бурова (того самого, которого в 1917 году мотовилихинские большевики убьют при инсценированной попытке к бегству):* «…Зеленый ведет себя очень конспиративно, скоро вошел в сношения с местными товарищами, быстро объединил их и намерен был путем агитации  среди рабочих  развить широко свое преступное дело…»

*В августе 1947 года в Пермском горкоме партии состоялось торжественное собрание группы участников и очевидцев революции. На этой встрече  ветераны осветили многие моменты.  И.В. Зенков(в годы гражданской – начальник милиции Мотовилихи, командир батальона особого назначения, ЧОН, работник особого отдела)  поведал о первых действиях мотовилихинских  большевиков, пришедших к власти в 1917 году: «…Зная, что среди нас  во время царизма имелись провокаторы, которые участвовали  в работе охранки (даже среди нашей группы), мы провели аресты, таких, как бывшего  пристава Бурова, ярого работника  охранки Мотовилихи, также Бажина, Сыропятова… и других, посадили в каталажку под волостным управлением. Эти люди настолько надоели нам, они нам вредили, делали аресты и обыски при царизме, их необходимо было изолировать окончательно».

Что подразумевалось под этими словами, Зенков охотно, даже с каким-то удовольствием  расшифровал: «Мы не хотели обращаться к вышестоящему управлению за согласием (на «окончательную изоляцию» - ред.), зная, что там (в Совете – ред.)  засели меньшевики и эсеры, заранее зная, что их отпустят. Мы применили метод, что их украли при попытке бежать, потом пришлось делать окрики и стрелять в них. Этот метод был нерешительный, а потом уже привыкли (!..) Так  за Бурова меня революционный комитет хотел судить, но по настойчивости и энергии мы продолжали делать расчистку от врагов…»

Позднее этот метод, самокритично названный тов. Зенковым «нерешительным», был столь же успешно применен еще не раз, в том числе и при «окончательной изоляции» великого князя Михаила Александровича Романова. И пропагандистское обслуживание «акции возмездия» было соответствующее. Так, И.В. Зенкову на той памятной встрече в горкоме партии был задан вопрос: «В газете «Пролетарское слово» написано, что  он (Буров – ред.)  убит мотовилихинскими рабочими, был ли он в тот момент на свободе?» Зенков: «Нет, не был. Я уже говорил: мы не хотели просить согласия, чтобы с ним расправиться…»

Этот коварный и мстительный  почерк проглядывает в ту пору во многих деяниях  представителей новой власти. В «Летописи города Перми» В.Н. Трапезникова (сам автор, юрист по профессии,  был близок к социал-демократам) сообщается о том, что 22 апреля 1917 года в Белогорском монастыре был арестован монах Филипп, оказавшийся известным еще при самодержавии провокатором  - рабочим Мотовилихинского завода Д.П. Бажиным.

Дмитрий Бажин - подпольная кличка «Белый» - был убит «при попытке бежать».

Мотовилиха

Тактика полиции стесняет

Что касается агента «Иванова», то он также почувствовал за собой полицейскую слежку (совсем не запланированную), и  в письме  от 19 февраля 1908 г. возмущается,  апеллирует к своему шефу не допустить этакую глупость:

«…Очень не хочется верить, что полиция арестует меня. Кроме этого, ее тактика меня стесняет».

Еще бы не стесняла! Надо сказать, несогласованности в действиях полицейских, жандармских чинов и подразделений в то время тоже было  хоть отбавляй. В краевом архиве мне встретился любопытный документ. Ротмистр Сизых в том же 1908 году уведомляет начальника губернского жандармского управления Л.С. Байкова, что «Микрюкова Анастасия  находилась под стражей только как секретная сотрудница». Уведомляет «лично и совершенно секретно». Видимо, речь идет о «подсадной утке», у которой образовались какие-то осложнения в отношениях с «коллегами».

А в донесении «Иванова» от 5 февраля 1908 г. опять встречается знакомая фамилия.  Агент разжился бланком для поддельного паспорта  (что само по себе уже свидетельствует о степени доверия подпольщиков к нему):

«…Прилагаю при сем бланк для вашего просмотра и покорнейше прошу вас прислать мне его обратно в самом недалеком будущем для личного использования на новой квартире, которую я займу  с четверга 7 февраля по адресу: здесь, Старая Слободка, Верхотурская улица, дом М.П. Архангельской, №53 Ивану Петровичу Шалимову…»

То есть, «Иванов» - это тоже Шалимов! В том же письме, попутно, «Иванов» выдает ценнейшего специалиста, изготавливавшего для революционеров штемпеля…

«Непросто было, - вспоминает Надежда Алексеевна Аликина, - обвинить старого большевика-подпольщика в провокаторстве. Проверка проводилась в начале 1960-х.  Помнится, особенно упорствовал, защищал Фролова  областной музей.  Наша убежденность, что Фролов и «Иванов» - одно лицо, окрепла после почерковедческой экспертизы. Мы посылали образцы почерков  и того, и другого в Москву, в КГБ. Ответ был таким:  написание около двадцати букв в письмах «Иванова» и  в письме Фролова совпадает,  но окончательный вывод мы не делаем, это ваша прерогатива…»

Кому  Родина-мать дорога

Случай с «Ивановым» нельзя рассматривать вне связи с общей ситуацией и расстановкой общественных сил на тот момент на Урале.  Революция 1905 года потерпела поражение.   С помощью ренегатов, агентов и простых жителей, живших «справно» и желавших жить по старому укладу, то есть спокойно, без «великих потрясений», как говорил Столыпин, - переловлены и уничтожены  последние  боевики-лбовцы, а их атаман Александр Лбов был повешен. К 1909 году обозначился  спад революционной ситуации. Интеллигенция в массе своей «переболела» модой на радикальный строй мыслей. Известно, в условиях всеобщего упадка духа легче вербовать.

А.М. Лбов

Атаман А.М. Лбов незадолго до казни

Говоря о постановке провокаторского дела как такового нельзя не отметить и возросший опыт охранки, у которой появились свои мастера двойной игры,  подкупа, интриги и шантажа. В этом смысле уместно провести параллель с фильмом «Империя под ударом», в котором жандармы и сыщики выведены уже  далеко не жестокими и примитивными сатрапами, но живыми людьми, со своими идеалами, любящие семью, родину.

Таким образом, все было гораздо сложнее, чем голые схемы и клише  из «Краткого курса ВКП (б)».

Расстрелял свою жену-доносчицу (разлом)

Книга Революционеры ПрикамьяСамое полное  издание о коммунистах первого призыва, «Революционеры Прикамья» (150 биографических очерков) просто пестрит упоминаниями о провокаторах. И это опять же вызывает вопрос: да почему же их так много-то? Как заметил в ту пору один из боевиков, завод представлял собой «сплошную охранку, кишмя кишевшую агентами и провокаторами».

Объяснение такой «пикантной» ситуации напрашивается такое. Уже на заре ХХ века вполне угадывается роковое разделение общества на две России, уже видятся всполохи гражданской войны, в  которую втянут страну большевики.  Трагический разлом уже тогда проходил даже через семьи. Вот пермский пример. В 1917 году большевик Иван Смирнов (партийная кличка «Сочень») расстрелял свою жену – как доносчицу.

…Секретарю Пермского комитета РСДРП О.И. Двиняниной-Патлых, перед освобождением из тюрьмы в 1906 году  передали часть адресов для связи, а также явку к члену того же комитета Ф. Лебедеву – впоследствии был разоблачен как провокатор. У нее же, Ольги Ивановны (кличка «Елена»), сидел агент в доме: охранке удалось завербовать прислугу, так что слежка была обеспечена надежная.

…Свердлов дает указание Арсению Зайкову передавать бомбы, изготовленные в подпольной лаборатории, «товарищу, который придет к нему с паролем «От Михалыча». Этим человеком оказался  Яков Вотинов («Квадрат»). Зайков отдал ему все, в том числе и явку. Только в тюрьме узнал, что «Квадрат» - провокатор, что он выдавал боевиков.

…В начале февраля 1908 года  полиция нагрянула на квартиру Ивана Орлова, который заведовал библиотекой нелегальной литературы. Жандармов привел Дмитрий Бажин, с которым Орлов работал на одном станке… Орлова обвинили в принадлежности к боевой организации, в помощи «лесным братьям» Лбова, в участии в казни  провокатора Анферова.

…Как «сгорел» окружной организатор подпольной работы В.Е. Ряпухин-Колотилов («Николай») в конце февраля 1908 года? Повез литературу и был арестован уже на станции Чусовская. Филеры «вели» его уже от Перми, потому что «провокатор, действовавший в Пермском комитете, информировал охранку». По письмам «Иванова» как раз прослеживаются  те «проводы» «Николая», в данном случае поработал уже он.

Назар сомневается

Делегата У (Лондонского) съезда Н.Н. Накорякова («Назара Уральского», которому не раз писал Ленин и даже помогал  в период его «отступничества») полиция долго не могла поймать. Арестован он был в Перми. Автор очерка о «Назаре», А.К. Шарц, упоминает в этой связи «одного из пермских провокаторов под кличкой «Иванов» Осведомленность  Шарца поражает, видимо, у него, в прошлом руководителя областного масштаба, была возможность почитать засекреченные архивы охранного отделения.

Но самому Накорякову, судя по всему, просто не верилось, что причиной его ареста послужил «Иванов». Иначе бы он не написал в своем позднейшем (1959 г.) комментарии к донесениям этого агента из далекого 1908 года, что «Иванов» все ловит только «со слуха», только «периферийных», т.е. не «центральных» работников. А арест  «Николая» и самого его, «Назара»,  Накоряков  прокомментировал так:

«…Очевидно, эти аресты производились жандармами на основе их собственных агентурных данных, а не данных «Иванова»… Но сидя в тюрьме (я был арестован 18 марта ночью, на улице, после долгой погони десятка шпиков), я слышал о нем…»

Были и другие случаи в практике работы с провокаторами. Революционеры пытались подсылать своих людей в охранку. Не зря же полковник Климович, заведовавший особым отделом Департамента полиции, рассылал из петербургской охранки предупреждения о секретных сотрудниках, уволенных со службы, и шантажистах.

Особый случай при вербовке сексота

В первом же письме «Иванова» упоминается некий Сергей, «пустяшная фигура…, но он интересует  меня потому что колотился около Алексея Московского  и «Потапыча».

«Потапыч» -  это один из руководителей Пермского комитета В.И. Петухов, а Алексей Московский – революционер-профессионал И.Я. Мякишев. С последним случай особый. Арестованный в Питере на вокзале 31 декабря 1907 года, Мякишев  «выразил желание быть секретным сотрудником, для какой цели  и был выслан этапным порядком в город Пермь». Об этом говорится в донесении («арестантском секретном», хранится в ГАПК), составленном 4 июля 1908 года ротмистром Сизых. Откровенные показания Мякишева (в том числе расшифровка некоторых партийных кличек) также приводятся.

Далее ротмистр сообщает:  «…Допрошенный мною Мякишев от первоначальных  показаний отказался, мотивируя отказ свой тем, что показания, данные им 11 марта, были вынужденные, и что работать в качестве агента он не желает…»

И не стал сотрудничать. Он получил ссылку, из которой вернулся только в 1917 году, а погиб через два года, будучи комиссаром-чапаевцем.

Разные характеры – разные судьбы… Мы не должны исключать и того, что были люди, помогавшие охранному отделению также из идейных соображений. То есть, 30 или 50 серебренников – для таких «шпиков» было не самым главным.

Стоит заметить, что и после 1910 года пермская охранка заботливо «опекала» большевиков. Известно, что Мотовилихинская организация РСДРП  была официально восстановлена в 1912 году, 15 июля, когда в лесу, на Заивинских запашках  прошло собрание социал-демократов. Председателем был В.М. Сивилев, закрытым голосованием избрали комитет - все, как положено. Членами комитета стали: И. Колыбалов, Н. Гребнев, В. Сивилев, В. Тюрин и А. Мальцев (оказавшийся провокатором).

Сообщая об этом, партийный летописец с удовлетворением резюмирует: «Таким образом, партийная организация в Мотовилихе была восстановлена».

С непременным «прицепом» в виде провокатора.

Полной идентичности нет

Как мы заметили выше, в деле Фролова-«Иванова» встречаются вопросы, на которые трудно найти ответы без дополнительного документального обоснования. Именно поэтому нужно сказать, что  полной идентичности между этими двумя фигурами нет, они не во всем «сливаются» воедино.

Странно, к примеру, что «Иванов» рвется в бой, выражает желание самолично участвовать в  аресте одного из своих  «подопечных».

А главное, как мог, вообще,   активный подпольщик, которого нарекли (явно поспешно) соратником Ленина, продаться ненавистной охранке? Человек, который, как написано в жандармском донесении о «Зеленом», «главной и конечной целью своей преступной деятельности поставил: пропаганду классовой борьбы и систематическую организацию пролетариата для осуществления государственного переворота  путем сознательной революции».

В биографии «Зеленого» были, конечно, эпизоды, которые говорят о его импульсивном, неустойчивом характере. В юные годы, по окончании двухклассного училища в Чермозе, под влиянием голодухи, издевательств старших «наставников», «Василий пристрастился к церкви» (так выразился его биограф В.Ф. Попов). Он мог часами стоять перед распятием, молиться, уносясь мысленно в потусторонний мир. Стал ли тогда он религиозным фанатиком-аскетом, трудно сказать.  Но когда Василий встретился с новыми знакомыми, оказавшимися атеистами, ломка мировоззрения в нем началась жестокая. Как он сам позднее признавался,  многим он тогда казался ненормальным, даже душевнобольным. С завода его уволили, и он отправился на юг – «искать смелых, отважных людей». Чем-то его юность напоминает начало жизни Александра Грина и Максима Горького.

То, что произошло с его мировоззрением позднее, в условиях ссылки и «духовной реакции», явное затухание его революционности,  уже не очень-то удивляет.

«Благодаря провокации…» или перемена крови

Еще вопрос: почему так активно заступились за Фролова старые большевики (Н.Н. Накоряков, М.М. Загуменных, Г.Н. Котов), когда его восстанавливали в рядах партии? А точнее, принимали вновь. В 1921 году он был «вычищен» из партии, потому что в Сибири при Колчаке ничем себя не проявил, связи с партийной организацией потерял, короче, «оказался не на высоте предъявляемых коммунисту требований». Да еще перед парттройкой «был неискренен», как записали пермские товарищи в постановлении.

После возвращения в Пермь в 1925 году  Фролову пришлось вступать в партию на общих основаниях. В справке, написанной В.Т. Фроловым в истпарт, он предельно лаконичен:

«…Теперь, к сожалению, вне партии. Причины: личное дело в Нижне-Удинском  укоме, построенное на клевете».

«Клевета», заключалась, в частности, в том, что в Сибири Фролова обвиняли не только в уклоне от борьбы, но и в призывах расправляться с большевиками. Видный партиец Котов («Азарий») пишет Фролову в Пермь из Крыма: «Что с твоим приемом в партию? Я полагаю, что ты плюнул на ту сибирскую публику, которая тебя изводила там и от которой остался зависим и здесь?»

Другой бывший соратник по «подпольке» (такое слово встречается в их письмах), М.М. Загуменных, пишет в письме к «Зеленому»:  «…Читаю много и про Вашу деятельность, которая, как и всех,  была хорошо известна жандармам  благодаря провокации. Но, дорогой товарищ, этого мало, нам необходимы  Ваши личные воспоминания о работе подпольки с самых первых дней Вашего там участия».

Находит для «Зеленого» слова утешения и Н.Н. Накоряков («Назар»), написавший  из Москвы: «…Конечно, все поражались отношению к Вам в Перми… Но хорошо, что и так кончилось: под старость перемену крови переживете… Ничего, «интеллигентская кровь» в сочетании с Вашим опытом стоит происхождения даже от двух пролетариев!» (март 1927 г.).

Мария Михайловна Загуменных (кличка «Маня»), работавшая в советские годы в аппарате ВЦИК, награжденная орденом Ленина, не исключала присутствия в деле Фролова  какой-то провокации – но уже с целью дискредитации «Зеленого». То есть, она была очень высокого мнения об охранке. Дальнейшее изучение обстоятельств этой действительно противоречивой, а во многом невероятной истории, покажет,  права ли была троица старых большевиков в своем упорстве.

Пролетарская месть («естественная самооборона»)

Аресты в Перми среди бывших осведомителей начались сразу же после Февральской революции. 19 марта последовал приказ об аресте товарища председателя  исполнительного комитета Уральского  совета рабочих и солдатских депутатов  В.И. Лежавы, который оказался агентом жандармского управления под кличкой «Корнеев» с окладом 80 рублей в месяц.  В связи с этим были арестованы  освобожденные было начальник губернского жандармского управления  и его помощник, уличенные в уничтожении списков осведомителей охранного отделения. Вслед за этим арестовали и губернатора, знавшего об этом уничтожении.  22 марта  арестован представитель рабочей группы  в военно-промышленном комитете А.И. Попов, оказавшийся провокатором. Среди мотовилихинских рабочих обнаружены провокаторы из самых разных слоев: инженер Крохалев, мастера Фирсов, Власов, десятник Мирошкин, рабочий Широбоков.

Сам Лежава был приговорен общественным судом к 3-х месячному тюремному заключению.

Бажин («Белый») летом 1907 года был избран секретарем Мотовихинского с-д комитета. Как пишет в своих воспоминаниях И.П. Берестнев, член того же состава комитета РСДРП, первое подозрение  на себя со стороны товарищей по партии «Белый» обратил  после того, как не сдал деньги в сумме 45 рублей, собранные по подписному листу. Когда пришла пора отчитаться, он сообщил, что подвергся аресту, и деньги изъяты охранкой. И даже принес соответствующую  бумагу, оказавшуюся фальшивкой. Провокатора  хотели уничтожить, но  он на время скрылся. Затем начались аресты.

Берестнев пишет, что лично он решил заниматься партийной работой даже имея под боком  таких опасных врагов, как провокатор Бажин и инквизитор пристав Буров. «…Тем более после того, как из наших рядов вышел провокатор, и хотелось доказать малосознательным товарищам, которые при первой возможности  указывали на этот факт  и говорили:

- Вот и иди к вам в партию или в союз, а не успеешь вступить, как оказался в тюрьме!

Берестневу хотелось доказать таким,  что  «отдельные провокаторы, будь то идейные  или по слабому  характеру  купленные охранкой, нам не страшны, ибо нашу идею никакими ухищрениями и подкупами  отдельных лиц  и различных изобретений чисто технического подхода  по раскрытию наших подпольных организаций не задушить – правда восторжествует».

«Мы, чумазые рабочие, если не имели образования и имели очень немного опыта, то наше чутье не обманывало нас», - гордо пишет Иван Берестнев. Но вскоре был арестован.  При обыске в ноябре 1908 года у него дома  самые тяжелые  улики помог найти жандармам все тот же неутомимый «Белый». Среди этих улик были и черновики письма с угрозой в адрес рабочего-браковщика Ф.И. Сюзева (был убит как провокатор). Иван Берестнев проходил по делу вместе с Василием Фроловым, и получил год заключения в крепости.

«Лично – «за», а принципиально – «против»
(Отношение партии к казням провокаторов)

Пристав Коссецкий был убит боевиками  в   театре, принародно. Это было сделано специально: свои расправы в порядке мести боевики, большевики и эсеры, творили специально открыто, приводили приговор  на глазах рабочих  и обывателей.

С одной стороны – запугать массы.  С другой – показать, что «нам никто не страшен».

Коссецкий был революционерам страшен,  поскольку очень уж много навредил  Как признавали сами большевики, к 1906 году Мотовилихинский завод, приставом которого был назначен Коссецкий после успешной расправы с забастовкой,   стал представлять из себя «сплошную охранку, кишмя кишевшую агентами и провокаторами» (А. Миков).

Помогли приставу в этом его личные способности, он умело вербовал  силы «из среды малодушных  рабочих – где льстивым увещанием и разными посулами, где просто угрозой ареста и высылкой и т. д.».   Из их числа, как вспоминал  боевик А. Миков, «выработались такие провокаторы-звери, как Бажин, Анферов и масса (!) других  хорошо знакомых рабочим и по настоящее время   по тем следам и знакам, которые до сих пор еще не зажили на их спинах».

Поэтому и появилась у большевиков  мысль:   убрать  столь талантливого ликвидатора, убить этого «чорта», как называли его меж собой сами революционеры.

Но пермский комитет РСДРП (Н. Патлых) к затее группы боевиков отнесся отрицательно. А. Миков пишет: «Я лично беседовал по поводу этого с членами комитета, и каждый  из них высказывался лично за это (т.е. за убийство), а принципиально – против». (!)

Такая непоследовательность не помешала, однако, группе из трех боевиков устроить охоту на пристава. Коссецкий был застрелен в голову из нагана, когда в театре поднялся шум из-за какого-то пьяного зрителя. Во время этой ликвидации случайно погибла одна женщина, которая наткнулась на трехдюймовую бомбу, приготовленную «про запас» членами группы.

Словно растворился!

Конец у действующих лиц нашей «законсервированной» истории был таков. Агент «Иванов» исчез. Словно растворился!

Он не зря боялся кары, не доверяя даже своим шефам из охранки. Провокаторов действительно убивали -  «естественная самооборона», как пишет Б.Н. Назаровский в своем очерке  о Лбове, рассказывая о страшной смерти бывшего лбовца Д. Худорожкова.

Василий Фролов, после своего возвращения в ряды партии (добился-таки), получил хорошую должность. Одно время он руководил… областным архивом, в котором должны были сохраниться многие документы охранки.

Что касается дела, хранящегося в Пермском ГАНИ, то в нем гораздо больше документов, в котором повествуется о славном пути революционера. Но есть еще два документа, о которых стоит упомянуть. Работники архива  составили деловую записку. В ней  сформулированы направления, по которым нужно было продолжить исследование неприятнейшего дела. Кому разослать запросы, какие документы разыскать и т.п. Однако там же записано, что лучше не упоминать о Фролове в таком-то издании, что надо изъять рассказ из такой-то книги… Кстати,  фамилия Фролова ни разу не приводится и в обширном предисловии к  книге  «Революционеры Прикамья»..

Позднее, уже в начале перестройки, в партархив пришел запрос из Пермского общества охраны памятников: нужно ли восстанавливать мемориальную доску на доме по ул. Ленина, где жил В.Т. Фролов (доска исчезла). Ответ (за подписью бывшего заведующего архивом В.Г. Светлакова) был достаточно развернутым, сдержанным в характеристиках, но кончался также:  «не рекомендуется».

Осторожность вполне понятная. Лучше, как говорится, подстраховаться. Однако недавно, после того, как исследователи получили доступ к ранее закрытым секретным архивам, стал известен документ, проливающий свет и на «замороженное» (до поры до времени) дело агента «Иванова»…

Бежал с поезда

Согласно показаниям,  данным в 1917 году бывшими руководителями пермской «охранки», кличку «Иванов», имел ценный секретный сотрудник И.П. Вшивков.  Показания давали бывший начальник пермского губернского жандармского управления генерал-майор Мочалов, а до него – бывший шеф филеров г-н  Бибик.  Дело рассматривалось осенью 1917 года в Пермском окружном суде.

Картина вырисовывается следующая. Мы уже знаем: как только «запахло жареным», «Иванов» залег на дно, и очень удачно. Он осел в Нижнем Тагиле, завел книжную торговлю, женился и жил себе припеваючи.

Когда же, с подачи его бывшего шефа, агента разоблачили, Вшивков Иван Прокопьевич ловко бежал в пути, усыпив конвоира. Инстинкт самосохранения в этом человеке, выходце из крестьян, был почти звериный. Крупную сумму денег, реквизированную при его аресте, подруга Вшивкова попыталась выпросить обратно (3000 рублей и две сберкнижки, всего на 7000 рублей).  Но новая власть в денежном  вопросе  была неумолима: отказать.

Фролов, таким образом, был выведен из-под огня. И больше «Иванова» уже никто не смог обнаружить. Вскоре вся Россия погрузилась в пучину братоубийственной войны, затеряться было легко…

© Владимир Гладышев,
председатель общества «Пермский краевед»
UraloVed.ru

Смотрите также: 

От чего-то нас вылечил доктор Живаго... (о Борисе Пастернаке на Урале)

Остров Мертвых в Перми

Кунгурский врач-революционер Г.А. Чемоданов – «друг и брат» Л.Н. Толстого

Поддержать «Ураловед»
Поделиться
Класснуть
Отправить
Вотсапнуть
Переслать

Рекомендации