В прошлом этот поселок был на слуху благодаря богатым угольным шахтам и коксовой фабрике. Здесь размещался центр одного из горных округов. Сейчас Луньевка – совсем небольшой поселок близ города Александровска Пермского края.
Уголь тут случайно открыл Ксенофонт Козлов при поисках железной руды в 1807 году. Однако, как писал краевед И.Я. Кривощёков, за это управитель завода «наградил» первооткрывателя лишь 50 ударами розог. В 1814 году неподалёку от первого месторождения (Владимирского) нашли второе – Ивановское. Работы на них до 1820 года были незначительными, а затем и вовсе остановились.
В 1853 году при разведках на железную руду открыли два новых месторождения угля – Никито-Луньевское и Белоноговское. Начались разработки, и возник населённый пункт. Сначала посёлок назывался Луньевскими копями. Название дано по реке Луньва.
В 1855 году впервые в России на Александровском и других заводах Всеволожских в пудлинговом производстве начали применять вместо древесного угля каменный. В 1873 году Луньевские копи вместе с Александровским и Всеволодо-Вильвенским заводами были отданы в арендное пользование Уральскому горнозаводскому обществу, а в 1884 году их купил заводовладелец Павел Павлович Демидов.
В Луньевке действовали копи: «Григорий» (с 1875 года), «Илиодор» (1876), «Граф № 1» (1878), «Варвара» (1879), «Жонес № 1» (1886), «Ивановская» (1887), «Илим» («Елим») (1891), «Павел» (1897), «Жонес № 2» (1897), «Акинфий» (1902), «Нижний Жонес» (1916), «Граф № 2» (1920), а затем «Октябрь» и «Илиодор № 5». Многие из этих названий были даны в честь представителей рода Демидовых.
В 1879 году открылась железнодорожная ветка от станции Чусовской к Луньевским копям, благодаря чему уменьшилась стоимость угля и возросло его потребление. Существенно выросли объемы добычи угля. В то время Луньевка опережала развитие угольных предприятий Кизела и Губахи. В 1882-84 годах здесь были построены промывальная фабрика и коксовые печи.
К концу XIX века в Луньевке были православная часовня и земское училище, а также отделение общественной лавки Александровского общества потребителей, 5 частных и 1 казённая винная лавка. В 1895 году тут было 43 двора, проживал 341 человек.
В 1898 году, после строительства деревянной Александро-Невской церкви, Луньевка получила статус села. К началу XX века Луньевка стала центром Луньевского горного округа владений Демидовых. Здесь находилось управление округом. Сюда часто заезжали оказывавшиеся в этих местах ученые и путешественники.
Добыча угля продолжалась и в советское время. В 1940 году была пущена в действие шахта «Луньевка». Разработка на ней велась до 1951 года, пока не истощились запасы. Сейчас от бывших шахт остались многочисленные отвалы и ямы на местах проседания грунта.
В годы Великой Отечественной войны в поселок эвакуировали завод «Гидроприбор» из Харькова. А в 1945 году в Луньевке началось строительство пивоваренного завода, пущенного в 1947 году. Основное производство размещалось на территории бывшей демидовской фабрики. Выпускаемое тут пиво считалось одним из лучших в регионе. Луньевский пивоваренный завод проработал до 1986 года и, по некоторым данным, был закрыт в ходе антиалкогольной кампании.
С 1930-х годов в Луньевке работает карьер строительного щебня. В настоящее время это единственное действующее предприятие поселка.
Главная достопримечательность поселка Луньевка – старинные руины коксовой фабрики 1880-х годов. Здесь же возвышается покосившаяся от времени большая кирпичная труба, верхушка которой грозит вот-вот упасть. Это место находится на северной окраине поселка, близ карьера. Попасть сюда можно по улице Фабричной.
Если в 1959 году в Луньевке проживало 2860 человек, то в наши дни, по данным переписи 2010 года, лишь 211 человек, и население продолжает сокращаться.
В.И. Немирович-Данченко о Луньевке
В 1875 году во время путешествия по Уралу тут побывал писатель В.И. Немирович-Данченко. Приведу фрагменты из его книги «Кама и Урал».
«…Когда я проснулся, вдали уже замелькали чистенькие домики Луньвы… Каждый домик в четыре окна по переднему фасаду. Есть и более – те подальше. Я заходил [внутрь] – чистота действительно непривычная. Таких домов луньвинская администрация построила уже тридцать три, причем продолжает ставить новые. Почин этого благого дела принадлежит Грасгофу, управляющему Луньвою.
– Теперь у нас рабочие живут по-людски! – с совершенно законною гордостью говорят луньевцы.
Кругом – громадные корпуса заводов, казармы. Улицы содержатся превосходно; дороги, не в укор кизеловским, устроены так, что и не тряхнет в довольно тряской телеге. Все это сделано в три года…
Здесь, из местного каменного угля, главного богатства Луньвы, начали уже выделывать кокс. Первые попытки дали превосходные результаты. Он гораздо лучше кизеловского…
Уголь начинают разрабатывать далеко не хищнически. Заведены перфораторы для бурения; взрывы производятся не порохом, а динамитом… Завод, во время моего посещения, даже щеголял новенькими вагонами, паровою машиною и иголочки, проволочными канатами, гуттаперчивыми рукавами и вообще всеми деталями этого, в высшей степени прозаического дела.
– Посмотрите-ка, посмотрите! – восхищался инженер, показывая мне все это. – Ведь последнее слово науки!..
Все здания выведены прочно и красиво. Меня охотно водили всюду, ничего не пряча. Не было той суетливости, которая так противна там, где вы знаете, что вам суют под нос казовые концы…
Мимо веселой и красивой Восточной Луньвы, мимо красных кирпичных зданий завода с высокою черной трубою, мы прошли в угольную копь. За нами всюду следовало пыхтение паровиков, шум каких-то зубчатых колес, удары проводов, работавших без устали… Вон красивый красный фронтон.
– Это у вас что такое?
– Вход в угольную копь.
Черная дыра. Копь отсюда теряется во мраке. Везде проложены рельсы. Штейгеры с молотками снуют во все стороны, постукивая в стены угольной породы, в тускло поблескивающие изломы ее. Сверху – балясины, поддерживающие свод этой норы. Машина пыхтит и тяжело дышит в черном гроте посреди горы. Словно там бьется сердце этой громадной, висящей теперь над нами массы…
С каждым шагом мы опускались все ниже и ниже. Холод уже охватывает кругом. Мы уже идем, перегнувшись вперед, чуть не ползем. Свод висит низко, давит. Вот-вот рухнет и завалит нас. Каплет сверху. Скоро целые ручьи льются оттуда на нас. Мы насквозь мокры. Нога тоже тонет в воде. Трубы отводят эту воду, но со стен ее наливается столько, что они бессильны…
Слава богу, можно разогнуться! Жила, по которой ползли мы, ввела в большой грот. Отовсюду слышны голоса. Мимо нас двигаются вагоны по рельсам. Вдали мелькают свечи. Люди сумрачны, брови нахмурены, глаза злые, смотрят на твердую породу, не поддающуюся кайлу. Запах углекислоты делается уже ощутительным. Голову кружит, в висках стучит кровь. Горло точно перехватывает кто-то.
Как эти несчастные выдерживают подобный воздух, для меня совсем непонятно. На мокрых работах здесь не долго, впрочем, выдерживают люди. Самые сильные выстоят 10 лет, остальных едва хватает на 5, на 6. После того рабочий уже никуда не годится. Ему нужно или побираться всю жизнь, или умирать. Ни на какое усилие не способны надорванные легкие и немощные руки! На остальных горных работах выстаивают лет 20 и тоже умирают от чахотки. Если бы не нищета окружающих местностей, никогда и никто не пошел бы на работу хотя в ту же Григорьевскую копь…
Прежде чем уголь будет годен в дело, с ним нужно еще повозиться немало.
Из копей, по въездам, его доставляют на грохоты, где из одного в другой он проваливается посредством ручных поворотных колес и тут делится на три сорта, смотря по величине кусков. Каждому грохоту соответствует особый люк, откуда уголь через жолобы поступает в бак с водою, где его промывают движением поршня. В баке уголь теряет свои глинистые частицы и частицы пустой породы, глинистые сланцы, песчаник. Все они осаждаются по удельному своему весу слоями. Уголь вычерпывается особенными лопатками, причем посторонние породы, находящиеся между рамами, перегородками, на лопату не попадают. Отсюда уголь сортируется, нижний слой выбрасывается, а верхний, самый лучший, предназначается для коксования и поступает в боковой отдел, в стенах которого устроены люки: сквозь них он попадает прямо в вагоны, отвозящие его по рельсам к коксовым печам.
Вся эта работа под солнцем, при свете, гораздо легче той, которая, под массами земли и камней, совершается в вечном мраке копей каторжниками непосильного труда. Дело кипит под руками; звон рельсов, стук вагонов, всхлипывающее движение поршней, грохот каменного угля, попадающего из одного помещения в другое, тучи черной пыли, стоящей около, - охватывают свежего человека совершенно новыми впечатлениями, так все это не похоже на обычные рамки всякой другой работы. Тут уже порою, сквозь шум машины, и песня услышится, песня, которая никак не мирится с вечным сумраком подземелья и, словно подстреленная птица, прерывается там при первом своем звуке…
Коксовая печь поставлена посреди большой площади. От нее во все стороны так и пышет жаром. Внутри томятся в ужасающей атмосфере сотни пудов угля. Собственно это не одна печь, а их семь, стоящих рядом. Вагоны с углем подвозятся прямо на их кровлю. Вверху, в печах, сделаны воронки. Когда вагон станет над такою, дно его выдергивают, и уголь прямо падает вниз, в помещение, которого хватает на 60 пудов. Оно все выложено из огнеупорного кирпича. Атмосфера этих печей уже раскалена до того, что едва ли даже мифологическая саламандра могла бы здесь хотя одно мгновение остаться невредимою.
Несколько времени еще воронки остаются открытыми, и сквозь них серым паром клубятся вверх холодные газы, содержащие и смолу. Пар этот клубится все гуще и гуще. Все тяжелее и тяжелее становятся газы. Наконец, в них словно блеснула молния. Еще раз… В воронке заколыхался синий язык легкого огня. Он мало-помалу изменяет цвет, делается голубым, розовым. Скоро уже одно желтое пламя пышет из воронки. Дано таким образом погореть газу, но не очень долго, воронки вдруг запираются герметически. Тотчас же печи со всех сторон замазывают глиною. Уголь начинает томиться, огню нет выхода; воспламененные газы, еще секунду назад вырывавшиеся на волю, теперь в верхнем отделении печи поступают через каналы, устроенные в ее своде, в боковые жилы, обвивающие печь кругом и потом уходящие вниз под пол. Таким образом печь нагревается сама собою. Газ, сослужив углю службу, выводится в особые трубы. Притока воздуха внутрь не допускается вовсе. Уголь остается внутри 40 часов и из отдельных кусков сплавляется в общую массу, потеряв при этом, в виде газа, все смолистые части. Продукт этого процесса – кокс, является почти чистым углеродом, с небольшою примесью минеральных веществ, которые после его сгорания остаются в виде золы.
Когда мы осматривали печи, привалила к ним целая масса рабочих.
- Стомился уголь. Сейчас будем вынимать!
С обеих сторон открыли дверцы печей. Уголь выталкивается из них особым механизмом. На нас из печей стала выступать раскалявшая окружающий воздух масса, совсем сплавившаяся: уже на воле она начала с громким треском раскалываться на части, поблескивая в изломах металлическим отсветом. За выступившими массами ползли другие – дышать становилось невыносимо.
Обжигальщики стали его зацеплять железными гребнями и подальше оттаскивать от печей, то бросая инструмент от страшного зноя, то снова хватаясь за него. Другие в это время направили на вынутые из печей массы пожарные кишки. И вдруг кругом, оглушая нас, загрохотало и загремело. Вода из кишек стала литься на раскаленные массы. Их сильно окутало паром. Пар застлал все, и рабочих, и печи; мы уже ничего не видели, кроме этих клубившихся перед нами серых туч, в которых, незримая, бесилась какая-то гроза. Изредка, когда ветром относило белые клубы в сторону, из-за них выступала серая, металлическая масса, продолжавшая трескаться и колоться прямыми изломами. В расколе сверкало пламя, уголь горел там красным огнем. С этим паром из кокса улетучивается сера, и кокс после того считается уже совершенно готовым.
Рабочим, тем не менее, складывать руки нельзя. Нужно позаботиться, чтобы громадные печи не охладились, запереть их, замазать и нагрузить свежим углем. Процесс обращения угля в кокс таким образом продолжается беспрестанно. Из 60 пудов угля, вложенного в печь, кокса выходит 55 пудов; остальное в виде газа улетучивается из него».
Видео
Смотрите снятую мной во время этой поездки небольшую видеозарисовку с руинами в посёлке Луньевка.
Как добраться до Луньевки?
На автомобиле из Перми нужно ехать по Соликамскому тракту, в Березниках повернуть на Яйву. Ехать до города Александровск, а на выезде из него повернуть налево по указателю на Луньевку.
Из Екатеринбурга на машине нужно ехать по Серовскому тракту, повернуть на Качканар, затем на Горнозаводск и ехать в сторону города Чусовой. Не доезжая до Чусового, повернуть на Березники (Соликамск) и ехать по этой дороге до города Александровск. На въезде в город повернуть направо по указателю на Луньву.
На общественном транспорте: на автобусе, электричке или поезде до Александровска (ж.д. станция Копи), а от него на автобусе до Луньвы.
GPS-координаты бывшей фабрики в Луньевке: N 59° 09.545´; E 57° 40.688´ (или 59.159083°, 57.678133°).
Расстояние от Перми – 250 км, от Екатеринбурга – 450 км. Поблизости стоит посмотреть пещеру Двухэтажка, «Голубые озёра» Александровска, урочище Ивака.
Павел Распопов
Литература:
Кривощёков И.Я. Указатель к карте Соликамского уезда Пермской губернии // Записки УОЛЕ. 1897. Том 17, вып. 2.
Луньевские каменноугольные копи – Архивный отдел Александровского района
Немирович-Данченко В.И. Кама и Урал
Энциклопедия Пермского края
Читайте также:
- Кизел – вымирающий город бывших шахтёров
- Уголь Западного Урала. История открытия и разработки
- Кизеловский угольный бассейн: Гремячинск, Усьва, Шумихинский (05.10.2014)
