«Я был на Урале в 1875 г. После того, как слышно, там изменилось немногое. Провели железную дорогу, строившуюся при мне, но она не улучшила быта рабочих и положения заводов… - писал в 1904 году Василий Иванович Немирович-Данченко (1848–1936) - путешественник, поэт, автор многочисленных очерков, романов, рассказов, воспоминаний. - <...> Русская литература с тех пор обогатилась прекрасными произведениями об Урале г. Мамина (Д. Сибиряка) и др. Смею думать, что и мои записки, в своё время благосклонно принятые критикою и читателями, не устарели. Они печатались в «Деле», в «Историческом вестнике», «Русской речи» и «Русских ведомостях» и теперь впервые являются собранными вместе»[7, с. 28].
За сто лет эта удивительная книга, названная автором «Кама и Урал», так полностью и не исследована, хотя существует обобщённая оценка учёных-историков: «Путевые очерки насыщены жизненными реалиями. <...> Многообразие, неповторимость русской природы переданы в мастерских зарисовках пейзажей. Естественно и органично вводятся в очерки этнографические и исторические сведения. Н.-Д. внимателен к локальной специфике, местным легендам и преданиям. <...> В путевых очерках Н.-Д. предстает одарённым художником, наделённым знанием жизни, социальной зоркостью, он русский патриот и гуманист»[9, с. 348].
А. В. Теленков рассматривал книгу В. И. Немировича-Данченко «как источник изучения мировоззрения русского населения Урала», отмечая, что «книга написана как трагедия Урала; автор передаёт боль за настоящее и будущее края. <...> золотыми нитями через всё его произведение проходят идеи человеколюбия и сострадания. Автор старается «не мешать» читателю навязыванием своих мыслей, <...> рисует портреты представителей простого народа, заводчиков, местных миллионеров, татар, женщин…»[10, с. 71].
Историки и краеведы Добрянки проанализировали главы, относящиеся к истории их района, подтверждая, что «дорожные очерки представляют большую ценность не только как типичное явление русской литературы второй половины XIX века, но и как важный исторический источник при изучении прошлого своей малой родины» [3, с. 283].
Автор сайта Елабужского музея-заповедника А. Куклин «перевёл» страницы, касающиеся Елабуги. Он считает, что «чтение текста <...> позволит ощутить вкус и звучание совершенно другой, ушедшей в далёкое прошлое, русской речи». [4, с. 71].
Настала очередь проанализировать 3 главы: XXV «От Перми до Кунгура» (8 страниц), XXVI «Кунгур» (7 страниц), XXVII «От Кунгура до Саксунской (Суксунской – С.Л.) горы)» [7, с. 249 (С.22)].
В предисловии к изданию 1904 года Немирович-Данченко пишет, что был на Урале в 1875 году, а в сносках главы XXIV указывает другую дату: «Автор был в Пермской губернии в 1876 г.» [7, с. .108 (С.11)]. (Путешествие длилось 2 года? - С.Л.)
Завершается книга сентябрьским (?) пейзажем: «Когда мы уезжали из Салды, солнце светило вовсю. Свежий осенний ветер колыхал пожелтевшие листья деревьев». [7, с. .249 (С.22)]. Закончил путешествие по Уралу Василий Иванович приблизительно в сентябре, а уже в «1876 г. Немирович-Данченко посетил Аджарию, где назревало восстание против турецкого ига». [6.] Россия объявила войну Турции, и неутомимый писатель-путешественник участвовал как военный корреспондент в событиях русско-турецкой войны с апреля 1877 по 3 марта 1878 г, оставив удивительное произведение «Год войны. Дневник русского корреспондента», написанное по горячим следам.
Записи о путешествии по Уралу начал публиковать отдельными очерками в 1890 году. И только в 1904 году собрал в книгу. Естественно, за 28 лет, что-то забылось, какие-то даты, фамилии стёрлись, что-то освежил в памяти по «Адрес-Календарям», и повествование покрылось ореолом романтики и … неточностями.
Тем не менее страницы о Кунгуре не просто хороши – замечательны!
Итак, в начале весны 1875 года на пароходе из Казани в Пермь (по Волге, затем по Каме, плывёт 32-летний Василий Немирович-Данченко (по разным источникам год рождения 1844/45 или 1848 – С.Л.)». Началась путина, и путешественник по Чусовой объехал все горнозаводские посёлки Урала. В июне отправился из Перми в Кунгур «на тройке», запряжённой в телегу, когда уже «…пахло в тёплом воздухе … северной ночи липовым цветом.». [7, с. 241 (14)]. 100 вёрст до Кунгура ехали долго. Возница, «мрачный кунгурский мужик», жаловался на житьё: «Пять троек у меня было опрошлый год, а ныне – две…» Виноваты во всём чиновники. Услышав, что клиент - «господин» не здешний, вначале посетовал, что «с проезжим человеком разговаривать не велено. За это влетает-то…» и тут же разоткровенничался. Из-за плохих дорог кони колеют. А на тракте ветки, камни – не езда, а мучение. Да и леса повырубили. «В упокойниках леса наши, - продолжал кучер.- … по нашему Пермскому краю от этого от самого промысла многие мещане миллионщиками объявились <...> Так и сняли с земли шубу-то… Ишь, ей без шубы холодно, она и мёрзнет; где прежде хлеб рожался сам восемь да сам девять, теперь и сам четыре слава те, Господи». А всё из-за Смышляева: «…Потому он у нас царь. Что захотел, то и сделал. Теперь казна какие тысячи на эту дорогу отпустила - страху подобно» [7, с. 245 (18)]. (Дмитрий Дмитриевич Смышляев - организатор пермского губернского земства. С 1876 г. занимал пост председателя губернской земской управы. В расходах Земства «обязательных» и «необязательных» он сменил приоритеты. На первый план Смышляев выдвинул вопросы народного образования, медицины и улучшения экономического быта населения…- С.Л.)
В том, что все проезжающие по Сибирскому тракту страдают от бездорожья, Немирович-Данченко убедился «на первой же станции, развернув Книгу жалоб. Вот один жалуется, что 25 вёрст он ехал восемь часов… Третий предлагает пермских земцев, со Смышляевым во главе, возить по Сибирскому тракту до тех пор, пока они на своих боках не почувствуют всего ужаса его. Поручик Жигулёв советует прибегнуть к более строгим мерам, а именно: расстреливать, не щадя, виновных».
Слушая стенания извозчика-кунгуряка, молодой путешественник внимательно смотрел по сторонам, любовался сначала «алым фоном заката», вечерней мглой, «голубой и мечтательной», а потом и наступившей ночью. Дорога, как и река, «капризно вьётся, подбегая к каждой рощице, к каждой деревушке». [7, с. 241 (14)]. А возница и про Ермака рассказал, и про татар, что «как стали беднять и пить стали». Но тем не менее они умные. «Свои мечети и школы, которые есть, за счёт кабака содержат». Сначала навстречу попадались обозы, идущие в Пермь и на Крестовскую ярмарку. Ближе - снова крестьянские возы – попутно – сотни возов с корьём: «Это всё в Кунгур. Ивовую кору для кожевен везут» (заготовкой дубильного корья занимались с 15 мая по 15 августа – С.Л. ).
С удовлетворением Немирович-Данченко отмечал обилие крупных построек перед Кунгуром: «Сплошные постоялые дворы вытянулись по обе стороны дороги». «Пузатые дворники с громадными бородами» стояли «у крылец своих дворов» и заманивали к себе «троечников и обозчиков», обещая угостить в следующий раз «пермянями» (пельменями – С.Л.).
Пейзажи что «рельефные карты Гималаев». А дорога опять - глыбы крупного камня, ямы. Наконец сквозь туман замелькали огоньки Кунгура. И возница повеселел: «Город у нас большой да красовитый». [2, с. 246 (19)]. Подъехав к городской станции, путешественник узнал, что оба номера заняты: в одном молодые, а во втором «пьяные купцы бушуют. <...> Один напился и вообразил, что умирает… Из города нотариуса вытребовал. Диктует ему духовное завещание». Невольные свидетели подписывались уже под «двадцать шестым. Потому, «как напьётся, сейчас умирать». [2, с. 247 (20)].
Через весь город «чистенькими, хорошо обустроенными улицами» поехали назад, в «Константинополь» - лучшую гостиницу. А город - сплошной базар. Сотни возов с ивовой корою для кожевен. Чтоб торговать днём, приезжали с ночи. Скупщики, «как саранча, шмыгают вокруг сонных мужиков». Сенной рынок, гончарные ряды, «бабы с ягодами, грибами, яйцами; мальчишки с целыми горами деревянной посуды».
Усталый путник, еле дозвонившись, вошёл в гостиницу - и дал сразу оценку: «Омерзительный номер. В окно пахнет кожей, кожей пахнет и в комнатах. Затхлая и душная конура». Но тут же чувство юмора помогает ему вспомнить гоголевского Чичикова. Немирович-Данченко иронизирует: «…всё голодное население тотчас же выползло на стены, очевидно, любопытствуя, кого Бог послал на ужин». На вопрос, что это у вас, половой отвечал: «Известно что! Здешний клоп. У нас им не обижаются. У нас везде. Домашний зверь-то»,- и тотчас же «перстом сделал из него запятую». Когда выяснилось, что новый постоялец вина не пьёт, разочарованно протянул, что жилец непьющий им не выгоден, у хозяина винный погреб свой.
Очевидно, было уже 5 часов утра, стало слышно, как «петухи орут во всю глотку. Удивительно исправная птица». Далее автор сообщает: «Я подошел к окну. Городок выглядывает очень кокетливо, хотя между чистенькими, щеголеватыми домами здешнего купечества кое-где напоказ выставляется гнилая рвань мещанского убожества. <…> сползают вниз по крутому берегу маленькие, покривившиеся домики кунгурской бедноты...» А в окно – «противный удушающий запах кожи». Пообещав паспорт утром, гость услышал историю про немцев, «третьего дня квартальный даже одному руки назад скрутил». «Книги какого содержания?», а они, немцы, глазами только хлопают, да лопочут что-то по-своему… Мы тут тихо, смирно, по православной вере живём. А они зачем к нам?» И совсем по Гоголю предположил, что не иначе «они на нашей земле, свои крепости на случай войны хотят строить», [7, с. 250 (23)], чем насмешил Немировича-Данченко. (Совсем невероятно, но немцами могли быть учёные Альфред Эдмунд Брем (1829-1884) и Отто Финш или их соотечественники, отставшие от группы. Именно в это время, в 1876 году, «Общество германской северно-полярной экспедиции направило их в Западную Сибирь для проведения исследовательских работ. Известно, что в октябре 1876 года они, уже возвращаясь, ходили в Перми охотиться на тетеревов»). [8, с. 112-113]
Хронология кунгурских страниц такова: поздней ночью (или ранним утром) Василий Иванович приехал в Кунгур, отдохнул в гостинице, день гулял по городу, ночевал вторую ночь и выехал в сторону Суксуна.
Когда вышел утром из номера, увидел, что «все улицы и площади этого торгового города были залиты народом». И отправился Немирович-Данченко, что называется, на кунгурцев посмотреть и себя показать. Идёт неспешно, тростью помахивает, по сторонам поглядывает. Всё интересно.
Горшечные ряды
«Вон толстый купец тащит за ухо через улицу своего приказчика; тот смирно следует за ним и даже не делает попытки освободиться». Зевак, конечно, немало. Недоумевающего приезжего тут же просветили: «... Сейчас казнить будут... Чем ни пошло по морде. Палка - палкой, веник - веником. У них это просто. Оттого ими и приказчики всегда довольны. У других - выгонят, а этот оставит - служи... И ещё раз поймают, и ещё раз сами из своих рук накажут...». На восклицание гостя «Ну и нравы у вас!» кунгуряк парирует: «Помилуйте, они наши кормильцы, мы без них, что тараканы в пустой избе». [7, с. 252 (25)]. А второй ему в пику: «Болван ты! Всю из тебя соку с кокой (по Далю - богатство, достаток – С.Л.[1, с. 134].) выжмут». «Отчего не выжать, коли мы голодные? Сытые бы не пошли. А с голодного отчего не взять? Голодный сам идёт… Крестьянина, того не так. У крестьянина есть хозяйство, земля… У нас одно – блоха своя, всего и хозяйства».
Поговорив и, наверное, купив местную газету «Пермские Губернские ведомости» (не в управу же он заходил для знакомства со статистическими отчётами), а может, позднее, полистав Адрес-календарь, Немирович-Данченко делает вывод: «Кунгур играет громадную роль в торговле этого края. Едва ли это не самый богатый город. Одного перечисления фирм его довольно, чтобы получить некоторое понятие о значении Кунгура в Пермской губернии. Вот главнейшие из них: Кузнецов, отправляющий ежегодно за границу сала на 10 миллионов рублей. Губкин, занимающийся чайною торговлею с 6-миллионным оборотом. Грибушин, из писцов почтовой конторы, ставший миллионщиком; кожевщик Фомин (Фоминский – С.Л.), Чуватов, Пликин (Пиликин – С.Л.), Турицын, торгующие кожею от 300 до 100 тысяч в год каждый и многие др.» Со слов кунгуряков, «купцы значительные. Нигде таких пожертвованиев нет, как у нас... Вон недавно Грибушин (автор путает - А.С. Губкин – С.Л. ) на техническую школу (построил техническое училище - С.Л.) да несколько сот тысяч дал, а вот мещанин здешний Зыряков (Зырянов –С.Л.) взял да так, ни с того ни с сего 90 тысяч рублей на благотворительные дела отдал…»[7, с. 251 (24)] (построил богадельню –С.Л.).
«Кунгур - по преимуществу купеческий город. Все тут живут тем, что даст купец. Он даёт тон городу, он первый и в городской, и в земской управе. В клубе чиновники перед ним млеют, в соборе батюшка о его благотворениях произносит краткие слова. Мещане смотрят ему в глаза и ещё издали снимают шапки». (До 1876 г. городским головой был М.И. Грибушин, сменил его Иосиф Титович Ковалёв. Оба «о благополучии города заботились» – С.Л.)
Понравился Василию Ивановичу Кунгур: «Красивые церкви без того запущенного вида, каким они отличаются в других местах, красивые (белокаменные, с зелёными кровлями ) дома, где ни во дворе, ни в окнах не видать ни души.. Сады с густою листвой своих лип и клёнов. <...> Крутой и капризный извив Сылвы вроде французского S.». (Почему-то о других реках – Ирени, Шакве и Бабке – ни слова, как будто их и нет. Не увидел Ириловку, ни слова о судостроительном заведении П. Гакса. А тот в Кунгуре в это время строил пароходы).
Но обратил московский гость внимание на то, как город решал вопросы противопожарной безопасности: на стенах домов вместе с фамилией владельца было указано, с чем тот должен являться по тревоге на пожар: «с кишкой», «с бочкой» или «с машиной».
В гостинице «Константинополь» вечером пьянствовали «господа купцы» и артист. «Можете ль вы понимать, что такое музыка!» «Построй ты мне здесь каменный театр!- приставал он к купцу. - Я вам оперы ставить берусь. Свет увидите, черти эдакие. Тут вы ведь совсем щетиной обросли, свиным салом покрылись. Кроме кожи, ничего не знаете. Ведь вас, толстолобых, не прошибёшь теперь…» На что получил резонный ответ: театр «зачем? Кто ходить-то будет?» А музыка для кунгуряков – это пение в церкви, «ежели хорошие певчие». Половой вторит: «У нас певчие какие! В Екатеринбурге таких нет. У нас по воскресеньям паркесное (многоголосное хоровое – С.Л.) пение в соборе!»
Сравнивает Немирович-Данченко провинциальный Кунгур (и не в его пользу) со столицей. В гостинице «вместо органа играла шарманка. Мотивы – таких в других местах и не услышишь: «Шла девица за водой», «Гусар, на саблю опираясь», «Под вечер осени ненастный».
Чем не понравилась Василию Ивановичу песня «Разлука» (Муз. М. Вьельгорского, на слова К. Батюшкова):
Гусар, на саблю опираясь,
В глубокой горести стоял;
Надолго с милой разлучаясь,
Вздыхая, он сказал:
«Не плачь, красавица! Слезами
Кручине злой не пособить!
Клянуся честью и усами
Любви не изменить!...
А романс на слова А.С. Пушкина о деве, оставившей младенца «Под вечер осени ненастный» на пороге чужого дома? Везде, очевидно, орган… А в Кунгуре шарманка востребована… Но это лирическое отступление…
Если город Пермь, по словам автора, «миниатюрен, куда ни зайдёшь, виден его конец», то Кунгур огромен! Переезжал с площади на площадь гость столичный очень долго (а их было 6: Соборная, Острожная, Мининская, Торговая, Кожевенная, Приходская).[11, с. 87].
Художник Ярцев
Путешественник умудрился даже «запутаться. У какой-то церкви разговорился с просвирней. «Лицо – широкая масленица, сама – толще колокольни». Предлагала остаться в Кунгуре, обещала женить, на отказ не обиделась: «А ты не гордыбачься (по Далю – не зазнавайся)… У нас невесты белые, разсыпчатые». Посмеялся только, скучно, мол, у вас, «взбесишься от тоски». Возвратившись в гостиницу - а проводила его кунгурячка Фёкла - автор подытоживает: «Женщины здесь говорят как-то особенно, певуче». Запах кожи для них «скусный». Кстати, об уральских женщинах трижды заводит речь автор. Первый раз перед Пермью. Удивляясь тому, что мужчина, ушедший летом на заработки, не бьёт жену и не попрекает, если она без него гуляла и «понесла». Даже хорошо: работник вырастет. Второй раз о кунгурячках (см. выше). В третий раз, выехав из Кунгура, удивляется женщинам села Сабарка. «Здесь бабу бить нельзя. Она сама оглоушит кого угодно. <...> Сабаровские бабы своих мужиков в струне держут. <...> У нас часто баба рестантов водит…»[7, с. 258 (31)].
Нет в описании кунгуряков названий одежды, обуви, деталей костюма. Только раз промелькнули «косцы-башкиры в белых балахонах и белых валяных шапках», «бабы в необычайно ярких платьях».
Кунгур XIX века по российским меркам – захолустье, а Немирович-Данченко восклицает: «По моему мнению, это один из самых красивых городов нашего востока, да и из самых благоустроенных». Хотя сам постоянно замечает, что «всюду удушающий запах кожи». А ведь ещё 10 лет назад он был заполонён польскими ссыльными. [5, с. 12.]
Вот так колоритно обрисовал Василий Иванович уральский провинциальный город в книге путевых очерков «Кама и Урал». Изданная больше века назад, книга написана лёгким языком, читается на одном дыхании. Текст изобилует художественными описаниями, языковыми средствами выражения категории пространства…
Исследуя страницы, посвящённые Кунгуру, начнём с безусловных лидеров любого литературного шедевра. Это эпитет, различные виды сравнения.
Итак, роскошные эпитеты со страниц, посвящённых Кунгуру: «сумрачный кунгурский мужик», «с востока ползла вечерняя мгла, голубая, мечтательная», «голодное дело; здоровые колёса; в тумане грозный силуэт какой – то горы, точно сказочное чудовище залегло там и сторожит нас; причудливые очертания каменных гор; город у нас большой да красовитый; на самом крыльце усатая фигура; юркий кулак; капризный извив; у нас невесты белые, разсыпчатые, мягкие; ревнивая вода; мудрые строители». Эпитет - истинный король описания! Без него не обходится ни один портрет, ни один пейзаж, ни один интерьер.
Метафора - скрытое сравнение, и задача автора - сопоставить объекты и явления, но сравнить очень тактично и аккуратно, чтобы читатель не догадался, что навязывается ему этот образ. У Немировича-Данченко «рассвет пожаром заалел на небосклоне» или «роса крохотными слезами легла на землю. Рассвет сравнивается с пожаром, а роса со слезами. Вполне всё закономерно. «Края облаков горели расплавленным золотом; то она «…» блеснёт под зарёй ярким заревом, точно там, из какой – то невидимой разселины, горит извив красного полымя».
Наконец, самый простой приём – сравнение, которое даётся напрямую с помощью союзов «как, словно, будто, как будто, точно»: «а деревень – то будто насыпано; там хвоя подымается, да и то корявая вся, словно в болячках; всё ведь лучше, чем в острог; выбежал растрёпанный молодец из комнаты и точно потерял что, давай озираться; те, не глядя на них, как саранча, шмыгают; выехать не могут «…» аспиды представляются, и будто бы у них из живота кота вырезывает доктор; всюду склады кожи, огнеупорной извести, «…», точно всё это выползло из сараев; мы без них, что тараканы в пустой избе; сверху видны, как на ладони, дворы со всем их неприхотливым обиходом; церкви, точно глядящие верху в красивую и чистую Сылву; как трамбовка, прибиваете книзу верёвочный переплёт экипажа; все обозы тоже иду просёлками, обегая, как огня, большой дороги; кое – где на вершине глиняных, холмов, точно костры, вспыхнули пихты; когда на каждой вершине, точно вспыхивает неведомый алтарь; точно занавесило берег; кто – нибудь схватил за голову вас и, приподняв, начинает энергично растирать «…» сиденье, как растирают краски, вправо, влево, кругом, назад, вперёд, по диагонали; вон разсвет выхватил из сумрачного марева ночи Сылву, словно спрятавшуюся в крутые берега свои; вдали уже рисуются настоящие горы, точно синие тучи, поднявшиеся к ночи на горизонте; точно одна цельная скала, вытянулась гребнем версты на три»; (горы) «какие-то рельефные карты Гималаев».
Использует автор и развёрнутые олицетворения: «робко мигали звёзды на белесоватом небе», «Тут целая роща лип стоит. Добежали они до верхушки и точно остановились там, засмотревшись на громадную, вёрст на 20 раскинувшуюся долину», «Внизу вьётся река, капризно подбегая к каждой рощице, каждой деревушке.. То она окутается вся в непроницаемую синь далёкого лозника, то, непокорно выбившись из его объятий, блеснёт под зарёй ярким заревом».
Актуальность изучения текста определяется и всё возрастающим интересом к белым пятнам в истории русской литературы середины XIX века. Изучение художественно-выразительных средств языка в прозе Вас. И. Немировича-Данченко («Кама и Урал») позволяет говорить о большом и самобытном таланте этого незаслуженно забытого автора.
Список литературы
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 томах. Т.III/-М.: Русский язык, 1999.-C.134
Дмитрий Дмитриевич Смышляев, организатор пермского губернского земства [Электронный ресурс] //.-URL: http://www.permgani.ru/publikatsii/stati/dmitrij-dmitrievich-smyshlyaev-organizator-permskogo-gubernskogo-zemstva.html (20.09.15)
Калинин М.А. Эхо минувших веков.-Березники, 2003. Калинина И.Н. Путевые очерки Вас. И. Немировича-Данченко «Кама и Урал» как ценный источник по истории Добрянского района // Грибушинские чтения-2011. На стыке традиций, эпох, континентов.-Кунгур, 2011
Куклин А.Г. Кама и Урал. Василий Иванович Немирович-Данченко [Электронный ресурс] //.-URL: http://www.elabuga-foto.ru/homeland/_nemirovich01.html (май 2011)
Лапшина С.Т. Кунгур как место ссылки.- Пермь, 2011.
Немирович-Данченко,_Василий_Иванович /Википедия [Электронный ресурс] //.-URL: https:///ru.wikipedia.org/wiki/
Немирович - Данченко Вас. И. Кама и Урал. - Спб. Издание ПП. Сойкина, Книжный магазин, Невский, 96. или «Кама и Урал» / сборник краеведческих материалов / Сост. С.Т. Лапшина. - Кунгур, 2004. - С.249 (С.22).
Николаев С.Ф. Брем на Урале: странички истории // Звезда.-1979.-№31 в сб. Краснопёров Д.А. Литературная память Перми [Электронный ресурс] //.-URL:http://biblioteki.perm.ru/files/61/literaturnaya_pamyat.pdf
Рабинович Я. Б., Семёнов В. Л. Немирович-Данченко и его книга «Кама и Урал» // Ученые записки Пермского гос. ун-та. 1976. Вып. 348;
Теленков А.В. «Кама и Урал» Вас. И. Немировича-Данченко как источник изучения мировоззрения русского населения Урала. //Вестник Пермского университета. История.Вып.4.-Пермь, 2003. [Электронный ресурс] //.-URL: http://histvestnik.psu.ru/PDF/2003/12.pdf (12.09.15)
Чагин Г.Н., Шилов А.В. Уездные провинции. Кунгур, Оса, Оханск. – Пермь: Книжный мир, 2007.-С.87.
© Светлана Лапшина
UraloVed.ru
Смотрите также:
В.И. Немирович-Данченко. Кама и Урал