В этой статье 1825 года рассказывается о талантливом механике-самоучке Максиме Никитиче Чистякове, который происходил из крестьян Красноуфимского уезда Пермской губернии.
Как струи вод, падая на колёса машины, приводят в движение многоразличные части её, так благотворное воспитание раскрывает все способности ума человеческого; оно есть действующий посредник между природными дарованиями младенца и опытностью наставника. Но чем изъяснить те особенные влечения к какому-нибудь одному искусству или художеству, те невольные наклонности, которые получают некоторые люди, без всякой видимой посредствующей силы? Конечно ничем другим, кроме действия первых, незаметных впечатлений глубокого детства: не имею нужды входить в метафизические подробности, но ясным, a priori, подтверждением сей мысли служит пример Чистякова, самоучки-механика. Сей пример в проезд мой через Пермскую губернию, ещё более убедил меня в необыкновенной переимчивости наших соотечественников: малейшее зерно сведений, случайно брошенное на поле их умственных способностей, производит плоды богатые, каких – при тех же обстоятельствах – вы напрасно будете искать под небом самого счастливого климата.
Максим Никитич Чистяков, крестьянин Пермской губернии, Красноуфимского уезда, волости Торговижской, происходит от мельника. Покойный отец его, сверх обыкновенного своего ремесла, изредка занимался мастерством кузнечных и любил ружейную охоту. Сии следы образа жизни отца напечатлелись в душе сына: ещё в нежных летах, вместо игрушечных затей, он делал всякого рода мельнички, пожарные машинки, раздувальные мехи и пр. Замки ружей и дверей, многосложностью своей, наиболее заманивали его любопытство: он разбирал, чинил их беспрестанно и между тем вглядывался в их внутреннее расположение.
Добрый отец уже заранее предвидел, что маленький Максим не наследует его промысла и, по внушению любви родительской, охотно покупал ему слесарные инструменты. Таким образом, семя пристрастия к механическим искусствам было успешно посеяно в уме ребёнка и, как росою, питалось всяким новым приобретением. В последствии времени, Чистякову представился токарный станок, и – он немедленно научился его употреблению; сверх того, самоучкой, стал знакомиться с русской грамотой и началами рисования; но сильная его привязанность к рукоделию, будучи ничем неутолима, искала себе всюду пищи: даже работа простых сапогов и башмаков на себя привлекала её жадность.
17 лет от рождения, Чистяков женился на дочери одного слесаря, и сие родство ещё более сблизило его с любимыми занятиями. Наконец, случай доставил ему в руки рисунок и описание стенных часов, – часов, которые дотоле были известны ему только одним циферблатом. Немедленно приступлено к работе, – но сначала без успеха, потом с первым опытом открытия: долго затрудняясь в размеривании зубцов на колёсах, Чистяков напоследок придумал следующий: взяв оловянную полоску, длиной около 12 дюймов и циркулем означив на ней точки, равные числу зубцов, он согнул её кольцеобразно, оба конца связал проволокой, в средину вложил требуемое колесо и заметил на нём зубцы по сказанным точкам. Догадка простая, но в крестьянине она очевидно доказывает ум сметливый и быстрый.
Часы удачно были окончены и в скором времени проданы в Красноуфимский Земский суд, за 13 рублей: таковой успех возбудил в Чистякове желание узнать лучшие способы часового искусства. Но где сыскать их, в отделённом краю Севера? Совет искренних приятелей убедил его съездить в Суксунский завод г. Демидова, к мастеру часовых дел, Степану Собакину, о котором молва уже возвестила по окружным городам и селениям. Сей добрый старец был первым учителем Чистякова, после всех уроков природы; наш механик не долго, зато внимательно, рассматривал все инструменты и изучал все тайны науки, для него дотоле неясной и далёкой: ввечеру того же дня он возвратился домой и, не теряя времени, собственными руками сделал несколько деревянных моделей, железную токарню и резную машину!
С сих пор, Чистяков совершенно предал себя деятельности своего таланта: не щадил трудов, не охладевал в стремлении к совершенству. Не доставало единственно хороших потребных инструментов; но пчела, собирая в поле мёд, издали предузнаёт цветок благовонный: так и Чистяков, любя своё искусство, давно уже известился, что желанное им сокровище в излишестве находится у г. Меджера, английского механика, служащего в Екатеринбурге при казённых горных заводах; но добрый отец ещё не был уверен в успехах искусства сына и долго не соглашался пожертвовать девяноста рублями на покупку сих инструментов; наконец его убедили неотступные просьбы жены – и работа Чистякова пошла несравненно успешнее: даже из отдалённых городов и селений стали присылать ему часы для различных поправок.
В 1809 году, Его Пр-во, г. Пермский гражданский губернатор, С.А. Гермес, известясь о достоинстве сего нового часового мастера, вызвал его в Пермь для наблюдения за часами в Присутственных местах. Чистяков приехал и совершенным знанием своего дела, своей честностью и добродушием заслужил всеобщее внимание. Он и доныне состоит в цеху Пермской ремесленной управы; хотя притом, из уважения к памяти своих отцов, не оставляет родного крестьянского звания.
Здесь, не взирая на новые обязанности, переимчивый неутомимый ум его обогатился всеми нужными познаниями. Будучи весьма ревностным и старательным мастером, Чистяков вскоре усмотрел необходимость научиться способам паять, золотить и серебрить металлы, и для предохранения от ржавчины покрывать их различными лаками; но не имея возможности у кого-либо занять сего желаемого света, он решился лично прибегнуть к помощи химии: делал практические испытания, ошибался, сам исправлял свои ошибки, забывал неудачи, издержки и наконец, как дикий американец – вытер из сухого дерева необходимую искру; польза и радость самодовольства вполне увенчали терпеливое его трудолюбие: он уже сам мог хорошо спаивать все металлы, составлять серебряный раствор, производить серебрение и пр.
Вскоре, для деятельности его догадливого ума представился новый случай: вестовые рассказы о калейдоскопах предшествовали появлению их в Перми; всех заманивало любопытство видеть плод французской изобретательности – ждали почты за почтой; но вдруг Чистяков ранее и неожиданно удовлетворил желанию сибирской публики; едва услышав, что калейдоскоп есть род зрительной трубки, на заднем стекле которой представляются глазу разноцветные и при малейшем движении бесконечно изменяющиеся узоры, он немедленно собственным умом дополнил сие начертание, – и через несколько дней, прекрасные калейдоскопы были пущены им в продажу по 1 рублю и дешевле.
В другой раз Чистяков ещё замечательнее встретился с мыслями французских архитекторов-механиков, устроивших машины во многих парижских театрах; нашему механику было предоставлено усовершенствование перемен декораций в Пермском Благородном театре. Изобретенный им для сего механизм состоял из находящегося под полом сцены вала, к шестерне коего декорации прикреплены были на блоках верёвками: стоило повернуть в одну сторону – и они внезапно отодвигались, повернуть в другую – и придвигались новые. Он же облегчил поднятие занавеса, прибавив к концам вала небольшие барабанчики.
Другие изобретения Чистякова заслуживают не меньшее внимание и носят на себе отпечаток ума, который умеет упрочить и приноровить новые совершенства к прежним открытиям: например, изобретённая им математическая машина для нарезки зубцов на часовых колёсах, различается от обыкновенной тем, что плотные круги соединяются не винтом, но рантом, который без разбирания всей машины особым действием может увеличивать и уменьшать число зубцов.
Должно заметить, что Чистяков с счастливыми талантами соединяет редкие свойства души: скромность, тихий нрав, честное поведение, бескорыстность; ими приобрёл он необыкновенное доверие всех жителей города, даже сибирские купцы, проезжая через Пермь на Нижегородскую ярмарку, в случае нужных починок, необинуясь оставляют ему свои часы, до обратного пути своего; а искусство его столь превосходит искусстве всех живущих в Перми иностранных мастеров часовых дел, что привлекает ему работу не только из всей Пермской губернии, но даже из Тобольска и других городов Сибири.
В 1821 году, Горный начальник казённых Благодатских заводов, г. Мамышев, вверил Чистякову двух мальчиков (из детей мастеровых), для обучения их часовому искусству: это кажется не мало подтверждает хорошее мнение о нравственных и умственных достоинствах Чистякова. В заключение, предлагаю читателям собственные слова сего русского самоучки-механика: вот, что он ко мне пишет, отвечая на некоторые вопросы касательно его жизни:
«Я делаю часы неспешно, люблю чистоту и пристойность вещей; хотя богат не буду, но буду сыт и одет с помощью Божией. Из четырёх дочерей моих, двух я уже выдал в замужество за мещан города Перми, из коих один медных дел мастер, а другой мужской портной. Остаток дней моей жизни возлагаю на Бога и по Его предвидению, на благодетельные сердца почтенных соотчичей!»
«Отечественные записки», 1825 г., ч. 24, стр. 229-241.
