Жизнь Павла Бажова трудно разделить по простейшему черно-белому принципу: после радости – неприятности, негатив обязательно сменяет позитив и т.п. Биография знаменитого писателя состоит из малоизученных периодов, или полос, по выражению самого Бажова. Духовная полоса (учеба в семинарии), полоса гражданской войны, крах с книгой о строительстве Бумкомбината, работа советским цензором… Уже в новом веке, к очередному юбилею писателя в Екатеринбурге был снят телефильм, авторы которого утверждают, что в 1930-е годы Бажов попал в опалу только из-за доносов одного свердловского «писателя», который мстил Павлу Петровичу из идейных побуждений. На самом деле, это далеко не соответствует действительности. Той сложной, драматической действительности.
Итак, пройдемся по тайным бажовским полосам…
«...Приехали на старый вокзал в Пермь. Стрельба со всех сторон. Мы окружены. Выскочил на обледенелую площадку. Меня кто-то прикладом. Свалился. Очнулся. Темно, не разбираю, где я, нащупал бутылочную бомбу. «Слазь!»- крик. Повели нас на Ленскую улицу...»
Эта краткая запись, сделанная Бажовым по памяти, много позже после описываемых драматичных событий, помогает нам сегодня дополнить картину сдачи Перми колчаковцам в декабре 1918 года. Событие быстро получило тогда название «пермская катастрофа». Бажов попал в переделку, будучи редактором красноармейской «Окопной правды».
Но на рассвете следующего дня ему чудом удалось бежать, когда из тюрьмы повели «в расход» очередную группу пленных. Об этом неизвестном «визите» писателя в Пермь, а также о некоторых других замалчивавшихся ранее фактах из биографии писателя я попросил рассказать многолетнего члена ученого совета Екатеринбургского мемориального дома-музея П.П. Бажова Нину Викторовну Кузнецову. Она всю жизнь посвятила изучению творчества Павла Петровича. А впервые встретилась с ним в июле 1947 года, еще в студенчестве, когда писала диплом. Свою первую бажовскую работу.
- Сам Павел Петрович определял свою жизнь по полосам. Так что интересно: самые «темные», самые драматичные полосы связаны именно с Пермью. Посмотрите сами. «Духовная полоса» (учеба в Пермской духовной семинарии) практически не использована, а сколько впечатлений о том времени было у писателя... «Краснокамская полоса» жизни Бажова: тоже все наперекосяк, еще одно «белое пятно».
И «полоса» гражданской войны для писателя рухнула из-за репрессий в период «культа личности».
Дом-музей П.П. Бажова в Екатеринбурге
Духовная «полоса»
Действительно, почти не исследованной остается «духовная полоса» жизни знаменитого сказителя. Объяснение можно найти простое: в зрелые годы его пугала семинария...
Уже в юности наш бурсак тянулся к литературному труду. Чем он занимался в те годы? Как он сам позже вспоминал, - «мелким репортажем в пермских газетах, корректурой». Жилось семинаристу непросто, он вынужден был прирабатывать.
- Я начинала исследовать работу юного Бажова в пермских газетах, - сказала мне Нина Викторовна. - У него было несколько псевдонимов, всего мне известно около двадцати. «Ритор», например, - это прозвище его. Позднее появится «Чипонев», что означало: «читатель поневоле», так он подписывался чаще всего под библиографическими заметками...
Н. В. Кузнецова справедливо ожидала от пермских краеведов продолжения исследования. Мне также было известно несколько бажовских псевдонимов: П. Деревенский, П.Осинцев (по девичьей фамилии своей матери), Днев, Огнев. Иногда он подписывался инициалами: П.Б. Егор Колдунков - с таким псевдонимом-синонимом вышла его ранняя повесть «Зеленая кобылка». Конечно, это еще не все, изучение газетных публикаций Бажова нужно продолжить.
Что касается неиспользованности темы религии, то в этом моя собеседница и права, и нет. Мало кто знает, что Бажовым был, например, записана полубыль-полулегенда про «водолазов». Очень страшная «сказочка»... (Прочитать ее можно на сайте «Ураловед»).
Водолазами называли священников, которых взбунтовавшиеся уральские крестьяне (например, в ходе «картофельных бунтов») протаскивали за волосы подо льдом замерзшей реки, или окунали в колодец, добиваясь от них правды. А правда нужна была такая: где та царская бумага с «золотыми строчками», по которой мужикам послабление будет (причем есть разные варианты требований крестьян)...
Примечание. Картофельные бунты начались в 1841 году в ряде волостей Осинского уезда. Крестьяне отказывались проводить общественные посадки картофеля, видя в них форму барщины на помещика, которому их, якобы, продали. Губернатор И. И. Огарев выезжал с воинской командой на место беспорядков, как пишет историк В. В. Мухин, губернатору удалось путем личного убеждения прекратить волнения, однако 20 наиболее упорных крестьян были подвергнуты «полицейскому исправлению, то есть, порке. Порядок был восстановлен, беспорядки прекратились, чтобы... через год повториться вновь в других уездах, Камышловском, Ирбитском и Шадринском.
И ведь дело-то происходило не в годы гражданской войны, когда священство избивали, уничтожали, топили в Каме десятками, - а в середине «спокойного» XIX века. Первый раз история о «водолазах» была опубликована В. Бирюковым (со ссылкой на Бажова) в сборнике дореволюционного фольклора Урала в 1936 г. От составителя есть там любопытное примечание про то, что тов. Бажову во фронтовой обстановке 1918 г. удалось услышать историю обоснования такого «необычного употребления слова» (!)
Но проверить, было ли это «творимой легендой», личным художественным вымыслом рассказчика, красного партизана, или имело широкое распространение на деле, - краеведу не удалось... Страшная история была переработана Бажовым в сказ «Про водолазов»; опубликована в журнале «Огонек» в 1951 году, в 16-м номере, вошла она и в собрание сочинений П.П. Бажова.
Примечание. Еще одно размышление Бажова на ту же тему народной религиозности: «Был у меня один знакомый - бывший комиссар финансов... в районном масштабе. Казалось бы, интеллигентный человек. Так он в 1918-м приехал в свое село, пошел в церковь, надел на себя ризу и сплясал в алтаре. Вот ведь какая психология. И люди-то ведь были неплохие...»
Шесть лет, проведенные Павлом Бажовым в Пермской семинарии (1893-1899), плюс восемнадцать лет учительства в духовных учебных заведениях епархии дали ему очень многое. Такая школа не могла пройти бесследно. И в советские годы духовный опыт нередко «пробивался» в его произведениях, подспудно определял поведенческую модель, сам образ жизни. При том, что ему, как журналисту партийной печати - в 1920-е годы он работал в «Уральской областной крестьянской газете» - приходилось писать и публиковать атеистические заметки.
В жестокой мясорубке
О счастливом освобождении Павла Петровича из колчаковской тюрьмы известны разные версии, из них самая залихватская и самая фантастическая запущена пермским краеведом А. Шарцем, кстати, лично знавшим писателя. Якобы в освобождении участвовала агентура красных, была продумана многоходовая комбинация и т.д. Никакого заговора, большевистских агентов, однако, не было. То есть никаких этаких романтических обстоятельств. Просто оказалась невнимательна охрана тюрьмы. Кстати, есть сведения, что часть документов была спрятана руководителями отступавших красных войск, вскоре погибших. Может, архив еще и обнаружится, и тогда мы узнаем, что за договоренность была у большевиков с генералом Гайдой.
После освобождения Бажов бежал все же в Екатеринбург (это при белых!), где у него жила семья: трое детей, жена, находившаяся в родовой горячке... Там Павлу Петровичу выправили новые документы на фамилию «Бахеев» (на самом деле это была его родная фамилия, только коряво написанная секретарем) и отправили в направлении Омска, в Камышлов...
Старик умел молчать - и его осторожность была небезосновательна. На Бажова «стучали», и не раз; к счастью, доносчик по камышловскому периоду жизни оказался не очень прилежным.
Как считает уральская исследовательница Л.М. Слобожанинова, «полоса войны гражданской» оказалась «продолжительной и жестокой, порой изнурительной для семьи Бажовых, где были маленькие дети». Какое-то представление о том, что испытал человек в этой «мясорубке», в колчаковском тылу, может дать бажовская повесть «За советскую правду». Сам автор убеждал читателей, что выдумки в его произведении почти нет, даже не изменены названия мест и имена действующих лиц. «Оставшиеся в живых могут узнать себя...», - надеялся Павел Петрович.
Нетрудно узнать в подпольщике Кирибаеве «литературного двойника» Бажова. И вот что интересно. Первое издание повести вышло в 1926 году. Раньше писателя критиковали за то, что он не смог показать подлинный героизм подпольщиков, организаторское умение большевика и т.п. (подобные требования выдвигались партийными функционерами часто, вспомним историю со вторым вариантом романа «Молодая гвардия» А. Фадеева).
Сегодня исследователи бажовского творчества выступают за новое прочтение раннего произведения писателя. У них словно открылись глаза, и подлинный смысл повести, гораздо более глубокий и сокровенный, дошел, наконец, до нас. Суть в том, что Кирибаев-Бажов видит все, отмечая зверства обеих воюющих сторон. Не проходит он мимо и позиции старообрядцев, живущих в том таежном селе, где создается партизанский отряд. «Кержацкое» население не поддерживает ни белых, ни красных. Сам писатель пишет в предисловии: «...Картины зверств обезумевших генералов и атаманов, дикие выходки спившегося офицерства, заячье метание эсеров и героизм сибирского крестьянина, вышедшего с топором против пехоты, с кольями против кавалерии, с деревянной пушкой против артиллерии, - все это невольно притягивает внимание и укладывается в яркие, незабываемые образы...»
Отметим еще, что в 18-м году Бажов вступил в партию большевиков. Во время «пермской катастрофы» он служил 29-й дивизии не просто редактором газеты «Окопная правда», но был и заведующим информотделом, секретарем партячейки. Так что в колчаковском плену его ждала верная смерть... если бы не счастливое избавление.
Частично обстоятельства его спасения, и главное, психологическое состояние беглеца, можно представить по его собственному воспоминанию об одном рассказе, опубликованном им в «Окопной правде». Однажды какой-то красноармеец прислал рассказ, озаглавленный корявым почерком: «В карасинке». Оказалось, это рассказ о том, как боец вырвался из плена. Вошедшие в город белогвардейцы загнали всех пленных в Нобелевский керосиновый склад. Бажов говорил своему первому биографу Л. Скорино об этом красноармейце так, как будто о себе, право слово: «...Переживания в «карасинке», радость, когда выбрались. И рассказано живыми, свежими словами. Да, иной раз Эолова арфа превосходит произведения композиторов». (Эол у древних греков - повелитель ветров, здесь: не выдуманное, стихийное творчество).
В том же 18-м году где-то возле нобелевской «карасинки» был расстрелян и закопан в мотовилихинскую землю (по одной из версий) Михаил Романов, последний царь русский.
Краснокамская «полоса»
C Бумстроя Павел Петрович вырвался чудом, приехал испуганным, деморализованным. Что же там произошло?
Книга по Бумкомбинату так и не вышла, хотя была проделана огромная подготовительная работа. В краснокамский период жизни писателя вмешались и политический, и очень больной личный мотив...
Бажов приехал в Краснокамск из Свердловска по направлению «Гослестехиздата». Надо сказать, строительство объекта, как и всего поселка, велось рывками, в сложных условиях. Первые изыскания и начало строительства относятся к концу 1920-х лет. Из-за плохого планирования объект был законсервирован, в середине 1930-х стройку пришлось «размораживать». На Бумстрое будущий автор знаменитых сказов собрал богатый материал для книги. Он беседовал со всеми руководителями, с «иноспецами» (иностранными инженерами), с простыми строителями, недавними крестьянами, многие из которых были раскулачены.
Материал-то богатый, но вся беда в том, что именно эти категории строителей Камского комбината вскоре попали под каток сталинских репрессий. Даже по этому признаку видно, что выбор писателя точен, им приглашены для бесед люди, наиболее интересные, со своими нестандартными мыслями с непростыми судьбами.
Книгу, за выпуск которой отвечал тов. Бажов, хотели написать быстро, в течение нескольких месяцев. Но «сделать» сборник «социалистическими темпами» не удавалось, в конечном счете, она так и не вышла. По очень простой причине: авторы «пропали». Сохранился протокол совещания при управлении строительства Камского целлюлозно-бумажного комбината. Там черным по белому написано: «Все материалы должны быть подготовлены и переданы в редакционную комиссию не позднее 1 июля 1935 г.» Ничего из этого не получилось. Почти все присутствовавшие на «историческом совещании» - это т.т. Кроненберг, Мельцер, Буранин, Грингоф, Соколов, Прозоров и приглашенные лица - были арестованы. А это все первые лица, они же, по плану Бажова, назначались ответственными за свои разделы сборника. В редколлегию книги был включен и начальник строительства, он же - директор Камского бумкомбината Я.И. Горячев.
Сам Павел Петрович взял на себя подготовку и написание двух (из семи) разделов сборника. Один из них назывался «Как мы жили и работали». Увы, свои рабочие записи писателю пришлось уничтожать, потому что честный и беспристрастный рассказ о том, «как мы жили и работали» в тех условиях автоматически становился обвинительным материалом против самого автора и против его героев-строителей. Сплошь «троцкисты-двурушники», «контрреволюционеры», «вредители» и «враги народа».
Не помогло и то, что вопрос об издании специально рассматривался на бюро Краснокамского горрайкома ВКП (б). Заслушав докладчика, им был П.П. Бажов, члены бюро отметили, что «подготовка книги о Камбумстрое... крайне затянулась, ...до сих пор еще большинство авторов статьи свои не написали». Горрайком партии утвердил редколлегию и примерный план книги с внесенными в него изменениями и дополнениями. Бесполезно. Сам директор Горячев был арестован в 1937 году, «подвергался изнурительным допросам» (что подтверждается свидетельством бывшего сотрудника Пермского горотдела НКВД Мелехова). Постановлением Особого совещания при Народном Комиссаре Внутренних Дел СССР от 27 августа 1940 года Я.И. Горячев был осужден на восемь лет исправтрудлагерей, и вместе с ним по сфабрикованному делу получили разные сроки заключения еще семь руководителей стройки. Писатель Бажов в 1937 году остался на свободе, но был исключен из партии, и больше года не мог найти работу.
Замысел Бажова прочитывается в строках пламенного обращения членов редколлегии несостоявшейся книги к будущим авторам:
«...В книге должно быть отражено, что Камбумстрой является большой школой по подготовке новых кадров, сознательных строителей социалистического общества».
Бажов хотел «...показать образцы борьбы за высокую производительность труда в результате применения новых методов в работе; показать роль инженеров и техников в строительстве и монтаже».
Бажов и его единомышленники собирались повести разговор также «об условиях жизни и быта людей на новостройке и о преодолении трудностей, имевших место в ходе строительства».
Главная трудность заключалась в том, что арестовывали самых толковых, самых способных. Таких, как молодой мастер Леонид Липатов, будущий заслуженный строитель, Герой Соцтруда. Он отсидел два года. За что? В те годы чаще наказывали за «контрреволюционную деятельность», а самое распространенное содержание такого приговора содержало в себе вредительство, выступления против ускорения сроков, против стахановских методов и т.п.
«Вы протаскиваете предельщину, которая подрывает основу стахановского движения!» - это обвинение превращало человека в носителя враждебной идеологии.
Один из старых специалистов писал о периоде пуска Камского бумкомбината:
«...Здесь даже появилось такое ходячее выражение: «Пустить можно, работать нельзя».
Несмотря на его цинизм, это было верно (нет отопления, освещения, уборных, жилья...). И вот, несмотря на это, комбинат все же пускали, и надо сказать, при существовавшем тогда положении... рабочие и ИТР действительно жертвенно, героически работали и хотели пустить комбинат...»
Правда, написаны эти строки автором уже за решеткой, по рядам строителей прошли повальные аресты. (Цит. по книге «Политические репрессии в Прикамье 1918-1980 гг)».
Лишь некоторые рассказы о драматических судьбах краснокамских первостроителей вошли в неоконченную повесть П.П. Бажова «Через межу».
* * *
...Совершенно неожиданный зигзаг произошел в посмертной биографии сказителя. Бажов стал... культовой фигурой для участников Рериховского движения, современных богоискателей, изучающих восточные религии. И не просто изучающих, но делающих попытки «скрестить» «Агни-йогу» с христианством, «Живую этику» с православием и даже, как видим, с уральскими сказами Павла Бажова.
Дело в том, что на Южном Урале, в Челябинской области, с 1993 года устраиваются Бажовские фестивали. Организаторы - экополис «Беловодье», фонд культуры и Уральский Рериховский центр. На одном из фестивалей удалось побывать и автору этих строк, но тогда Бажовское движение еще только зарождалось. Сувенир - миниатюрная коллекция уральских самоцветов, с символикой Бажовского фестиваля, до сих пор греет душу при одном взгляде на него. А в 95-м году, уже без меня, фестиваль собрал, говорят, уже более 5000 человек!
Хозяйка медной горы - центральный символ встреч «рериховцев». Они издавали свою газету «Атлантида», сочинили гимн. Есть там такие складные слова: «...Зовет Урал-магнит, давайте соберемся и сопоставим все, что время нам дает. Бажов и Аркаим, преданья Зороастра, и все, о чем душа тебе поет».
Примечание. Заратустра или Зороастр (древнегреч.) - пророк и основатель иранской религии зороастризма, посредник между богом и людьми; в средние века считался магом и астрологом. Большинство ученых признают его реальным лицом и относят к 10-6 векам до н.э. Первоначально выступал с проповедями на родине, в Иране, но был изгнан своей общиной, в изгнании убит своим преследователем. В одних текстах 3. изображен культурным героем, основателем социальной структуры общества; в других - провозвестником таинств новой веры и спасителем не посвященного в высшие истины человечества. Главное в его проповедях - учение о зависимости миропорядка и справедливости от свободного выбора человека, о необходимости активного участия человека в борьбе добра со злом.
Встречи, о которых я вспоминаю, проходили в живописных предгорьях Урала, где люди просто отдыхали на лоне природы, у чудного озера Чебаркуль... Нет, не просто: они изучали эзотерический смысл бажовских сказов. А также создавали свои тексты на их темы, творческие композиции в разных жанрах. Прочесть и использовать сказы по-новому надоумил организаторов, конечно, «гуру» - Николай Рерих. Еще в 1943 году он писал: «Интересны Уральские сказы. Целина необъятной земли открывает несчетные сокровища. Сказочная хозяйка Урала знает, что пришло время возвысить народы, помыслившие об общем благе...»
Между прочим, эмблема Рериховского общества - крылатый огненный конь над горными вершинами. Вам что-нибудь напоминает? Ну, конечно, бажовский сказ «Иванко Крылатко». Есть и легенда про племя чудь, ушедшее под землю. А тут еще Зороастр. На очень патриотичный рериховский текст хорошо ложится миф о том, что где-то на Урале рожден мудрый Зороастр - пророк Заратустра. Эпиграфом же на приглашении участникам была выбрана цитата из Бажова: «...Будет и в нашей стороне такое времячко, когда ни купцов, ни царя даже званья не останется. Вот тогда и в нашей стороне люди большие да здоровые станут. Один такой подойдет к Азов-горе и громко скажет «дорогое имячко»... И тогда выйдет Чудь из-под земли со всеми сокровищами человеческими...» Осмелюсь напомнить, все же, что говорит это у Бажова, в его раннем сказе «Дорогое имячко», соликамский казак, раненный в схватке с вражиной. Так вот казак этот мысль мудрую изрек перед своей кончиной: «Отнимут, поди-ка, люди у золота его силу».
Памятник на могиле Павла Петровича Бажова в Екатеринбурге
Что и говорить, чудны дела твои, Господи... Все смешалось в бажовском родном доме. На языке «рериховцев» это, однако, называется: взаимопроникновение культур Востока и Запада. Современные богоискатели, приземлившиеся на заброшенную «духовную полосу» Павла Бажова, на самом деле помышляют «прорвать хрестоматийный глянец», отказавшись от социального толкования уральских сказов. Наверное, про них сказано у Бажова: «Были они не руськи и не татара, а какой веры-обычая и как прозывались, про то никто не знат!» Как бы отнесся к этим попыткам сам Павел Петрович, можно только предполагать, или... бажить. Фамилия-то писателя произошла от этого словечка - «бажить», «божиться». Об этом сообщила мне дочь Бажова, Ольга Павловна, с которой мы беседовали в Свердловске в 1970-е годы. Оказывается, в предках у них был священник, а отец будущего сказителя стал мастеровым, но иконы в сысертском доме висели, вспоминала дочь. Она, правда, добавила, что учиться в духовное училище родители отдали Павла потому, что обучение там меньше всего стоило.
Не отдали бы, если б были безбожниками. Так мне думается сейчас...
Использованные источники:
Собрание сочинений П.П. Бажова в 3-х т., М., 1976.
П.Бажов. Дальнее-близкое. Свердловск, 1949.
Л.Скорино. Павел Бажов. СП, 1947.
Л.Слобожанина. Сказы- старины заветы. Е-бург, 2000.
Воспоминания о П. Бажове. М., 1978.
А.Бажова-Гайдар. Глазами дочери. М., 1978.
Журнал «Огонек», 1951 год, 16-м номер. Про водолазов.
«Политические репрессии в Прикамье 1918-1980 гг)».
Архив Краснокамского бумкомбината.
Личный архив автора.
В.Ф. Гладышев,
председатель общества «Пермский краевед», член Союза писателей России.
Читайте также:
