Д.Н. Мамин-Сибиряк. Золотое гнездо (Берёзовский)

Очерк Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка про Березовские золотые промыслы (ныне город Березовский Свердловской области, спутник Екатеринбурга).

- Наши березовские, вообще, отличаются большой нервнос­тью... - говорил мне учитель березовской заводской школы о. Матвеев. Этот отзыв глубоко справедлив и отлично характеризует деся­титысячное березовское население.

Березовск основан в 1754 г., и с самого основания в нем шло систематическое развитие «нервности». Это типичное «золотое гнездо» пережило последовательно все стадии прогрессивного развития русского золотого дела, начиная с каторжных работ доб­рого старого времени и кончая мягкими хозяйственными спосо­бами наших дней. Березовское золото являлось неистощимым ис­точником всяческих бед и напастей для березовских обывателей, которые промывали драгоценный металл своими березовскими слезами... Начать с того, что березовское население сложилось насильственным способом: сюда сгонялся народ со всех сторон и записывался в горнорабочие. Другим источником живой рабочей силы служили каторжные, а затем тысячами сгонялись со всей губернии рекрута, которые верстались также в горнорабочих и выслуживали здесь свой солдатский срок, т.е. 25-35 лет. Это искусственное созидание рабочей силы продолжалось вплоть до 19-го февраля, когда березовские строгали получили полную сво­боду. Историки и публицисты возмущаются аракчеевскими во­енными поселениями, но это были только цветочки по сравнению с березовскими ягодками, потому что военные поселенцы несли только гнет аракчеевской субординации, а в Березовске, при бо­лее строгих порядках, творилась кромешная рудниковая работа, какой нынче не полагается даже в каторге. Таким образом, ны­нешние десять тысяч березовского населения являются плотью от плоти, костью от кости прежних каторжников, горнорабочих на военном положении и отбывших рудниковую работу рекрутов, так что этнографический состав представляет довольно запутанную картину.

Первый, «жильный» период продолжался по 1814 год, и мы о нем можем сказать очень немного, хотя это было время особенно прилежного насаждения золотого дела на Урале, под руководством разных берг-штейгеров, берг-фогтов, обер-цегентнеров и кунст-штейгеров, которых сменили унтер-шихтмейстеры, берг-гешворены, гит-тенфервальтеры, обер-берг-гауптманы, обер-пох-штейгера и т.д. Народ был все опытный и создал настоящий героический период в березовской истории, когда не столько разрабатывали золото­носные жилы, сколько тянули жилы из живых людей, избивая нещадно плетьми и батогами, заключая в колодки и цепи и зажи­во гноя в застенках. Тогда были заложены первые основания для дальнейшей выработки березовской нервности, хотя подвиги глав­ных деятелей этого кровавого времени пока еще покрыты мраком неизвестности и гниют по архивам. Если про уральские горные заводы говорят, что они, как село скудельниче, купленное ценою крови, построены на костях человеческих, то это сказание к герои­ческому периоду Березовска может быть применено сугубо... Палка, кнут и застенок служили этим неудобосказуемым немецким чи­нам единственным средством выбивать из березовской почвы жал­кие золотые крохи, и в результате получилась не работа, а что-то вроде десяти египетских казней.

Об этом жестоком времени и жестоких нравах сохранилось только устное предание, да и оно заслонено более живыми воспо­минаниями ближайшего периода, когда застенки и батоги замене­ны были казацкими нагайками и «зеленой улицей», т.е. шпицруте­нами. После «ancien regime» даже «зеленая улица» казалась иг­рушкой, и березовские строгали вздохнули свободнее, тем более, что рядом с каторжным, живым золотом пошло легкое россыпное. Работа велась исключительно военным способом, и Березовск, как зачумленное место, был огражден от остальных мирных весей чи­сто драконовскими законами, когда за малейшую провинность су­дили чуть ли не полевым судом. Несколько казачьих сотен служи­ли настоящую золотую службу, вливая неистощимый запас энер­гии в строгалей. Этот период березовской истории можно назвать исключительно военным, и если Березовск в героический период был каторгой, то теперь он превратился в поле специально воен­ных действий, точно занятая неприятелем территория.

Имя глав­ного горного уральского начальника генерала Глинки никогда не умрет в летописях Урала, хотя это по-своему был добрый и умный человек.

- Бывало, приедет куда на работы - чистое землетрясение, - рассказывал березовский старожил. - Народ, как оглушенный, в струнку стоит. Начальство прямо без ума делалось... Чуть что: носки врозь, пуговица оборвалась - на гаубвахту на месяц. Корот­кие тогда разговоры были... Только Глинка и милостив был: расказнит и помилует. Настоящий начальник был, пошли ему, Госпо­ди, царство небесное.

Березовская «нервность» при Глинке получила настоящую во­енную вытяжку, которая сохранилась и доднесь. Рассказов об этом времени не оберешься. Странно только то, что, несмотря на валленштейновские порядки, это время служило самой благодарной почвой для взяточничества, казнокрадства, и здесь же зародилось «хищничество золота».

Меня, как стороннего человека, чрезвычайно удивляли отноше­ния березовцев к некоторым антисоциальным явлениям. Так, на взятки и на взяточников здесь смотрят не только с презрением или ненавистью, а даже с уважением - и, наоборот, начальство, поставленное «на доходы» и не приемлющее взяток, теряло вся­кий престиж, потому что только совсем безголовые и безнадежно поврежденные могут отказаться от собственной пользы. Заветная мечта каждого березовца - самому попасть на легкие хлеба и жить «на доходах», как живет большое и маленькое начальство с испокон веку. Такой порядок вещей настолько оформился и вошел в плоть и кровь, что обыкновенные человеческие отношения ка­жутся здесь смешной нелепостью. Не менее оригинально постав­лен здесь и «женский вопрос». Из окружающих Екатеринбург се­лений Березовск, в отношении женской нравственности, пользует­ся самой плохой репутацией и служит главным поставщиком «жертв общественного темперамента».

- Почему же шарташские, уктусские и верхисетские бабы и девки не гуляют так? - спрашивал я у знакомых березовцев.

- Стоит, барин, толковать... - брезгливо отзывались вопроша­емые. - Самое пустяшное дело, потому баба, так баба и есть, как мешок, что положишь, то и несет.

Легкость нравов третируется, как самое плевое, не стоящее внима­ния дело, и березовцы не любят о нем заводить разговор. В сущности, березовская безнравственность есть прямое наследство каторги, рекрутчины и пригонного народа, когда здесь скоплялись тысячи бессе­мейных горнорабочих, и березовская баба по-своему «служила миру» в качестве живого харча. Бесчисленное начальство, жиревшее на без­грешных доходах, тоже оставило широкий след в народной нрав­ственности, не пропуская ни одной смазливой рожицы.

- Падкий был народ до баб, - объяснял один старик. - Уж мы к этому пригляделись, потому везде по приискам одна вера-то у господ... А в прежние времена, до воли, какой народ был? Был у нас по прииску один надзиратель, так он трубку раску­ривал деньгами: возьмет трехрублевую бумажку и запалит... Вот как! А теперь этот надзиратель у нас по Катеринбургу с кошелем ходит, подаянием кормится... Большое зверство было прежде!

Отношения крепостного начальства к рабочим, именно, характе­ризуются этим словом - зверство, где на рабочих смотрели, как на живую скотину.

- Да уж про рабочих и говорить нечего, безответный народ, делай что хочешь, - рассказывал один отставной чиновник. - К нашему брату, к чиновнику-то, как начальство относилось... Был один старик-чиновник Прохоров, оставалось ему дослужить до пен­сии за 35 лет беспорочной службы всего несколько месяцев, а тут старика грех и попутал: был где-то на именинах и пришел на другой день на службу пьяный. А тут второй грех: прямо на глаза начальству попался. Был у нас тогда начальником-то горный ин­женер Разноцветный. Ну, сейчас раба божия прямо на гаубвахту. Разноцветный его из службы и выгнал и формуляр замарал, так что старик и пенсии лишился. Ну, конечно, Прохоров совсем осата­нел, пошел к Разноцветному и давай его молить: на коленях пол­зал, плакал, сапоги целовал - ничего не берет... Прямо на голод­ную смерть старика гонит со всей семьей. Ну, молил, молил старик и вымолил. Разноцветный и говорит: «Выбирай из любых: или без пенсии по миру, или телесное наказание». Думал, думал Про­хоров и согласился на телесное... Седой совсем был старик, внуча­та уж были, тоже совестно, ну, а делать нечего, неохота с голоду помирать; стали его наказывать, а он и помри от этого самого наказания.

- Что же Разноцветову было?

- Да что ему сделается, он не один десяток народу до смерти засек... До больших чинов дошел, весь город кланялся. Э, да что тут старое-то перетряхивать, всего не перескажешь.

Какой же результат дали Березовские промыслы за все время своего существования, к 19 февраля, когда начались другие поряд­ки?

Вернемся к цифрам. С 1754 г. по 1861 г. на Березовских про­мыслах добыто жильного золота 6,9 п. и россыпного 1,157 пуд., а всего 1,766 пуд., что, считая средним числом по 20 тыс. руб. за 1 п. золота, составит сумму в 35 320 000 р. Работа продолжалась 107 лет, причем среднюю годовую цифру рабочих можно положить в 3 000 чел. Разделив добытое казной 35 млн. за березовское золо­то на 107 лет, а потом на 3000 раб., получим 100 руб., что составит средний годовой заработок березовского горнорабочего. Мы в этот расчет не кладем расходов по администрации на машины и, вооб­ще, не включаем всяких других накладных расходов, которые невозможно исчислить даже гадательно, являясь чистым дефици­том для казны, и которые, во всяком случае, обошлись ей далеко выше полученных 35 млн. В конце концов, получается такая кар­тина, что березовское крепостное золото, несмотря на даровой кре­постной труд, обошлось казне minimum в 3-4 раза дороже своей биржевой стоимости... Эта беспримерная комбинация не должна нас удивлять только потому, что рядом стоит неизмеримо боль­шая экономическая наглядная несообразность в лице уральских горных заводов, где дефициты казны придется считать миллиар­дами.

После «воли» Березовские промыслы, до половины семидесятых годов, разрабатывались «хозяйственным» казенным способом, при­чем, как гласит молва, в некоторые года стоимость золотника золота достигала почтенной цифры 28 руб. Конец этого хозяйственного спо­соба ознаменовался крупным скандалом, — именно, когда уже Бере­зовские промыслы перешли в аренду к Асташеву и комп. На бывшую Березовскую администрацию поступил донос от одного из мелких приисковых служащих с обвинением в крупных злоупотреблениях. По этому делу производится тщательное следствие следователем по особо важным делам уже пятый год, и можно надеяться, что оно увидит, наконец, свет Божий, и тогда мы скажем о нем подробнее. Теперь ограничимся только упоминанием некоторых пунктов обви­нения казенной администрации. Прежде всего, она обвиняется в том, что производила работы старательским способом (так называемые «отрядные работы») и принятое от старателей золото, за которое платила старателям от 1 р. 70 коп. до 2 р., ставила казне в 4-6 рублей; затем сдавала старые «разрезы» за новые, выписывала жалование не существовавшим служащим, — словом, спекулировала всеми «хозяй­ственными» средствами, находившимися в ее распоряжении. Если все эти обвинения подтвердятся, сумма общего хищения, как говорят, окажется очень круглой, за несколько сот тысяч, но, впрочем, это толь­ко слухи, будем ждать фактов. Здесь нам необходимо оговориться: Урал там, где речь касается горного дела, представляется настоящим царством канцелярской тайны, так что добыть самые невинные циф­ры представляется колоссальным трудом; поэтому точные данные имеются только о давнопрошедших временных, а относительно на­стоящего приходится довольствоваться только приблизительно вер­ными цифровыми данными, аналогиями и вычислениями вообще.

Настоящие порядки, когда площадь в 56 квадратных верст, при­надлежащая Березовским промыслам, «перешла за Асташева» эти порядки являются, в основных чертах, продолжением преды­дущего хозяйственного периода.

- Нет, брат, ноне у нас шабаш: совсем порешили старательские работы, - говорил разбитной штейгер старой закалки. - Потому закон... да. У нас ноне жильное золото во как валит, любо-дорого. На отряд робим...

- Как это на отряд?

- Очень просто: беру я себе у Асташева делянку, пять саженей вдоль - пять саженей поперек, ну, и роблю. Что добыл - все мое... хоша тыщу пудов добывай.

- Да ведь жильное золото глубоко, одному не справиться, надо капитал?

- А мы с артелью берем у Асташева... Человека четыре сой­демся и робим.

- Да ведь деньги нужны, прежде чем до золота доберетесь?

- И денег найдем, потому как сами-то работой стоим, а для денег у нас паи... Вот теперь хоша ты видишь, што мы робим, ну, сейчас к нам в пай: «Даю вам, робята, четвертную, а барыши попо­лам». Нашли мы золото - твои счастки, не нашли - не взыщи. А на верное золото, когда уж артель дорылась до самых знаков, - паи дороже, рублей по полтораста платят... Под Пышминским за­водом отрядными-то работами такое местечко облюбовали, такое местечко, что отдай все, да и мало. Рублей по 200 на пай в неделю заробливали.

Приблизительно порядок отрядных работ у Асташева и коми, таков: артели отводится участок в 25 квадратных сажен, и она может добывать на этом пространстве хоть «тыщу» пудов золота, на свой страх, конечно, причем все добытое золото обязана сдавать Асташеву, россыпное по 2 р. – 2 р. 20 коп., а жильное по 2 р. 50 к., с вычетом за протолчку на асташевской толчейне, кажется, 25 к. с пуда золотоносного кварца.

- Ничего, хорошо робить, хвастался тот же штейгер. - Только вот низами нас обижают, не дают низа робить, т.е., ви­дишь ты, как доробился до 9 сажен - и шабаш, на 9 саженях у нас вода одолевает, а машины нам не дают ставить, хоть тут сплошное золото или ниже-то. Тоже и из пяти сажен не выходи: выробил жилу на пяти саженях — и шабаш, ищи новую. Ну, на толчеях ждать приходится другой раз долгонько, с месяц, по­жалуй: деньги тебе надо, а жди очереди. Свои толчеи Асташев не дает ставить, потому воровать золото будем. Все наше отрядное у Асташева золото-то, а сам-то он добудет — не добудет в год фун­тов десять. Во как поворачиваем... и россыпное руководствуем, и жильное.

- Комаровская шахта у Асташева?

- Што Комаровская? Знаем мы и Комаровскую, тоже наши отрядные ее открыли, а с девяти сажен Асташев взял ее за себя, да теперь и роет землю задарма который год... Много этих шахт у нас! Вон у дороги Ильинская шахта стоит, еще красная труба вы­соченная, ну, так эта шахта мельен стоила Асташеву-то, а золота из нее добыли — не добыли гривен на шесть... Господская денежка дика, сама из кармана просится, ну, и задувай шахту, потому на­чальство это любит, а золото-то, все-таки, наше: все мы предостав­ляем... Нас отрядными-то работами, может, тыщи две народу кор­мится, да у Асташева человек триста наберется. Ты посмотри, как мы на Пышме землю роем: горы подымаем. А чтобы старательские работы — ни Боже мой, потому закон, а у Асташева насчет закону строго — не моги.

Кроме прижимки насчет «низов», непозволения иметь свои толчейни и машины, самый капитальный вопрос лежит, конечно, в размерах вознаграждения, получаемого отрядными рабочими от компании за добытое золото. Вы только подумайте, что за жильное золото эта компания платит 2 р. 50 коп. за золотник, с вычетом за протолчку и с неизбежной канцелярской волокитой... Оказывает­ся, что отрядному рабочему и россыпное, и жильное золото прихо­диться сдавать в одной цене, тогда как хозяйственным казенным способом добытый золотник жильного золота обходился в несколь­ко десятков рублей. Получается в результате прямая нелепость, которая объясняется только процветанием организованной систе­мы воровства золота.

- У нас уж это дело сыспокон веку установлено, — говорил один знакомый служащий. - Даже есть на воровское золото своя биржевая цена... Года три-четыре назад оно стоило больше 4 руб. золотник, а нынче всего 3 р. 75 к., т.е. здесь, в Березовске, а в Екате­ринбурге дают 4 р. 20 к. Даже своя терминология выработалась: пшеничка, крупка, а чаще всего просто «товар».

- Чего же смотрят асташевские агенты?

- Стараются, да уж больно народ хитер, наварлыжился по при­искам-то сызмальства, ну где их поймаешь. Ну, да и друг за дружку стоят, а кто выдаст, так расправа короткая: живо ухаидакают... Тут сыщик один, шатался по кабакам, ну, ему и продали золо­та с полпуда, а принес домой — вместо золота оказался медный припой. У нас даже пошла золоченая через огонь платина за золо­то и до тонкости дело усовершенствовали: ни конца, ни краю, потому что строгали они, строгали и будут всегда. Одна девка работала также на жилке, в шахте кварц накладывала в бадью, да и увидела самородку... ну, в себе унесла ее, продала, приданое спра­вила и замуж вышла.

Что березовские строгали существуют краденым золотом — это слишком общеизвестный факт, но такой modus vivendi для десяти­тысячного населения, по меньшей мере, можно назвать странным... Указывают на то, что в этом виноваты слабые нынешние законы, и забывают, что это воровство процветало и в то доброе старое вре­мя, когда за него били нещадно батожьем и плетьми, водили по «зеленой улице» и ссылали в каторжные работы. Получается на­стоящий проклятый вопрос...

- А ведь и всего-то дела пустяки сущие сделать, - сообщал мне служащий под величайшим секретом. - Т.е. ни крупинки бы золота не воровали...

- Именно?

- А вы рассудите так: теперь весь Березовский завод на Аста­шева работает, а Асташев 2 рубля платит за золото. Ну, а ежели бы теперь казна взяла промыслы на себя, да от себя и сдавала отряд­ные-то работы, да давала бы за золотник настоящую цену, да низа дала бы работать, да свои толчейни и машины поставить дала... Ежели бы и отвод делала казна в двадцать пять сажен, и то рабо­тали бы всласть и жильное золото, ей-Богу... А то ведь не от добра же все воруют.

Этот неисправимый мечтатель, очевидно, не знал, что существу­ет на свете жестокая наука «горноинженерной политической экономии»... Мы не шутим, а говорим серьезно. Видите ли, задача заключается в том, чтобы добыть из уральских недр все золото, так-таки решительно все, потому что этот металл, по преимуще­ству, составляет богатство народов, богатство даже в том случае, если оно обходится добывающему вдвое дороже своей номиналь­ной стоимости. Очевидная нелепость такого вывода подтверждает­ся тем соображением, чтобы добывание невыгодного золота по­крывать барышами выгодного, а для этого, видите ли, необходимо организовать крупное, капиталистическое производство, добывать золото «сильной рукой» и т.д. Эти научные соображения стоили Березовским строгалям «больших слез», да и всем другим приис­ковым рабочим, которые «подымают золото от себя», — а все ураль­ское золото добывается почти исключительно одним этим спосо­бом. Если бы не жестокая наша «наука», дело было бы совсем просто: вот вам, примерно, площадь Березовских золотых промыс­лов в 56 квадратных верст: эта площадь сдается маленькими участками (сажен 100 квадратных) особыми чиновниками стара­тельским артелям, затем эти артели добывают золото и сдают его тут же в казенную квартиру по настоящей казенной цене, как и другие золотопромышленники. Можно пожелать, конечно, чтобы при отводе этих участков артелям было как можно меньше канце­лярской волокиты и никому ненужных формальностей, как и при сдаче добытого золота. При таких совсем невинных условиях ра­боты прилив золота в казну должен увеличиться, и вот по каким причинам: теперь каждый золотник, добытый старателем, оплачи­вается 2-3 рублями и даже краденое золото продается скупщикам от 3 р. 50 к. до 4 р. 50 к., так что при таких условиях могут быть разрабатываемы только богатые участки, а когда тот же старатель из казенной приисковой конторы получит казенную цену в 5 р., то для него явится возможность разрабатывать участки с вдвое мень­шим содержанием золота, увеличится площадь разработки золота, увеличится число рабочих и увеличится соответственно количе­ство добытого золота, а главное, падет само собой хищничество золота, которое деморализует десятки тысяч населения и создает массу специфических преступлений. Мы говорим здесь о землях казенных и посессионных, а владельческие остаются сами по себе, на правах всякой другой личной собственности.

Закончим наш очерк о Березовском заводе некоторыми под­робностями его настоящего экономического положения, которое заставляет желать слишком многого. Собственно работа на золо­тых промыслах не может прокормить всего населения, поэтому часть этого населения работает на стороне, а другая кустарничает, т.е. занимается кузнечным ремеслом, столярным, сапожным, камен­ным и т.д.

- Прежде обманный сапог шили, так еще кормились мало-мало, - говорил один швец. - Когда война с Хивой была, ну, так на войну наш березовский сапог шел, а теперь и с сапогом некуда деться: никто не берет нашего сапога.

В этом «обманном» березовском сапоге был завоеван Туркестан­ский край.

- А нынче совсем дело дрянь, - продолжал тот же рассказчик. - Разе кто вот лесоворит, ну, те еще жмутся мало-мало, все же рукомесло, только по судам таскают часто... Одного нашего лесо-вора шестьдесят три раза с разом судили на одном году.

На десять тысяч березовского населения приходится всего две школы - мужская на 90 мальчиков и женская на 90 девочек, и в то же время больше 20 кабаков, причем одного «позволительного» обществу выплачивается одним кабацким корольком 8 000 руб., те. без малого по рублю на душу, и это только за право торговли водкой в Березовске.

Д.Н. Мамин-Сибиряк
UraloVed.ru

Читайте также: 

Д.Н. Мамин-Сибиряк: трагедия жизни главного уральского писателя

Д. Н. Мамин-Сибиряк. По Зауралью (путевые заметки)

Город Березовский – «золотая столица» России

Поддержать «Ураловед»
Поделиться
Класснуть
Отправить
Вотсапнуть
Переслать

Гостиницы Перми

Рекомендации