В 1970-х годах я активно занимался краеведением и, как рьяный член Общества «Знание», старался сразу же рассказывать об очередной интересной находке слушателям любой аудитории.
Однажды, находясь на излечении в заводском санатории-профилактории, решил провести беседу с его посетителями о богатстве местных недр.
Когда беседа закончилась, слушатели поспешили на ужин, а один мужчина остался. Я ещё раньше заметил, что он был неулыбчивым и немногословным. Мужчина поднялся со стула и, сильно приподая на одну ногу, подошёл ко мне, назвал себя. И когда он заговорил, в глаза бросилась щербатость его зубов.
Не надеюсь на свою память, но звали его, кажется Александром.
- Знаете, - хрипловато и шепелявя заговорил он, - в детстве я тоже увлекался минералогией. Во время войны даже закончил Свердловске сорок второе училище по художественной обработке камня.
Мы снова опустились на стулья. Из столовой доносились голоса и звяканье ложек, а в Красном уголке было пустынно и тихо.
- Не думал, что любимая профессия принесёт мне много страданий...
Честно говоря, я начал слушать его рассеянно – как говорится, встретил по одёжке, которая, кстати сказать, тоже не красила моего собеседника.
- В училище я познакомился с хорошей девушкой и после сдачи последнего экзамена, перед распределением, мы решили расписаться, чтобы попасть работать в одно место.
Александр тихо и грустно вздохнул.
- Направили нас в Берёзовский филиал областной фабрики «Русские самоцветы», в гранильный цех.
С какой радостью мы ехали в незнакомый город. Огранщики! Звучит – то как! Но в Березовском нас ждало жестокое разочарование. «Цехом» оказалась закрытая на большой замок ветхая, кособокая избёнка с единственным махоньким оконцем. Но именно в ней нам предстояло теперь не только трудиться, но и жить.
Весь штат «цеха» состоял из меня и моей жены. До нас гранильщиками в этом затхлом помещении, как мы позже узнали, были глубокие старцы. Они умерли до нашего приезда.
Начали с наведения порядка: с трудом добыли немного извести и побелили потолок, стены, почистили и смазали небольшой станочек – нужную единственную вещь, доставшуюся нам от старых гранильщиков. Только не тронули щелястый пол – гнилой и шаткий. На его ремонт не хватило денег.
Жили голодно, одиноко, трудно. Вокруг незнакомые люди, ждать помощи неоткуда, а ведь мы были зелёными юнцами.
Однажды гранил я небольшой камешек и выронил его из рук. Как на грех, солнца не было, в избушке полутемень. Даже от лампы – керосинки проку не было. Всю пыль на животы собрали, а камешек словно под землю провалился. Под землю!? А, может, через щели под пол?
Жена принесла веник, я насадил его на палку и опустил в лаз, который сделан был, видимо, для кошки, и стал подгребать к отверстию землю. Жена лампу держит, подсвечивает. Чуть не до плеча руку в лаз затолкал. А самому страшно: вдруг камешек не найду, скажут, что припрятал, судить будут, в тюрьму посадят. Время-то военное!
Лёжа на полу, извиваюсь словно змея, а до места, где стол со станком стоит, веником не дотянусь. Досадуя, вынул его наружу, посветил вниз – и показалось мне, что под полом вроде блеснуло. Опускаю руку в лаз, шарю ладошкой – твёрдая поверхность. Оказывается, старики, чтобы не зябли ноги, когда нижний пол сгнил, убирать его не стали, а прямо на него постелили новый, Да видать из сырых досок, которые потом усохли и между ними появились широкие щели.
Так вот, на нижнем полу нащупываю я не один, а несколько камушков. На свет вынул – самоцветы! Грани так и переливаются! У меня даже руки затряслись и дыхание перехватило. У жены тоже шок.
Снова опускаю веник… И так несколько раз.
Богатство-то какое! Наверно, с половину нынешнего полиэтиленового мешочка заняла наша находка. Видно, старые огранщики, как и я, роняли камни-недоделки и не находили их. А те под полом копились и копились. Своего камешка я ведь так и не нашёл.
Находка обрадовала и сильно испугала нас. Что теперь с нею делать? Откроется тайна – обоим не сдобровать. Посудили – порядили и решили: живём мы нищенски, здоровье у обоих не ахти какое, помощи ждать неоткуда да и не от кого. А потому спрячем покуда камешки, а при удобном случае, тайком, будем надёжным людям украшения делать. Не все ведь бедствуют.
Один раз сбыли поделки, другой, питаться получше стали.
Приходит как-то одна женщина, довольно модно для того времени одетая, нагловатая, и сразу, как говорится, «быка за рога». Подозрительная уж очень.
Мы вежливо от всего «отнекались», а утром в «цех» ввалилось несколько штатских с милиционером и понятыми, предъявили мне ордер на обыск и сразу же произвели его.
Камушки мы прятали между полами, в тёмном кисете из плотной ткани, а лаз замаскировали.
Долгий хриплый кашель прервал рассказ Александра.
- Вам тяжело вспоминать, давайте прервёмся на время ужина, - предложил я.
- Нет-нет! …Я уж расскажу всё до конца.
Осудили меня за расхищение государственного имущества на двадцать пять лет. Не поверили, что самоцветы мы случайно нашли. Что стало с женой, родила ли она первенца – беременной была – до сих пор не знаю. А меня инвалидом сделали. Через десять лет выпустили на волю.
- Сколько раз на фронт просил послать – не отпускали. Считал: лучше быть на войне убитым, чем забитым за колючей проволокой. Как видите, не всегда камушки-самоцветы счастье приносят, - закончил Александр грустный рассказ.
Спустя несколько дней наша смена в профилактории закончилась, и я навсегда потерял собеседника из вида.
Алексей КОЖЕВНИКОВ
г. Полевской
