Эта статья действующего члена Уральского общества любителей естествознания С.Н. Дурылина была опубликована в журнале «Записки УОЛЕ» в 1927 году (том 40, вып. 2). В ней рассказывается об изучении курганов, расположенных около города Челябинска на озёрах Смолино, Исаково и Синеглазово. Текст приводится с незначительными сокращениями. Также добавил сюда фотографии с раскопок из фондов Государственного исторического музея Южного Урала.
Челябинский округ Уральской области изобилует курганами, которые население края знает под именем «Чудских могил». Они исчисляются здесь тысячами. В 1873 году местный археолог и исследователь Р.Г. Игнатьев в пределах Челябинского уезда насчитал до 410 курганов и городищ. В том же году центральным статистическим комитетом, по предложению профессора Д.Я. Самоквасова, были собраны через губернские статистические комитеты сведения о курганах и городищах. В пределах Челябинского уезда эти «сведения» насчитали 60 городищ и свыше 135 курганов.
В период 1906-09 годов производивший раскопки под Челябинском археолог Н.К. Минко исследовал местность вокруг города Челябинска, радиусом в 20-25 вёрст вокруг города, и в пределах этого радиуса нашёл «более 800 курганов».
«Курганы, – по словам Минко, – встречаются около всех сколько-нибудь значительных озёр и по берегам как реки Миасс, так и всех его даже совсем незначительных притоков. Встречаются большими группами до 60 и более курганов, большей частью разбросанных без сколько-нибудь заметного порядка, но иногда правильными рядами».
Число курганов Причелябинского района, однако, несомненно, более значительно, чем даже подсчёт Минко. Причелябинские курганы, как правило, все весьма низки и часто представляют собой не более как пятна, почти не отличающиеся по высоте от уровня окружающей степи. Не только пришлое население Челябинского края, каковы, например, украинцы, привыкшие к многосаженным курганам юга Европейской России, но и местные старожилы не считают за курганы эти «пятна», широко распространённые по Челябинскому краю. Очень большое число курганов находится под выгонами, перерезано дорогами, на многих курганных «полях» расположены посёлки (например, Исаково под Челябинском). Наконец, совершенно уже неопределимо число курганов распаханных, о существовании которых приходится узнавать случайно, при обнаружении у крестьян разных предметов, «выпаханных» в поле.
Почти все причелябинские курганы очень незначительной высоты. По наблюдениям Минко, «имеющие до 2-3 аршин высоты попадаются очень редко и почти всегда стоят одиноко», т.е. нетипичны для причелябинского края. Огромное же большинство курганов не достигает по высоте и метра. В местах, удалённых значительно от воды, курганы не встречаются. Н.К. Минко сделал попытку классифицировать причелябинские курганы следующим образом:
«По внешнему виду все курганы (в пределах 25-20 вёрстного радиуса вокруг города) можно разбить на 3 вида:
1) обыкновенная земляная насыпь, имеющая вид опрокинутого блюдца, иногда с незначительной впадиной на вершине.
2) таковая же, но с незначительной канавой вокруг основания и
3) основание земляной насыпи обложено небольшими каменными плитами.
Курганы третьей категории, насколько мне удалось выяснить, содержат в себе трупосожжения, хотя последние попадались и в курганах первой категории. Редкие курганы второй категории (кстати сказать, последних я встретил только пять, около посёлка Чурилова) мне вскрывать не приходилось».
Обследованные мною в 1924 году курганы вокруг озёр Смолина и Исакова, расположенных к югу от Челябинска, все представляют собой земляные насыпи в виде пологого опрокинутого блюдца, с весьма правильной окружностью, при крайне незначительной высоте (менее 1 м).
К невыгоде для науки, причелябинские курганы, благодаря их ничтожной высоте и близости находящихся в них погребений к горизонту, очень доступны для раскопа, и потому подвергались расхищению ещё в древности, и легко подвергаются ему доселе. В прежнее время курганы раскапывались партиями золотоискателями, кладоискателями и местными любителями. Иногда эти раскопки принимали почти стихийный характер. Так было в голодные годы 1911 и 1921 годов, когда население бросилось за курганным «золотом».
В 1909 году раскопки курганов местным населением приняли такой угрожающий характер, что бывшая императорская Археологическая комиссия поручила челябинскому археологу Н.К. Минко произвести раскопки под Челябинском, чтобы предупредить хищнические раскопки местным населением. Минко и ранее этого, с разрешения археологической комиссии, производил раскопки под Челябинском. Всего за шесть лет (1906-11 гг.) им раскопано в района 20-25 вёрст вокруг Челябинска не менее 125-130 курганов. К сожалению, эта большая работа по независящим от Минко обстоятельствам, не могла быть доведена до конца.
Сам Минко успел опубликовать отчёт о раскопке лишь 3 курганов в Записках УОЛЕ» (1907, т. XXXV). Никаких других печатных сведений о его раскопках не имеется, за исключением краткого резюме результатов его раскопок 1909 года, сделанного в «Отчёте археологической комиссии за 1909-10 г.» (СПб, 1913). «Дневник раскопок», ведённый самим Минко, бесследно исчез.
Сохранились лишь предметы, добытые им при раскопках и находящиеся в настоящее время в Челябинском музее местного края. Это большое количество предметов керамики, бус, бронзовых и железных стрел, глиняных пряслиц и грузил и т.д. Сохранились и некоторые фотографии с находок Минко и им разрытых погребений. Сведения почерпаемые из изучения предметов из раскопок Минко и моих собственных, а также из печатных и письменных источников об его раскопках, дают убеждение, что исследователь встречался в одном и том же, географически небольшом районе, с самыми различными культурами, свидетельствующими о древнейшей населённости причелябинского края, о сложной смене культур, происходившей здесь, о весьма причудливом перекрещивании культурных влияний в одном и том же небольшом районе на протяжении многих веков…
Курганы, раскопанные Минко у озёр Синеглазова и Исакова, а также у посёлка Першина, археологическая комиссия причислила к «поздне-сарматским» с несколькими способами погребений. Так, один курган у Синеглазова «заключал сильно сожжённый костяк, лежавший, по-видимому, в неглубокой яме, головой на восток, и прикрытый прослойками пережжённой глины и угля. Справа лежали берестяной колчан с 40 бронзовыми стрелами и длинный железный меч, в головах часть песчаникового блюдца». Тут же были «2 железных и 1 медный крючки, черепки, скорлупа от гусиных яиц, лошадиные кости».
Наоборот, в двух курганах у Исакова были «обнаружены несожжённые скелеты головой на север, на поверхности материка и в неглубокой яме». При них найдены были бусы из бронзы и пасты, сосуды с круглым дном и лошадиные кости.
Курган у Першина дал погребение, похожее на исаковские: костяк в яме глубиной 1,4 м головой на восток, похожий сосуд, но при покойнике была, по словам «Отчёта», «медная фибула старого типа, неведомо как попавшая так далеко на восток».
«Более поздние курганы VII-VIII веков, у озера Синеглазова, оказались расхищенными ещё в давнюю пору. Здесь находимы были в большом числе железные и особенно костяные наконечники стрел, железные и костяные поясные пряжки, медные бубенчики, удила; кости лошади вместе с костями человека». По словам Минко, один из курганов при озере Синеглазове дал бронзовые стрелы, похожие на те, которые были найдены в Пьяноборском могильнике на берегу реки Камы, и глиняный кувшин в виде крынки с более узким горлом, но с круглым дном.
Из кургана при озере Смолине, об устройстве которого нет никаких сведений, Минко извлёк песчаниковый треножник, имеющий полные аналогии с подобными же треножниками, найденными в губерниях Самарской, Уфимской, Оренбургской и в Тургайской области.
В 1923 году, по фотографиям, описанию и некоторым предметам, я ознакомил отдел музеев при Главнауке с причелябинскими древностями, в результате чего отдел музеев признал, что «археологические изыскания в данной области представляют крупный научный интерес и отдел музеев заинтересован в производстве этих раскопок».
Раскопки причелябинских курганов, в том же районе, где работал Минко, были произведены мною летом 1924 года при участии членов археологической секции челябинского общества изучения местного края и продолжены в 1925 году. В настоящей статье я делаю попытку поделиться результатами раскопок 1924 года.
2.
Познакомимся сначала с географическими и геологическими условиями Причелябинского района.
Работавший над специальным геологическим исследованием причелябинских озёр М.О. Клер даёт такой геологический анализ причелябинского озёрного района:
«Огромная поверхность Челябинского уезда, представляя из себя западную окраину громадной сибирской равнины, в очень многом сходна с ней. Она отличается меньшей изрезанностью рельефа от соседней Шадринской равнины. Поверхность уезда представляет равнину со слабым уклоном к востоку и юго-востоку. Породы, составляющие уезд, на глубину до нескольких сажен установлены» многочисленными исследованиями и дают, в общем, такую картину. «Под слоем пышного чернозёма и растительным слоем (от 1 вершка до 1 аршина толщиной) залегает толща в 1 аршин до 2,5 аршин, редко до 1 сажени – 4 аршин лессовидных, сильно песчанистых, желтоватых мелко или средне зернистых глин, отличающихся отсутствием слоистости, вертикальной отдельностью и присутствием известковых и гипсовых сростков. Чернозём как бы проникает сверху вниз в эту породу, наиболее сильно развитую в местах пониженных и в нижний частях долин. Под лессовидными глинами залегает белый, ясно слоистый иногда с косою слоеватостью кварцевый песок, то чистый, то с мелкими прослойками серых и синеватых пластичных глин различной окраски, добываемых во многих местах уезда».
Челябинская равнина, имеющая описанное геологическое строение, носит в настоящее время лесостепной характер и изобилует огромным количеством озёр – пресных, солёных, горьких и т.д. «Озёра солёные отличаются, – по Клеру, – обширностью своей котловины и небольшой их глубиной. Высокие берега в 3-4 сажени, иногда очень далеко удалённые от воды, здесь обычны. Если же котловина постепенно и тянется в своём положении к озеру на большое пространство, берега могут в ближайшем к воде районе казаться очень низкими». Именно такими представляются берега озера Смолина, изобилующего курганами.
«Присутствие одного, двух, трёх и даже четырёх террас на этих озёрах обязано различным уровням стояния вод в них в различные периоды их жизни». Это разностояние вод в причелябинских озёрах есть явление, наблюдаемое в них и доселе. Им объясняется многое в судьбах обитания человека на берегах причелябинских озёр.
Под самим городом Челябинском, к югу, расположено несколько солёных озёр разных размеров. Самым большим из них является находящееся в 7 верстах от города, усыхающее ныне озеро Смолино. Солёность озера Смолина и ближайших к нему явилась, по мнению Клера, следствием минерализации некогда пресных вод озера. Процесс осолонения озёр, усиливающийся в связи с их высыханием, привёл к тому, что озеро, ещё в середине XIX века изобиловавшее рыбой, теперь совершенно обезрыбело. Береговая линия озера Смолина, при овалообразной его форме, мало извилиста. Теперешние берега низменны, и лишь северо-восточная часть озера на небольшом пространстве имеет сравнительно высокие берега. Глубина озера в середине до 5 метров.
Ряд маленьких солёных озерков, примыкающих к Смолину, есть остатки оторванных от него частей. Самым большим из озерков до 1925 года являлось примыкающее к озеру Смолину с юга озеро Исаково. Перешеек между ними составлял около 1 ½ - 2 версты. Ещё на памяти стариков он не достигал и 1 версты.
На перешейке нет ни одного кургана. Наоборот, восточный и западный берега озера Смолина и восточный, западный и южный берега озера Исакова ими изобилуют. Линия курганов всюду начинается в 1 ½ - 2 верстах от воды – прямое указание на то, что уровень воды в озере был в древности несравненно выше. Расположение курганов, характер перешейка между озёрами Смолиным и Исаковым и многое другое указывают, что ещё в недавнее, сравнительно, время эти два озера составляли одно обширное озеро, южный, восточный и западный берега которого служили местами древнего обитания человека. В жаркое лето 1925 года озеро Исаково совершенно обезводило и в настоящее время может лишь условно называться озером: воды в нём нет вовсе.
Летом 1925 года значительно обмелело и озеро Смолино. Обмеление озера помогло мне в юго-западном углу озера, на освободившейся от воды отмели, обнаружить следы мастерской кремневых орудий, очевидно, помещавшейся некогда, при ином, близком к установившемуся в 1925 году, стоянии воды на самом берегу озера, а затем, при повышении стояния воды, очутившейся под водой.
На восточном берегу озера Смолина курганы расположены в виде обширного курганного поля. На западном берегу, спускаясь вместе с понижающеюся котловиной к озеру, курганы расположены как бы параллельными линиями, почти соответствующими естественным террасам берега. Таких можно насчитать до четырёх.
К южному берегу «Смолино-Исаковского озера подходит, на расстоянии 1 ½ версты, северный берег солёного озера Синеглазова, процессы высыхания которого совершается с неменьшей быстротой, чем Смолина. Весь перешеек между озёрами Исаковым и Синеглазовым усеян курганами, расположенными здесь группами и кучами. На курганах стоит и значительная часть посёлка Исакова.
Курганы же встречаются в большом числе и по западному берегу озера Синеглазова, также в некотором удалении от воды.
3.
На восточном берегу озера Смолина курганы разбросаны группами на значительном пространстве, образуя целое курганное поле.
Все курганы по внешнему виду совершенно однотипны. Высота их вершин колеблется между 0,70-0,40 м. По форме они напоминают блин со слегка поднятым центром. Они все круглые и столь расплывшиеся, что еле отличимы от поверхности непаханой «поскотины» (выгон), представляясь серовато-зелёными пятнами на общем жёлто-зелёном фоне. При всей расплывчатости и сниженности, курганы сохраняют однако ясно выраженную форму довольно правильной окружности с ясным повышением от краёв к центру.
Первым я раскопал курган в обособленной группе из 16 курганов, из коих 7 уже были раскопаны Минко. Группа эта расположена на непаханом выгоне деревни Сухомесова. Измерение кургана по диаметру дало: с севера на юг – 14 м, с запада на восток – 11 м, при высоте всего в 0,44 м. В виду незначительной высоты курганов и их расплывчатости, мной применялся способ раскопа на перевал, траншеями крест на крест. Разрез земли дал следующие результаты: после слоя дёрна в 0,09-0,10 м и слоя чернозёма глубиной в 0,20-0,22 м, шёл слой смешанной земли (чернозём, суглинок, супесок) в 0,77-0,80 м толщиной, ниже которого проходила уже линия горизонта.
Могильное пятно делалось ясно в своих очертаниях на глубине в 1,04 м, но уже на глубине 0,88 начали попадаться кусочки мелко пережжённых человеческих костей и глиняные черепки. Само погребение находилось в яме, глубиной в 0,20 м, вырытой в материке. Яма представляла собой прямоугольник в 1,60х1,16 м, растянутый длиной с востока на запад. Яма эта находилась в западной части кургана, обращённой к озеру. Могильная яма хранила следы сильно истлевшего дерева смолистой породы. Эти следы соответствовали очертаниям самой могильной ямы, но были довольно тонки и не шли глубже уровня, на котором стояли горшки. Могила была обложена деревянными плахами.
Просеивание земли, взятой из ямы, обнаружило большое число чрезвычайно мелких кусочков пережжённых человеческих костей, но ни в яме, ни в других слоях кургана не было ни малейшего следа ни угля, ни золы, ни кострища. В западной части могильной ямы, ближе к её западному углу, стояло характерное для причелябинских курганов описываемого типа погребальное блюдце в виде прямоугольника. Блюдце сделано из серой глины с примесью талька, плохой работы, без помощи гончарного круга и без обжига. По углам блюдца приделаны небольшие глиняные ручки. В блюдце находилось до 21 кусочка сильно и мелко пережжённых человеческих костей.
На одной линии с блюдцем, но в противоположном юго-западном углу, стоял целый горшок из серой глины с примесью талька, высотой в 0,17 м, отверстием вверх. Горшок покрыт геометрическим орнаментом. Несколько западнее этой линии находились куски от второго горшка такой же формы, но с чеканным орнаментом лучшего выполнения – из сложной комбинации равнобедренных треугольников. Черепки от этих горшков, не большом числе, встречались и в других местах могилы. В южной части могилы, на глубине 0,90 м, лежало два куска конского ребра – остаток куска конского мяса.
Другой курган описанного типа я раскопал в том же месте, но в иной группе курганов, расположенных немного ближе к озеру. Курган, при несколько большей высоте (0,62 м), диаметре (0,14х0,17 м) и размерах могильной ямы (3х2,50м) дал картину погребения, сходную с описанной… Погребение опять было по способу сожжения трупа на сильном огне, вне кургана. Только мельчайшие кусочки костей были разбросаны по могильной яме.
У западной границы ямы стояли два глиняных горшка, горлами вверх. Один, более грубой работы, был украшен орнаментом из ломанных линий, нанесённых зубчатым штемпелем для чекана; другой горшок из серой, хорошо обожжённой глины был с чеканным геометрическим орнаментом. Оба горшка были разбиты. У северной стороны могильной ямы находился раздавленный землёй большой горшок (0,18 м высотой, 0,21 м по диаметру), почти без украшений. Несколько южнее его стояло разбитое погребальное блюдце, но без костей, с глиняными ручками по углам, с орнаментом из тупоугольных треугольников по борту, нанесённых чеканным штемпелем (около 0,35 м длины при 0,20 м ширины). Это – единственный пока случай блюдца прочной хорошей работы и с украшениями. В юго-западном углу ямы лежало бедро лошади. Но в южной же части ямы был обнаружен, в отличие от первого кургана, целый скелет собаки некрупной породы. Никаких других находок и этот курган, подобно первому, не дал.
4.
Следующие раскопки я произвёл на противоположном, западном, берегу озера Смолина. Здесь в 1 ½ - 2 верстах от самого озера, на склонах равнины, спускающейся к котловине, занимаемой озером «Смолино-Исаковским», расположены несколько линий курганов – всего около 4. Вторая линия курганов, расположенная вдоль самой дороги из Смолина в Синеглазово, представляет собой почти правильные тройные ряды курганов. Некоторые из них выше сухомесовских, другие совершенно подобны им по высоте, по внешнему же виду они не отличаются от сухомесовских.
Многие курганы здесь столь снижены, что едва отличимы от земли, а иные и вовсе неотличимы. В центральном ряду несколько курганов были раскопаны Минко. В одном из курганов этого рода, содержавшем трупосожжение, Минко нашёл треножник из белого песчаника, - один из немногого числа предметов подобного рода, найденных доселе в Восточной России. Треножник имел блюдообразную круглую поверхность, с равномерным скатом к центру. По борту, в виде широкого обода, высечено украшение в виде цепи горизонтальных полудужек. Ножки также украшены горизонтальными полудужками. Этот челябинский треножник имел точное сходство по материалу, форме и орнаменту с треножниками, извлечёнными из могильников под Оренбургом, с треножниками из кургана Верхнеуральского уезда и с треножниками из Уфимской и Самарской губерний и Тургайской области. Назначение и происхождение подобных предметов не выяснено; сфера их распространения ограничивается областью между средней и нижней Волгой, Челябинским краем и Тургайскийми степями.
Я раскопал курган, соседний с тем, из которого Минко извлёк треножник. По виду, высоте и размерам (высота 0,65 м, диаметр 16х14 м) он ничем не отличался от сухомесовских. Северный склон кургана, под поверхностью дёрна, оказался обложенным гранитом (до 15 кусков – по 0,15-0,35 м длины). Погребение находилось в северной части кургана. На глубине одного метра были обнаружены значительные остатки кладки из деревянных брёвен смолистой породы, - нужно думать лиственницы. Это был почти правильный квадрат в 2х1,9 м. Брёвна, которыми была произведена эта кладка, прекрасно сохранились. Толщина сохранившихся частей брёвен была, в среднем 0,15-0,17 м, но в отдельных местах достигала 0,35 м. Углы сруба носили характер обычной избяной кладки углов. В пределах описанного квадрата из дерева и находилась сама могила. Она была на глубине 1,40 м, в виде ямы в 0,20 м, вырытой в материке. Деревянная кладка достигала уровня дна могилы. К западной стенке сруба, вне могилы, были привалены два куска гранита. По всей площади могилы было разбросано довольно большое количество мелко пережжённых человеческих костей, в точности напоминая сухомесовские курганы. Никаких следов угля, золы и т.п. не обнаружено.
У западной стенки могильного сруба, по углам, находились два глиняных горшка, в стоячем положении, горлом вверх. Горшки были не в целом виде; отдельные черепки от них дало просеивание. Оба горшка были грубой работы. У одного из них, из серой глины с примесью песка, обе стороны, внешняя и внутренняя, обмазаны тонким слоем светло-жёлтой глины, без обжига. По борту этого горшка – грубая попытка нанести палочкой подобие орнамента из прямых и косых линий и ромбов. Между этими горшками лежала кость – лопатка лошади. Просеивание земли дало ещё небольшую часть конского ребра и ребра какого-то жвачного животного. Никаких других находок не было. Курган этот поражал обилием хорошо сохранившегося дерева – лиственницы, которой в настоящее время нет в Челябинском округе.
Следующий курган, в соседстве с описанным, почти ничем не отличался от него ни по высоте (0,45 м), ни по величине (13х13 м), ни по устройству могилы, ни по способу погребения…
Третий раскопанный мной курган имел минимальную высоту 0,18 м, при диаметре 8,5х10 м. Он повторял предыдущие курганы с незначительными отличиями…
Последний курган, разрытый мной в 1924 году, замыкал описанную группу курганов с юга, совершенно сходствуя с ними высотой (0,32 м), размерами (11х11 м), расположением погребений и устройством могилы… Но курган дал интересную находку: на глубин 0,30 м, в южной части, был найден скребок из жёлтого кремня, обделанный с одной стороны на 2 ската, с другой – гладкий (4,1х3 см) и вместе с ним кусок охры.
В 1925 году мной было раскопано в описанном ряду ещё несколько курганов. Они не дали ничего существенно нового, сравнительно с описанными, за исключением одного кургана, находившегося в соседстве с курганами описанного типа: этот курган заключал в себе погребение железного периода: в грунтовой яме лежал превосходно сохранившийся костяк, головой на север, лицом на восток, с остатками железных украшений. В линии курганов, расположенной выше описанной, один курган, раскопанный в 1925 году, дал погребение – с трупосожжением, - с одним предметом. Это было огромное грузило из жёлтого кремня со сверленным отверстием.
5.
Два последних из раскопанных в 1924 году курганов находились на выгоне поселения Исакова, лежащего на южном берегу пересохшего в 1925 году озера Исакова. Здесь перед нами целое курганное поле, захватывающее пространство между озёрами Исаковым и Синеглазовым.
Для раскопа я выбрал два смежных кургана, рядом с часовней, поставленной на кургане. Внешний вид курганов был тот же, что у сухомесовских и смолинских. В первом кургане (высота 0,40 м, диаметр 16х12 м) погребение находилось в южной части кургана, на глубине 1,10 м, прямо на поверхности материка, лежало два костяка рядом. К сожалению, курган ещё в давнее время был разграблен. Костяки сильно повреждены грабителями, кости одного и того же костяка находились в разных слоях земли, сосуды разбиты, украшения и предметы расхищены. Поэтому выяснить картину погребения детально не представлялось возможным.
Погребены были костяки женщины и ребёнка, не свыше 10 лет. Из положения сильно потревоженных костей можно вывести заключение, что женский костяк лежал головой на восток. Труп был погребён в матерчатой одежде: об этом свидетельствуют тонкие, очень маленькие, бронзовые заклёпки, концы которых, пропущенные сквозь ткань, загибаются на исподней стороне ткани. При костяке находились небольшие бронзовые бусы в виде бочонков, бусы в виде колечек из белой и голубой пасты. Тут же были найдены обронённые грабителями небольшие золотые серьги полулунной формы. В ногах по бокам стояли три глиняных горшка. Один из них, из светло-жёлтой глины с очень большой примесью талька, делающей поверхность горшка серебристой, имел форму урны. Внутренность сосуда хранит ясные следы плетёнки, которая, по-видимому, служила остовом для сосуда. Высота сосуда – 0,23 м, при диаметрах: горла – 0,23, самого широкого места – 0,26 м и днища – 0,12 м. По горлу, борту и у днища сосуд украшен простым меандрообразным орнаментом, нанесённым острым орудием. Два других горшка, меньших размеров, украшены были также простейшим геометрическим орнаментом.
Кроме этих трёх сосудов, стоявших у ног покойницы, были обнаружены черепки и от двух других горшков. Детские кости были тесно перемешаны с костями женщины: труп ребёнка был погребён подле женщины. В слоях, несколько выше человеческих костей, лежали в беспорядке необожжённые кости коровы и нетели (молодой коровы), никаких следов золы, угля и т.п. не обнаружено. На расстоянии не менее 6 м от погребения, в противоположной, северной части кургана был на глубине 0,6 м зарыт совершенно отдельно горшок из серой глины с тальком (высота 0,11 м, диаметр горда 0,12, самого широкого места 0,14, днища 0,08 м). Горло и бочка горшка украшены ломанными линиями из точек. Горшок этот представляет любопытный образец починенного горшка.
Отбитые кое-где края горшка починены были следующим образом: в стенках горшка были просверлены круглые отверстия. В отверстия вставлена плоская тонкая бронзовая пластинка, края которой плотно загнуты на внутренней стенке горшка. Пластинка – скрепа с обоих сторон была обмазана слоем глины и таким образом получился недостающий, довольно прочный край горшка. Те места, где пластинка вставлялась в отверстия, также были замазаны глиной.
На северной границе погребальной ямы была обнаружена тонкая полоска углища.
Соседний с описанным курган обращён на юг (высота 0,22 м, диаметр 13х11 м). Погребение находилось на юго-восточной части кургана, на глубине 1-1,07 м, в яме размерами 1,80х2,15 м, вырытой в материке глубиной в 0,20 м. Границы ямы в том месте, где лежали костяки, т.е. в южной её части, обложены деревом смолистой породы. В яме лежали, опять-таки сильно потревоженные грабителями, два костяка, один в одном, другой – в другом углу. Кости одного костяка были сосредоточены около разбитого горшка из серой глины со сложным орнаментом геометрического характера… Очевидно, горшок стоял в головах покойника. Никакого суждения о положении костяка при погребении было невозможно сделать.
В ближайшем соседстве с человеческими костями, частью смешанные с ними, находились кости лошади, без признаков золы и угля. В противоположном углу могильной ямы стоял маленький изящный горшок из жёлтой глины с тальком, покрытый сплошь вертикально расположенными ломанными линиями чеканного характера. Под горшком, возле него и над ним лежали человеческие кости: куски черепной коробки, берцовая кость, верхнее ребро и др., в сильно потревоженном виде. Кости плохо сохранились. Около черепа было найдено несколько мелких бусинок из белой и голубой пасты, небольшой бронзовый подвесок в виде выпуклого крестчатого креста и несколько бронзовых нашивок и боченкообразных бусинок. Эти предметы были совершенно сходны с найденными в первом исаковском кургане.
6.
Шесть курганов, расположенных 2 – на одном, 4 – на другом, противоположном, берегах озера Смолина, раскопанные в 1924 году, дали совершенно одинаковый способ погребения. Раскопки 1925 года дали также несколько курганов со сходным типом погребения. Н.К. Минко в своих работах 1906-11 годов, несомненно, обнаружил не один десяток погребений подобного типа в том же Смолинском районе…
Суммируя всё сказанное, можно дать такую типичную картину этих погребений.
Под невысокой (не выше 1 м) блюдцеообразной насыпью находится неглубокая (0,20-0,22 м) прямоугольная яма, вырытая в материке. Яма обложена деревом. Иногда это – прекрасный, крепкий сруб, немногим превышающий глубину самой ямы; сруб из лиственницы связан в углах пазами; покрытия сверху деревом сруб обычно не имел, но в некоторых случаях есть указания и на такое покрытие. Иногда это – не сруб, а обкладка могильной ямы деревом, приближающаяся к дощатой. По грунтовой земле были разбросаны всюду, без определённого порядка, сильно пережжённые человеческие кости, в мельчайших кусочках, причём в одном кургане эти кости находились ещё в особом погребальном блюдце. Ямы со срубами находились в сухомесовских курганах на западе, в смолинских – в северной части кургана.
Глубина и размеры могил всюду однообразны. В той стороне могильной ямы, в которой ориентировано само погребение в кургане, находились глиняные сосуды с геометрическим орнаментом, горлом вверх, в стоячем или слегка наклонном положении. Большинство сосудов было разбито и на местах были отдельные крупные части, обычно днища, с прилегающей частью стенок. В некотором отдалении обычно стоял цельный небольшой горшок. Отдельные черепки встречались в разных местах могилы. В 4 курганах из 6 находились ещё погребальные однотипные глиняные блюдца. В 5 курганах возле горшков лежали куски лошадиного мяса из съедобных частей, о чём можно судить по непережжённым частям: лопатка, бедро и т.п.; не встречались – череп, нога и т.п. Никаких других костей животных не найдено, за двумя исключениями: 1) полного скелета собаки в одном и 2) куска кости жвачного животного в другом кургане. Никаких поделок из металла, пасты, камня, стекла и т.д. не найдено, за единственным исключением небольшого кремниевого скребка в одном из курганов.
Обнаруженная картина погребения совершенно соответствует скудным данным о многочисленных раскопках Н.К. Минко в этих же местах…
Труп покойника сжигался на сильном огне вне могильной ямы и вне кургана и затем, когда труп сгорал до того, что оставались только мелкие части костей, эти кости переносились в саму ям и разбрасывались для погребения по всему пространству могильной ямы. При перенесении костей из кострища в яму, вместе с костями, попадались и отдельные угольки, изредка находимые в ямах. Очень вероятно, что с кострища вне могилы кости переносились в саму яму на специальных глиняных блюдцах, находимых в ямах. В пользу этого предположения, между прочим, говорит то обстоятельство, что из 4 блюдцев в курганах в одном находились пережжённые кости, точно такие, как разбросаны по могильным ямам…
Обнаруженный раскопками Минко, Черноскутова и моими 1924 года способ погребения, сколько мне известно из археологической литературы и как подтвердилось в прениях по моему докладу в Институте археологии в Москве, пока не имеет себе полных аналогий ни в одном археологическом районе СССР.
Челябинский способ погребения в яме мелких костей, остатков от сожжённого вне ямы трупа, по своему существу, может оказаться переходным типом погребения, практиковавшимся народом, некогда имевшим совсем другой способ погребения и встретившимся с новым способом погребения у нового народа, оказавшего на народ причелябинских курганов сильное, подчиняющее культурное влияние. В причелябинском курганном способе погребения скрещены в одно два различных способа. Старым способом погребения у изучаемого народа, оставившего после себя сухомесовские и смолинские курганы, вероятно, было погребение целого костяка в грунтовых ямах – очень древний способ погребения, в Европейской России (Донецкий край) предшествующий погребению в катакомбах и срубах, и относимый к самому началу металлического периода. Новым способом погребения, который принёс с собой новый народ, оказавший культурное влияние на народ челябинских курганов, было трупосожжение. Народ челябинских курганов последовал этому новому способу – стал сжигать своих покойников на сильном огне, но не вполне оставил и старый способ: он по-прежнему считал за нужное покойника предавать земле в ямах, по размеру своему явно рассчитанных на целый человеческий труп, но погребался уже не целый труп, а то, что от него осталось – мелкие пережжённые кости. Изменение, таким образом, коснулось не самого устройства могилы (погребение в ямах), не самого процесса переселения покойника в могилу, а только того, в каком виде покойник переселялся в новое жилище. Условия же переселения и само устройство жилища остались прежними.
7.
Шесть курганов указанного типа не дали ни одной металлической вещи и всего одну каменную. Находки Минко и Черноскутова не были богаче на металлические вещи: редчайшие находки этого рода все были из бронзы, и ни одной из железа. Вместе с тем, каждый курган давал не менее 2 предметов керамики. Поэтому единственным материалом для ориентации челябинских курганов во времени и пространстве может служить только керамика – не только те 19 предметов керамики, которые были извлечены мной в 1924 году, но и большое число таких же предметов, иногда совершенно аналогичных, из многочисленных раскопок Минко. Предметы эти были изучены мной в 1923-24 годах и помещены в археологическом отделе Челябинского музея.
Все эти предметы керамики – в особенности, при отмеченном факте ненахождения ни одной железной вещи при раскопках Минко, Черноскутова и моих, - дают ясное показание на бронзовый период для причелябинских курганов описанного типа.
Керамику раскопок Минко и моих можно разделить на 2 отдела: 1) глиняные блюдца и 2) глиняные сосуды.
Глиняные блюдца встречены и Минко, и мною при описанном типе погребения. Ни Минко, ни я не обнаружили таких блюдец в причелябинских погребениях с целыми костяками. Назначение этих блюдец как будто достаточно убедительно обрисовывается из самого существа исследуемого способа погребения. Однако, с одной стороны, встречаются погребения точно такого же типа, т.е. с зарытием пережжённых костей, - и при них нет блюдцев; и, с другой стороны, по словам «Отчёта археологической комиссии» Минко в отдельных случаях находил подобные «блюдца» в курганах, где на дне «ям» находились «несожжённые черепа и отдельные кости». По типу, материалу и технике все блюдца очень близки друг к другу, но не представляют никакого соответствия с находимыми вместе с ними горшками: блюдца сделаны грубо, от руки, иногда в низ прямо чувствуются куски глины, еде-еле и кое-как обработанные в форму блюдца. Почти все они сделаны без обжига. Совершенно очевидно, что это – работа на мертвеца и что блюдца этой формы и типа не употреблялись в действительной жизни, а изготовлялись как предмет ритуального назначения для могилы. Изданных аналогий к челябинским блюдцам я не знаю.
Все глиняные сосуды погребений рассматриваемого типа имеют плоское дно: нет вовсе круглодонных сосудов, как (за 1-2 исключениями) и сосудов баночной формы. Форма челябинских сосудов удивительно устойчива. Она ближе всего подходит к форме сосудов т.н. Придонецкой катакомбной культуры бронзового периода… Формовое сходство их типов представляется несомненным. Но при этом поражает полное несходство их орнамента.
8.
Орнамент челябинских сосудов, нося ярко и полно выраженный геометрический характер, даёт весьма различные стадии этого орнамента от примитивных до классических форм меандра со сложной его разработкой.
Простейший вид челябинского орнамента – это небольшие «городки», прочерченные острием. «Городки» некоторых челябинских сосудов имеют почти подобия в срубных – придонецких сосудах… В челябинских погребениях разбираемого типа непокрытые орнаментом горшки – исключительная редкость, а большинство горшком покрыто не «городками» и их комбинациями, а очень сложным орнаментом, достигающим пышных форм… В одной и той же могиле мы находим горшки с весьма различным орнаментом: рядом с горшками с простейшими «городками» стоят горшки с причудливыми комбинациями меандра, и очень редки случаи, когда в могиле горшки однотипны по орнаменту – сплошь бедны или сплошь богаты.
Насечный и нарезной способ воспроизведения орнамента в челябинской керамике редки. Им воспроизводятся обычно только самые несложные орнаменты.
Переходом к более сложным формам является сделанный чеканом орнамент из «городков», принимающих вид геометрически правильных и геометрически точно вычерченных равнобедренных треугольников в комбинации с равнобедренными же треугольниками меньших размеров, стоящих сторонами на одной ломанной линии. Появляются строго геометрические формы, годные хоть в учебники геометрии: например, комбинация правильных прямоугольных треугольников с волнистой ломаной линией. Вообще, необыкновенная точность геометрических фигур челябинского орнамента составляет одну из его характерных особенностей: они вычерчены людьми, обладавшими немалыми способностями к геометрии, большим чутьём геометрических форм.
Фигуры (треугольники и углы всех видов и измерений, ромбы, трапеции, параллелограммы и т.д.) имеют изысканно-правильный вид, доставляющий геометрическое наслаждение…
Меандр является в челябинском орнаменте одним из излюбленных мотивов. Сначала он появляется в зачаточной форме – в виде вертикальной линии с небольшими горизонтальными линиями-отростками от верхней и нижней её точек в противоположные стороны. Дальнейшей фазой развития челябинского меандра является та, где меандр ещё не имеет правильно средней горизонтальной внутренней линии, придающей орнаменту форму как бы соединения двух горизонтальных рядов – разорванных – треугольников. Эта фаза представлена на очень многих горшках. Затем идёт обычная классическая форма меандра, сначала в своём простом виде.
Завершением челябинского меандра являются те пышные орнаментальные формы, в которые меандр входит как основной элемент, но которые не исчерпываются одним меандром: я нашёл их в курганах Сухомесова и Смолина в типичнейших погребениях исследуемого типа, рядом с погребальными блюдцами. Оба эти орнамента сделаны не только чеканным штампом, но и приёмами выемки. Орнаменты этого типа сложные и затейливые, являются прекрасным соединением меандра в различных вариантах (прямоугольных и ромбических) с треугольниками и выемчатыми прямыми линиями. Они покрывают горшки от шейки почти до днища и очевидно имеют художественным заданием украшение не отдельных частей, а всей поверхности горшка.
Особым, тонким изяществом орнамента, всегда чеканного и изредка с элементом лепки, отличаются, отмеченные археологической комиссией, маленькие изящные горшочки, ставившиеся несколько в стороне от основного инвентаря погребения. Орнаменты на них всегда представляют сложную, тонкую, эстетически значительную разработку меандра и никогда не бывают элементарно геометричны.
9.
Богатый материал форм и орнаментов челябинской керамики, бегло здесь рассмотренный, даёт возможность сделать следующие заключения.
1) В челябинских курганах со срубными (или точнее деревообкладными) погребениями в неглубоких ямах, на дне коих разбросаны мелко пережжённые человеческие кости, отсутствуют вовсе сосуды с круглым или коническим дном, сосуды баночной форы (за 1-2 исключениями), сосуды с верёвочным орнаментом.
2) Основной формой сосудов является та форма, которая является исключительной в придонецких катакомбных погребениях, бронзового периода ранней его поры, но встречаются, на ряду с нею, и формы иного типа, например, с ясно выраженными подставками у днищ.
3) Довольно значительная группа сосудов, и притом этой основной формы, схожей с катакомбными придонецкими, имеет нарезной орнамент, очень близкий к орнаменту придонецких же, но позднейших срубных погребений, сосуды коих по форме, наоборот, значительно разнятся от основного челябинского типа.
4) Орнамент челябинских сосудов отличается большой полнотой и разнообразием геометрических форм, начиная от простейших, носящих «чертёжный характер» геометрических фигур, и кончая сложными орнаментальными построениями, имеющими в основе меандр, причём орнамент чеканный резко главенствует над нарезным.
5) В одной и той же могиле встречаются горшки довольно далёких друг от друга форм и различных рисунков орнамента с различной же степенью искусства в его воспроизведении чеканным штемпелем.
6) Имея различными своими сторонами несомненные аналогии с керамикой Донца, Елецкого края, Тургайской области, Приуралья и Западной Сибири, челябинские сосуды, как формовое и орнаментальное целое, не имеют себе сколько-нибудь полных аналогий ни с одним типом керамики, известны по коллекциям Российского Исторического музея и из литературы по доисторической керамике.
7) При бедности инвентаря челябинских погребений указанного типа, челябинская керамика поражает сложностью и богатством форм и орнамента, а также несмотря на то, что большинство сосудов деланы без помощи гончарного круга, высотою техники и изяществом выполнения.
8) Наличие в одной и той же могиле сосудов со значительно разнящимися формами и с ещё более отличным рисунком орнамента заставляет думать, что в челябинской керамике, извлекаемой из могил одного типа, сказывается значительное число перекрёстных культурных влияний, отчего и керамика представляется перекрёстной и сложной. Возможно, что этот характера керамики объясняется переходным и промежуточным характером челябинской культуры того народа, который погребал своих мертвецов описанным выше способом.
Настоящее место, во времени и пространстве, изучаемой челябинской культуры пока не может быть определено со значительной точностью. Для этого необходимо многое, чем мы пока ещё не располагаем:
1) дальнейшее археологическое исследование Челябинского района; 2) такое же исследование «мостов» - местностей между Челябинским районом и археологическими районами к востоку, западу и югу от Челябинска; 3) опубликование результатов новейшего археологического исследования Западной Сибири, с её культурами Афанасьевской (Минусинский край) и Андроньевской (Красноярский).
До того момента, как это будет сделано, всякое определение может быть только предположительным.
Культура челябинских погребений исследуемого типа, по всей совокупности признаков и по аналогиям с другими культурами, принадлежит несомненно к бронзовому периоду, но не должна быть особенно древней: вряд ли она переходит за тысячелетие вглубь от начала нашей эры и вероятнее всего она насчитывает около 3000 лет существования. Что культура не может быть отнесена к более ранним порам бронзового периода, доказательством этому служит богатство керамики в челябинских погребениях. Богатство это выражается и в сложном обилии предметов, и в их разнообразии, и в совершенстве техники, и, наконец, в сложности и разнообразии орнамента. Всё это характерно для поздних пор бронзового периода и, наоборот, не имеет, по множеству причин, места в более ранних его порах.
Представляется несомненной связь челябинской культуры с Западом – с придонецкими культурами бронзового же периода, но, быть может, более ранних, чем челябинская (таковы культуры катакомбная и трубная). Неоспоримы указания и на то, что челябинская культура «смотрит» вместе с тем и на Восток – имея, например, точки соприкосновения с недавно открытой Андроньевской культурой Красноярского края. Наконец, есть прямые указания на соприкосновение челябинской культуры с югом (например, сходство с тургайскими орнаментами)…
Небольшой район, лежащий над г. Челябинском и расположенный вокруг озёр Смолина и Исакова и близ озера Синеглазова, даёт картину большого археологического интереса. Он был населён и обитаем с глубокой древности. Это обитание человеком причелябинского озёрного района началось ещё с эпохи, когда на берегу озера Смолина человек выделывал орудия из кремня. В 1925 году, как было сказано мной, в юго-западном углу теперешнего озера Смолина, была на отмели, недавно лишь освободившейся из-под воды, обнаружена целая мастерская орудий из кремня. Были обнаружены в большом числе кремневые ножички, скребки, молотки, навертыши и огромное число кремневой «щепы» и «стружек», осколков, прямых следов работы над кремнем… Были отдельные находки кремневых орудий и в других местах по берегу озера.
К ранней поре бронзовой эпохи, возможно, принадлежит могила в кургане с сожжением трупа, раскопанная мной в 1925 году на юго-западном берегу озера Смолина, в 1 ½ - 2 верстах от воды, на верхней из террас, спускающихся к озёрной котловине.
К поздней поре той же эпохи относятся обильно встреченные погребения, подробно описанного здесь типа, на западном и восточном берегах озера Смолина.
Среди курганов этой поздней поры бронзовой эпохи, на западном берегу озера, вкраплены курганы с погребениями совсем других эпох. Таково погребение с песчаниковым треножником, обнаруженное Минко. Таково типичное погребение весьма поздней железной эпохи (с целым костяком, головою на север, лицом на восток), разрытое мною в 1925 году, между курганов поздней поры бронзовой эпохи.
Описанные в настоящей работе два кургана на южном берегу озера Исакова указывают, может быть, на ещё более позднюю пору бронзовой эпохи.
Н.К. Минко в районе озера Исакова и Синеглазова раскопал несколько курганов, которые бывшая Императорская археологическая комиссия определила как «скифо-сарматские». Наконец, в том же районе, по заключению той же комиссии, были раскопаны Минко курганы VII-VIII веков.
Таким образом, в небольшом причелябинском озёрном районе мы встречаем памятники, говорящие о населённости этого района, начиная с эпохи выделки кремневых орудий, в течение бронзового периода и до весьма поздней поры (VII-VIII вв.) железного.
Можно только желать, чтобы начатое исследование этого интересного археологического района продолжалось и далее, планомерно и безостановочно.
Д. чл. УОЛЕ С.Н. Дурылин
Источник: Дурылин С.Н. Раскопки под Челябинском // Записки УОЛЕ, т. 40, вып. 2, 1927.
В публикации использованы фотографии из фондов Государственного исторического музея Южного Урала.
Читайте также:
- Курганы и городища в Шадринском уезде Пермской губернии и находки в них
- Кичигинские курганы
- Урал из космоса: археологические памятники
